Олег Верещагин - Новое место жительства

   И знаете что? Это не выглядело ни съёмками фильма, ни выездом ролевиков. Ролевиков я навидался тучу, как снимают фильмы — тоже видел. Мог сравнить честно и беспристрастно.

   Так вот. Это просто куда‑то ехали люди. Привычно, как всегда.

   Странными были только лица, которые я разглядел, когда они подскакали поближе. Странными именно потому, что лица оказались совершенно обычными физиями, каких полно по вечерам в любой песочнице, разве что очень, до коричневинки, загорелыми. И именно поэтому я напрягся — как будто вошёл в чужой двор и нос к носу столкнулся с вылезшей из песочницы компанией.

   Но Юрка был совершенно спокоен. Он улыбался, а глаза были какими‑то тёплыми, растроганными, что ли?

   Шагах в десяти от нас передний всадник, бросив поводья знаменосцу, ловко — прямо на ходу, перекинув ногу перед собой через седло — соскочил наземь и я увидел, что он тоже улыбается. У него был широкий пухлогубый рот, зеленовато–серые, потемней моих, с прищуром глаза и старый уродливый шрам во весь лоб.

— Ты же только ушёл, — сказал он, сдёргивая высокую перчатку–крагу.

— Я ухожу и я возвращаюсь, — сказал Юрка нейтральным тоном. Они с подошедшим к нам всадником пожали друг другу предплечья… и я подумал немного нервно, что, кажется, отношения между ними — кто бы ни был этот всадник — не очень… но вслед за этим Юрка и этот парень обнялись. Крепко. — Владька, это Ян. Ян Баяндин, полевой князь Яснополья. Ты про него уже слышал. Ян, это Владька, мой двоюродный брат и, наверное, новый помощник.

   Так вот он какой, этот Ян, подумал я, пожимая протянутое мне предплечье. Это было непривычно, но в то же время в этом было что‑то более… ну, более благородное, что ли, чем в обычном рукопожатии. Прищуренные глаза Яна обежали меня всего.

— Ну что ж, — сказал он. — Мы рады гостям. Особенно рады тем, кто не просто живёт тут, а встаёт в наши ряды.

— Э, — вмешался Юрка, тут же развеивая ощущение чего‑то средневекового, возникшее у меня, — он не в твои ряды. Он в мои ряды.

   Ян звонко рассмеялся и, качая головой, махнул рукой — ему подвели коня. Он взлетел в седло, не коснувшись стремян, и крикнул:

— Ну, увидимся! — вскинул ладонь — и кавалькада исчезла за деревьями.

— Глаза сломаешь, — грубовато сказал мне Юрка через полминуты — я зачарованно пялился вслед всадникам, хотя их давно уже скрыла зелень, даже топот копыт стал не слышен. — Влюбился?

— Ты что плетёшь?! — возмутился я. Юрка покачал головой:

— Не понимай это слово так однобоко… Влюбился, конечно. В него нельзя не влюбиться. Но смотри. Опасная любовь…

— Не треплись, объясни, что к чему, раз уж меня назначил себе в помощники! — сердито рыкнул я.

— А что тут долго объяснять? Ян — полевой князь, — Юрка уже бодро шагал по тропинке. — Воин. Воевать тут пока что есть с кем, что впереди — вообще толком не известно. Собственно, он и был тут полным предводителем, когда мы в это влезли. В общем, у нас крепкая дружба и непрерывный конфликт. Между его Думой и нашим Орденом.

— Ещё подробней, — кивнул я. — Я пока ничего не понял. Почти.

   - Jeasas, Mary, Tom, Dick, Jeremy… — пробормотал Юрка по–английски с недовольной гримасой. — Ну Дума. Ну Орден. Названия такие. Красивые. Вместе осваиваем мир вокруг. Только сложилось так, что Ян выстраивает структуру управления, а мы — систему освоения. У тебя по обществознанию что?

