Брайан Олдисс - Малайсийский гобелен

Оглянувшись вокруг, я не увидел мертвеца. Но моим глазам явился призрак красивой женщины. Я толкнул локтем де Ламбанта. Женщина была сильной и величавой, глаза ясные, грудь полная, золотые волосы, заплетенные в две косы, свисали до сосков. На ней было свободное белое платье, длинное до пят и спадавшее с одного плеча. Оно оставляло грудь обнаженной. На голове у женщины был шлем. В руке - полированный щит.

- Де Ламбант,- сдавленно прошептал я.

Появившееся видение начало мерцать. Как только я сделал шаг в его направлении, оно покрылось рябью и исчезло, как отражение в воде. На месте женщины стоял старик - древний скелет, обтянутый лишь кожей без единого волоска на голове. Он опирался на палку, глаза смотрели куда-то вдаль и излучали огонь.

-.Демон! Я мог бы поклясться, что я...

- Не клянись! - воскликнул старик.- Кто клянется, тот умаляет свое достоинство. Вы останетесь здесь лишь на минуту.

- Мы и столько не собираемся здесь быть. Мы уже уходим домой,- сказал де Ламбант, но старик заговорил опять, оставаясь неподвижным в глубоком полумраке свода.

- Я иду с далекого севера и направляюсь на юг. Я стремлюсь мимо туманных окон вашей жизни, подобно журавлю в полете, направляющемуся к теням Сахары, и завтра меня уже не будет в вашем городе.

- Сожалеем, но у нас нет денег,- уже смелее произнес я.- Манера говорить была у него такая же, как у малайсийских старцев.- Мы надеялись, что ты угостишь нас выпивкой или познакомишь со своей хорошенькой дочкой.

- Тебе померещилось, юноша. Ты видел не мою дочь. Это была Минерва, наша общая мать. Она посетила тебя с особым намерением.

- Каким намерением?

- Мудрость. Ты должен будешь приобщиться к мудрости...

- Идем, де Ламбант,- обратился я к Гаю, который уже развесил уши и слушал старца.- Мне уже и так достаточно насоветовали, я бы предпочел обойтись без этого. Плевать мне, куда летят журавли.

Я взял его за руку и попытался увести, но он воспротивился и подошел к старцу.

- Я хочу знать свою судьбу, сэр. Смогу ли я получить хорошую роль в новой пьесе?

Держась по-прежнему прямо, старик ответил:

- Вы оба будете играть роли и ненавидеть друг друга, если не прислушаетесь к моим словам и не поворотитесь к Минерве.

- Гай, не строй из себя обезьяну. Пойдем, разбудим Кайлуса и расколем его на бутылку. Иначе эта старая вошь разнесет нашу жизнь в клочья.

Почти силой я увел своего друга прочь. Старик не шелохнулся. Когда мы уходили, он неподвижно пялился вдаль.

- Старый хрен сделал ужасное предупреждение,- запротестовал Гай.

- Старцы, подобные Симли Молескину, всегда произносят ужасные предупреждения. Не слушай их. Это их обычай. Мой обычай - пропускать все мимо ушей.

На жезле у жреца змея. Лишь смеюсь над нею я.

Обезьяна корчит рожи, Я в ответ ей корчу тоже.

- Слушай, как это ты сохраняешь бодрость и веселье после такой ночи? Я так подыхаю от усталости...

Мы шли не совсем твердой походкой. Неожиданно мы остановились, чуть не натолкнувшись на какую-то кучу. На каменной балюстраде лежала, растянувшись, человеческая фигура. Одна рука ее свисала до тротуара. Непохоже, чтобы незнакомец был мертв.

- Еще одно знамение.- На этот раз я поверил и уже благоговейно приготовился к послушанию, как вдруг увидел, что это не кто иной, как Густав Портинари. Он зашевелился, услышав наши шаги. Затем сел, поглядел пристально на нас, зевнул, поднял с тротуара гитару.

- Рассвет как-то бледнит вас, друзья. Не боитесь, что вас примут за призраков? Я прилег немного отдохнуть по пути домой. Куда вы провалились? Хотели увильнуть от меня?

Посвистывая, мы пошли все вместе. Отец Портинари был владельцем маслобойни. Там имелась уютная комната, где можно было перекусить. За маслобойней находился небольшой хозяйственный двор, где содержались коровы и козы, дальше виднелась ведущая к реке тропинка.

Когда мы подошли к маслобойне, родители Портинари были уже на ногах. Праздник праздником, а животных нужно доить. Недовольно ворча, отец Портинари поставил перед каждым из нас по тарелке с холодным мясом и кувшин с молоком. Густаву же, когда его отец отвернулся, удалось откуда-то выудить немного спиртного. Его мать и сестра развели огонь, и вскоре мы полностью пришли в себя и начали петь, к большому их раздражению. Завтрак был сытный, и грех было не спеть один-два куплета. Мы пели приличные песни, созвучные месту и времени. Затем завели разговор о появлении призрака Минервы.

- Все, что нам вдалбливали в головы в школе, такая же чушь, как герметические писания,- сказал я, и Портинари согласился со мной. Де Ламбант же думал, что в старых догмах есть какая-то истина.

- Нет, мой благочестивый друг, старые догмы мертвы, потому как уже канули в небытие цивилизации, создавшей их. Эллинский мир ушел за горизонт десять тысяч лет тому назад. Вспомни историю!

- Ну и что? Минерва существовала до этого и будет долго жить после. Некоторые вещи извечны, как и твои прыщи.

Услышав, о чем мы говорим, отец Портинари поставил ведро воды и присоединился к нашему спору.

- Эй, де Чироло, боги и их творения живут столько, сколько существует земля. Хочу сказать тебе, что Портинари не из здешних мест. Мы выходцы из Тулузы, что в королевстве Франков. Это в десяти днях пути верхом на лошади к северу отсюда через равнины Габсбургии. Мои предки приехали сюда на телеге. Путешествие длилось добрых два месяца. Я очень хорошо это помню, хотя мне было тогда четыре года. Четыре или пять. И...

- О, пойдем домой спать,- сказал я де Ламбанту.- Я очень хорошо сплю на сытый желудок.

- Если повезет, нам приснится обнаженная Минерва,- поддержал меня мой друг. Мы пожали Портинари руку, пообещав вернуться через несколько часов. Он расплылся в дружеской улыбке.

- Попрощайтесь с отцом,- сказал он. Гай нанес ему мнимый удар в живот, и он скрутился якобы от пронзившей его боли. Когда мы были у двери, отец Портинари проговорил:

- Я вспомнил, что хотел сказать вам. Вы упомянули Минерву, и я вспомнил. Я уже сказал, что мы приехали издалека, из страны с другой культурой, и, как вы, должно быть, заметили, из сельской местности, а не из города. И мы никогда не слышали о греческих богах и их творениях. У нас были собственные Минервы и сатиры, боги разума и духа, плодородия и...

- Уверен, что так оно и было, сэр. А сейчас мы собираемся бросить свои буйные тела на манящие кровати. Благодарим за хорошую еду и теплый прием. Мы поклонились и вышли.

На улице было прекрасно. Веяло приятной предрассветной свежестью. От Туа поднимался слой сизого тумана, достигавший почти уровня глаз. Свет в нескольких окнах был едва различим - его забивали пылающие на востоке облака. Мимо, почти на высоте крыш, с шумом пролетали журавли. Я представил Твртко в грязном шатре и подумал, припоминает ли он с суеверным ужасом меня, летящего в поднебесье.