Лиана Мориарти - Верные, безумные, виновные

Запомнив молчаливое, твердое прикосновение руки чужого отца к своему плечу, Эрика узнала, что значит иметь отца. Таким отцом мог бы стать Оливер. Он выражал бы свою любовь не словами, а простыми нужными делами.

– Ну, может, он и не был богатым, но Пэм не была матерью-одиночкой, верно? Ее поддерживал муж! У меня не было поддержки. Я была сама по себе. Ты понятия не имеешь, что это такое. Вот погоди, когда у тебя будут свои дети!

Эрика продолжала механически заполнять мешок мусором, но замерла в тревоге, как животное, почуявшее хищника. Несколько лет назад, когда Эрика сказала матери, что никогда не хотела иметь детей, мать с бездумной жестокостью произнесла: «Да, я действительно не могу себе представить тебя матерью».

Разумеется, она ничего не говорила матери о своих попытках забеременеть. Эта мысль даже не приходила ей в голову.

– Ах, но постой, ты ведь не собираешься заводить детей? – Мать бросила на нее ликующий взгляд. – Ты не хочешь детей, потому что чересчур занята своей важной карьерой! Не повезло мне. Значит, я не стану бабушкой. – Казалось, эта мысль только что пришла ей в го лову, и теперь понадобилось упиваться страшной несправедливостью этого. – Выходит, придется с этим примириться? У всех есть внуки, кроме меня. Моя дочь такая важная леди с важной работой в городе и своим… эй! – Мать схватила ее за руку. – Что ты делаешь? Не выбрасывай это!

– Что?

Эрика осмотрела мусор, который держала в руке, – кожура от банана, недоеденный сэндвич с тунцом, мокрое бумажное полотенце.

Мать извлекла из ее руки крошечный, заляпанный жиром листок бумаги:

– Вот! Это! Я записала здесь что-то важное! Наверное, название книги или DVD – я слушала радио и подумала, что надо записать. – Она поднесла листок к свету, всматриваясь в него. – Вот посмотри, что ты наделала, теперь не прочитать!

Эрика ничего не сказала.

Она придерживалась политики пассивного сопротивления. Никогда не спорила. С того дня, когда была вовлечена в курьезную борьбу из-за теннисной ракетки с разорванной сеткой, а мать истошно кричала: «Но я продам ее на eBay!» Конечно, она проиграла. Теннисная ракетка осталась, и ее, разумеется, не продали. Мать не знала, как продавать на eBay.

Мать принялась размахивать перед ней листком бумаги:

– Ты врываешься сюда, мисс Всезнайка, и начинаешь копаться в моих вещах, думая, что оказываешь мне большую услугу, но только все портишь! Хорошо, что ты не хочешь детей! Ты бы просто выбрасывала их игрушки, да? Забирала у них их сокровища и выбрасывала в помойку! Какой чудесной матерью ты стала бы!

Эрика отвернулась. Подняв раздувшийся мешок, она шмякнула его на пол. Потом завязала концы узлом и отнесла мешок к задней двери.

Она вспомнила о звонке Клементины: «Хочу помочь тебе родить ребенка». Она говорила непривычно высоким голосом. Дело в том, что Клементина действительно теперь хочет помочь ей. Поэтому у нее был такой странный голос. Она жаждала это сделать. В этом была для нее возможность немедленного искупления. Эрика представила себе, как озарится надеждой лицо Оливера, когда она скажет ему. Следует ли ей воспользоваться благотворительностью Клементины, даже если та делает это из ложных побуждений? Цель оправдывает средства и все такое?

Хочет ли она по-прежнему ребенка?

Она переложила мешок с мусором в левую руку, чтобы открыть заднюю дверь. В этот момент мешок лопнул, и его отвратное содержимое с неумолимостью лавины хлынуло на пол.

Мать хлопнула ладонью по колену и залилась милым девичьим смехом.

Глава 32

Дакота посмотрела туда, где взрослые сидели за столом. Ее мама скользнула по ней взглядом, а потом наклонилась вперед, словно желая поделиться с кем-то секретом.

С двух сторон к девочке прижимались Холли и Руби, втиснутые вместе с ней в кресло-яйцо. Она показывала им игровое приложение «Утиная песня». Девочкам это очень нравилось. Они были очень милые и симпатичные, но она успела немного от них устать. Ей хотелось пойти в спальню и почитать книгу.

Взрослые возбужденно хихикали, говорили приглушенными голосами, как тинейджеры, обменивающиеся неприличными шутками, и Дакоту это раздражало.

Ей часто приходилось слышать обрывки подобных разговоров, и она знала, что в том, как познакомились мама с папой, было что-то неприличное. Но когда она спрашивала об этом, они всегда отвечали, что познакомились на аукционе, торгуясь за один и тот же дом. И переглядывались украдкой, думая, что она ничего не заметила.