— Иди ты в… Карнеги–холл, — посоветовал я кузену и продолжал задумчиво: — Значит, ему нужна власть и подвиги, а вам — знания и приключения. Так?

— Очень точно сформулировано, даже для тупых понятно, — без насмешки ответил Юрка. — Только вот умные люди как раз этого часто не понимают.

   Я как раз хотел спросить — какие формы принимает конфликт. У меня даже зародилось нехорошее ощущение, что арбалетную стрелу Юрка словил… Но в этот момент лес кончился. Мы вышли на опушку — в каком‑то полукилометре от жилищ.

   Честно говоря, я сильно разочаровался, увидев посёлок.

   Я сперва даже не понял, что это и есть — посёлок. Просто был примерно полутораметровый частокол на такой же высоту валу, а внутри — кольцо из зеленеющих продолговатых холмиков. В кольце — несколько приземистых построек, явно непригодных для жилья. Тут же вяловато крутились два десятка ветряков, типичных ветряных мельниц, как в старину. Неподалёку паслось сбродное стадо — свиньи, коровы, овцы, лошади. Небольшое в общем‑то. Зеленели аккуратно нарезанные прямоугольники огородов, большой ровный квадрат поля. Люди тут и там что‑то делали — немного людей, десятка полтора. Через посёлок вела дорожка — от одних открытых ворот до других, от одного мостика через не очень широкий ров, до другого.

— Землянки? — дошло до меня, что это за холмики, и я не смог удержать разочарования, оно прорвалось в голосе. Юрка покосился на меня:

— Землянки, — охотно ответил он с каким‑то лукавством. И тут же деловито поторопил меня: — Пошли–пошли. Я отдохнуть хочу.

   На воротах нас никто не остановил, хотя над частоколом сидел и весело поглядывал вниз парнишка с арбалетом. Я шёл со странноватым чувством. Когда‑то в старых номерах «Вокруг Света», скачанных из Интернета, я прочитал интересную повесть какого‑то английского писателя «Молодой мир» — о том, как пандемия немотивированных самоубийств уничтожила всех взрослых, остались только дети и подростки. Мне тогда, помнится, было странновато представлять себе такой мир. Вот и сейчас я подсознательно искал среди немногих попадавшихся нам навстречу людей хоть одного взрослого. Конечно, их не было. Но никто из тех, кого я видел, не выглядел растерянным, потерянным или неухоженным. Никто не выглядел — понимаете? — беспризорным. Все были деловиты и дружелюбны — кивки, поднятые руки, короткие приветствия и любопытные взгляды в мою сторону. Одеты поселенцы были в смесь «земного» и явно здешнего — выделанная кожа, грубоватая ткань.

— Ну, нам сюда, — Юрка свернул к одной из землянок и засмеялся: — Сюда–сюда и не мимо, давай иди, Владька! Видишь: нас принимают, уставших с дороги, в глубинах звериных нор…[31]

   …Никогда не надо спешить с выводами, вот что я вам скажу. Вообще по жизни.

   Во–первых, это были не совсем землянки. Котлованы глубиной метра полтора сверху перекрывала поднятая ещё на столько же крыша, так что общая высота жилища была вполне «на уровне». Во–вторых, крыша эта держалась на мощной слеге, подпёртой тремя опорными столбами, врытыми в пол и украшенными замысловатой резьбой, отчего столбы становились похожи на выходящих из‑под земли лосей. (Пол и стены, кстати, состояли из обожжённой глины и были покрыты шкурами, почти сплошным слоем — в виде ковров и драпировок). Как я понял, дальше настилались жерди из лиственницы — плотным шалашом — на которые укладывались пластины бересты, а уж сверху всё это перекрывалось землёй и дёрном прямо с травой, после чего оставалось зеленеть. Между краем «котлована» и «крышей» шли непривычные — длинные и узкие — окна, вызвавшие у меня в первую очередь ассоциации с бойницами. У окон имелись сдвижные ставни, но и застеклены они тоже были.