Айзек Азимов - Немезида (пер. А. Андреева)

— Значит, и Эритро существует уже десять миллиардов лет.

— Совершенно верно. Звездные системы образуются раз и навсегда, а не по частям. А почему тебя это интересует?

— Мне непонятно, почему за десять миллиардов лет жизнь на Эритро так и остановилась на стадии прокариотов. — Зивер, здесь нет ничего непонятного. На Земле после возникновения жизни первые два-три миллиарда лет тоже существовали только прокариоты. На Эритро плотность энергии, излучаемой светилом, намного меньше, чем на Земле, а для образования более сложных организмов нужна энергия. Эта проблема очень детально обсуждалась на Роторе.

— В этом я не сомневаюсь, — сказал Генарр. — Только ваши дискуссии, очевидно, так и не дошли до обитателей станции. Я думаю, все мы слишком заняты нашими частными делами и проблемами — хотя все, что относится к прокариотам, тоже наша проблема.

— Если уж ты заговорил об этом, то и мы на Роторе в свою очередь почти ничего не знаем о станции.

— Да, мы оказались в какой-то степени в изоляции. Но, Юджиния, не забывай, что в работе станции нет ничего сенсационного. Станция — это всего лишь производственное предприятие, и меня нисколько не удивляет, что ее почти не упоминают в роторианских новостях. Все внимание роториан привлечено к строящимся поселениям. Ты не собираешься переселиться на одно из них?

— Ни за что. Я роторианка и не собираюсь оставлять Ротор. Извини за откровенность, но и здесь меня бы не было, если бы не необходимость. Мне нужно сделать ряд астрономических наблюдений на вашей обсерватории, база которой намного стабильнее роторианской.

— Об этом мне сообщил Питт. Мне приказано оказывать тебе всяческое содействие.

— Хорошо. Я уверена, ты не откажешь мне в помощи. Между прочим, ты сказал, что вы стараетесь избежать проникновения прокариотов на станцию. Насколько успешно? Вода здесь безопасна, ее можно пить?

— Очевидно, безопасна — ведь мы ее пьем. На станции нет прокариотов. Вся поступающая на станцию вода — и не только вода — обеззараживается сине-фиолетовым светом, в считанные секунды убивающим прокариотов. Коротковолновые фотоны такого света несут слишком много энергии и быстро разрушают важнейшие структурные элементы этих крохотных клеток. Впрочем, даже если какое-то количество прокариотов и попадет на станцию, вреда от них не будет — насколько мы можем судить, они не ядовиты и вообще безвредны. Мы проверили на животных.

— Это уже лучше.

— У этой медали есть и оборотная сторона. Наши микроорганизмы не способны на поверхности Эритро конкурировать с местными прокариотами. Во всяком случае, когда мы попробовали высеять наши бактерии в почву планеты, ничего не получилось — они не росли и не делились.

— А многоклеточные растения?

— Мы пытались выращивать и их, но результаты оказались весьма плачевными. Должно быть, все дело в особенном свете Немезиды. Внутри станции на почве и воде планеты мы выращиваем великолепные растения. Конечно, обо всем мы сообщали на Ротор, но я сомневаюсь, чтобы эти данные широко публиковались. Как я уже говорил, роториан наша станция не интересует. Точнее, мы не представляем интереса для грозного Питта, а на Роторе его слово решает все, не так ли?

Генарр говорил с улыбкой, но улыбка получилась немного натянутой.

Интересно, что бы сказала по этому поводу Марлена? — подумала Юджиния.

— Питта нельзя назвать грозным, — возразила она. — Иногда он слишком настойчив и напорист, но это ведь не одно и то же. Знаешь, Зивер, когда мы были молодыми, я всегда думала, что комиссаром будешь ты. Ты был невероятно способным.

— Только был?

— Я уверена, что и сейчас ты такой же. Но тогда у тебя были оригинальные мысли, своя политическая концепция. Я слушала тебя с восторгом. Во многом ты был бы лучшим комиссаром, чем Питт. Ты бы прислушивался к мнению других и не настаивал на том, чтобы все беспрекословно подчинялись тебе.

— Именно поэтому я был бы плохим комиссаром. Видишь ли, у меня нет никакой конкретной цели в жизни. Просто у меня часто возникает желание делать то, что мне кажется правильным в данный момент; я только надеюсь, что в конце концов из этого получится что-то мало-мальски стоящее. Напротив, Питт всегда знает, чего он хочет, и добивается этого всеми способами.

— Зивер, ты неверно его оцениваешь. У него твердые убеждения, согласна, но он очень рассудителен и благоразумен.

— Конечно. В рассудительности ему не откажешь. Какую бы цель Питт ни преследовал, он всегда найдет абсолютно благовидные, безукоризненно логичные, весьма гуманные доводы. Он может придумать их в любой момент, и при этом будет казаться очень искренним даже самому себе. Я уверен, ему всегда удается убедить человека в необходимости сделать то, что сначала тому делать вовсе не хотелось. При этом он действует не приказами или угрозами, а терпеливо и настойчиво обращает в свою веру, используя очень разумные аргументы.

— Ну что ж… — неуверенно попыталась возразить Юджиния.

— Я вижу, ты и в самом деле немало натерпелась от его рассудительности. Значит, ты понимаешь сама, насколько хорош Питт как комиссар. Не как человек, а как комиссар.

— Я бы не назвала его плохим человеком, — сказала Юджиния, слегка покачав головой.

— Ну хорошо, не будем спорить. Я хотел бы встретиться с твоей дочерью. — Генарр встал. — Может быть, ты разрешишь нанести вам визит сегодня вечером?

— Это было бы чудесно.

Генарр проводил ее взглядом; улыбка постепенно сошла с его лица. Юджиния хотела вспомнить их молодость, а он не нашел ничего лучшего, как сразу же напомнить ей о муже — и она замолчала. Генарр вздохнул про себя: видно, он еще не утратил уникальную способность собственными руками разрушать свое счастье.

Глава 27

Юджиния сочла необходимым предупредить Марлену:

— Его зовут Зивер Генарр, — сказала она. — Если ты захочешь обратиться к нему, называй его командором — он руководит всей станцией.

— Конечно, мама. Если это его звание, то я так и буду обращаться к нему.

— И я хочу, чтобы ты не ставила его в затруднительное положение.

— Я не буду.

— Это так просто, Марлена, ты же знаешь. Слушай только то, что он будет говорить, и не делай никаких поправок на язык жестов. Пожалуйста, я прошу тебя! В колледже и какое-то время после мы были друзьями. Мы и сейчас друзья, хотя не виделись все десять лет, которые он провел на станции.

— Мне кажется, вы были не только друзьями.

— Слушай, что я тебе говорю, — настаивала Юджиния. — Я не хочу, чтобы ты наблюдала за ним я говорила, что он на самом деле имеет в виду, или думает, или чувствует. К твоему сведению, мы всегда были только друзьями и уж во всяком случае не любовниками. Мы нравились друг другу — как друзья. Но, после того как появился твой отец… — Юджиния покачала головой и сделала неопределенный жест рукой. — И будь поосторожнее в выражениях, если речь зайдет о комиссаре Питте. У меня такое ощущение, что командор Генарр не доверяет комиссару Питту…