Ее старшие сводные сестры говорили, что знают этот секрет. И заключался он в том, что у отца был роман с матерью, когда он был еще женат на Анджелине. Анджелина была первой женой ее отца, и Дакоте, при всем ее прекрасном воображении, было трудно, почти невозможно представить это.

Но мама сказала, что, когда отец был женат на другой женщине, никакого романа не было, и Дакота ей верила.

Досадно, что мама не выдала ей секрета, ведь Дакота достаточно взрослая и восприняла бы все правильно. Ладно, она никогда не видела фильмов для взрослых, но она смотрела новости и знала про секс, убийства и педофилию. Что еще вообще можно знать?

Кроме того, когда разговор заходил о сексе, она, по сути дела, оказывалась взрослее своих родителей. В их школе однажды устроили беседу о сексе, куда должны были прийти и родители, и женщина, проводившая беседу, сказала: «Некоторые вещи, о которых я сейчас скажу, могут вызвать у вас смех, и это естественно, можете немного похихикать, но потом мы продолжим».

Она сказала это детям, но именно взрослые не смогли держать себя в руках. Ее папа, не привыкший так долго молчать (он переставал болтать, только когда засыпал и иногда когда слушал классическую музыку; с ним невозможно было смотреть фильм), все время шептал что-то своему другу, отцу Ашока, и в конце они оба так громко зафыркали, что им пришлось выйти, и из коридора доносился их громкий смех.

Секрет, который они от нее утаивали, наверное, какой-то пустяк. «И это все?» – спросила бы Дакота, закатывая глаза и чувствуя неловкость за них.

Холли и Руби ссорились из-за ее айпада.

– Моя очередь!

– Нет, моя!

– Не ссорьтесь, – сказала Дакота.

Услышав свои слова как бы со стороны, она подумала, что говорит как сорокалетняя тетка. Серьезно.

Глава 33

Морщинки вокруг глаз Эндрю стали более резкими, но, если не считать этого, он выглядел в точности как раньше. Тиффани заметила в его светлых глазах безошибочный проблеск узнавания, хотя на губах его играла вежливая улыбка незнакомого человека, пришедшего на школьное мероприятие.

Заметила ли она страх? Или смех? Смущение? Вероятно, он пытался вспомнить, кто она такая. Она не вызывала в нем определенных ассоциаций. Не вписывалась ни в один контекст.

Тиффани не успела представиться: на сцену плавно поднялась седовласая женщина в элегантном костюме, и зал мгновенно умолк. Директор школы Робин Бирн. Она вела в местной газете еженедельную колонку об обучении девочек.

– Доброе утро, леди и джентльмены, девочки, – проговорила директриса таким тоном, что стало понятным – она ожидает отклика, и все автоматически ответили с запрограммированным песенным ритмом: «С добрым утром, миз Бирн».

Вслед за этим послышались негромкие смешки, поскольку до исполнительных директоров, барристеров и отоларингологов дошло, что их обманом вовлекли в подхалимаж школьного мира.

Тиффани бросила взгляд на Вида, который с глупой улыбкой смотрел на Дакоту, как на малыша в кукольном театре. Дакота сидела не двигаясь, с этим ужасным застывшим выражением на лице.

– От всей души приветствуем вас в «Сейнт-Анастейша», – сказала директриса.

Душевный привет непомерной плате за обучение.

– Благодарю вас за то, что рискнули прийти сегодня, в такую жуткую погоду!

Миз Бирн жестом балерины подняла обе руки, указывая на небеса наверху, и собравшиеся обратили взоры на высокий потолок, защищающий их от дождя.

Тиффани снова украдкой взглянула на Эндрю. Он смотрел не наверх, а прямо перед собой, на директора школы, скрестив ноги и почти женским жестом обхватив колено рукой с «Ролексом» на запястье.

Приятный мужчина. Суровые глаза вводили в заблуждение. Она помнила, как они искрились от смеха.

– Ваши дочери выйдут из этой школы уверенными в себе, неунывающими молодыми женщинами.

Миз Бирн входила во вкус, преподнося политическую линию частной школы. Неунывающими. Какая чушь! Ни один ребенок, посещающий школу, похожую на Букингемский дворец, не выйдет из нее неунывающим. Директрисе следовало быть честной: «Ваша дочь выйдет из этой школы с важным осознанием своего права, которое хорошо послужит ей в жизни. Особенно полезным оно окажется на дорогах Сиднея».

Тиффани вновь взглянула на Дакоту, которая все так же смотрела невидящим взором на сцену, в то время как Вид рядом с ней вынул из кармана мобильник и принялся бездумно просматривать сообщения, взад-вперед водя по экрану толстым пальцем. Ну и манеры! Что подумают люди? Да, Тиффани, что подумают люди? Что подумают люди, если Эндрю расскажет жене о своей связи с ней? Но зачем ему это делать? О-о, дорогая, но самое смешное, что женщина, сидевшая рядом с тобой в то утро, когда-то давно была моей подругой.