Брайан Олдисс - Малайсийский гобелен

Он почесал подбородок кончиком трости, и мы уставились на большой мешок, который уже полностью раздался и заполнил обрамляющий деревянный каркас.

- Мешок сделан из шелка с резиновой пропиткой, примененной для лучшего удержания газа,- продолжил Гойтола.- Снаряжение, висящее внизу, позволит тебе осуществлять некоторое управление воздушным шаром при его свободном полете. Шар отпускается на волю, если потянуть вот за этот шнур. Защелки выдергиваются из каркаса, и секция отделяется. Устройство одинаково в главном шаре и в шести меньших шарах.

- Весьма изобретательно,- сказал я.

С края платформы уже привели жеребца и ставили его в упряжь под самым большим шаром. С противоположной стороны приближался священник, с выражением лица, присущим только священникам. Бьюсь об заклад - они вырабатывают его, наблюдая за трупами.

Ритуал был завершен, хор разразился пением, а собравшееся скопище аплодисментами. Черного жеребца с серебряными подковами затолкали на маленькую платформу и туго натянули сложную сбрую, после чего я его оседлал. Бентсон шлепнул меня по пояснице перед тем, как выдернуть болтающийся шнур, о котором упоминал Гойтола. Щелкнули задвижки, все замолчали. Верхняя секция деревянной клетки открылась. Аэростат начал подниматься. Рино и его помощник поспешно откупорили бочонок и отпрянули назад. Рино отдал мне честь. Стропы и шлеи упряжи вокруг меня натянулись и заскрипели. Звероподобная рожа Рино сгинула внизу. Я был в воздухе!

Мой жеребец норовисто дернулся, но он был так надежно закреплен, что не мог броситься в сторону или вздыбиться. Пожалуй, попытавшись оседлать этого зверя на земле, я был бы в большей опасности, чем здесь, в небе.

Я взволнованно огляделся. Мои глаза встретились с глазами одной из прелестниц на одном из балконов. Она бросила в меня букетик розовых цветов, но порядочно промахнулась; женщины редко проявляют меткость в таких делах. Я приподнял в ответ шляпу, и толпа внизу ответила приветственным ревом. Я снова посмотрел вниз, разыскивая в этом скопище своих друзей и сестру. Но у меня закружилась голова, и я быстро поднял глаза и стал смотреть перед собой и вверх.

Водородный аэростат Гойтолы раздулся, как брюхо пропойцы. Он был сделан из перемежавшихся шелковых клиньев голубого и черного цвета - цветов Малайсии. По бокам торчали короткие, широкие крылья из папье-маше, а спереди свирепо скалилась голова рогокрыла из того же материала с раскрытым клювом и сверкающими серебряными зубами. Я мог оценить, какое впечатление производила эта выдумка по могучему "О-о-о!", вырывавшемуся из глоток голпы по мере того, как мы проплывали между зданиями.

Аэростат ровно возносился ввысь. Дул легкий восточный бриз. Я уселся поудобнее и уже более спокойно созерцал блестящую на солнце поверхность Туа и множество кораблей, покоящихся на водной глади. Их палубы были густо усыпаны задранными к небу лицами. На дальнем берегу реки начинались виноградники и тянулись до самого горизонта, теряясь в дымке. Весь Букинторо лежал подо мной.

Мы поднялись на высоту самых высоких его башен. От их вершин отделялись грациозные фигуры и приближались ко мне, гонимые ровной пульсацией сильных крыльев. Я помахал им шляпой. Они в ответ замахали руками.

Вскоре летающие люди, эти стражи Малайсии, порхали вокруг меня - их было шесть, трое мужчин и три женщины. Из одежды на каждом было лишь какое-то подобие набедренной повязки. В этом смысле они не делали различий по полу, так что у женщин грудь тоже была обнажена. На троицу летающих женщин я смотрел благожелательно. Они были юные и прекрасно сложены, но когда юность кончалась, они теряли способность летать и после должны были топтать землю, как и все мы. Они улыбались и кувыркались в воздухе, бесшабашно и жизнерадостно, как дельфины в море.

Возбуждение переполняло меня так же, как водород - мой аэростат. Какое счастье, как мне повезло! Как страстно я желал, чтобы Армида была со мной...

Я плыл сквозь город в западном направлении, и мои прекрасные друзья порхали вокруг, и ветерок от сильного биения их крыльев овевал мне лицо.

Внизу справа был Старый Мост, курящийся дымами каминных труб, а дальше Сатсума и река. Прямо подо мной был св. Марко. Аэростат проплыл между его башнями-близнецами, на которых тоже стояли летающие люди, приветствующие меня, смеющиеся, бросающиеся в воздух. Слева от меня были тюрьма и университет, за которым высился Холм Основателей, увенчанный беспорядочно разбросанными громадами зданий Дворца Епископального Совета. Повсюду остроконечные башенки, бельведеры, шпили и сотни статуй на балконах, фронтонах и крышах.

Мы продолжали подниматься. Крылатые нетерпеливо тянули за веревки, привязанные к охватывающей баллон сети. Впереди - за скопищем трущоб - я мог различить цепь дворцов и замков, которыми была отмечена старая линия обороны Малайсии: Чабриззи, древний Мантеган, Дио и величественный Ренардо. За ними начинались подножия холмов Прилипит, где виднелись передовые рубежи наших врагов - турок. Именно к ним медленно плыл аэростат, направляемый крылатым эскортом.

Желая, чтобы со мной была Армида, я не мог в то же время не пожалеть, что со мной нет и Бентсона. Я бы хотел, чтобы он увидел, как прекрасен наш маленький мир. Все было восхитительно с этой возвышенной точки зрения, даже трущобы, даже сыро-мятни и скотобойни, которых было полно на излучине реки. Сидя верхом на скакуне с серебряными подковами, я обозревал наш город-государство весь, целиком. Я как будто смотрел на раскрытый, тикающий часовой механизм. Я видел, что каждая его часть связана с другой и зависит от нее, и что за тысячелетия совместной работы они притерлись друг к другу самым лучшим образом.

Изогнувшись в седле, чтобы видеть все и ничего не упустить, я был захвачен возвышенными чувствами. Я испустил приветственный крик нашему городу, и прекрасные создания, сопровождающие меня, его подхватили.

Один из летающих окликнул меня и указал вперед. По мере того, как мы поднимались над дворцами и укреплениями, окружавшими Малайсию, все лучше становились видны шатры противника. Вскоре весь лагерь Стефана Твртко был как на ладони.

Неприятельские силы жались к берегам ручья, который был высушен летней жарой почти до самого дна.

На западном фланге укреплений Твртко располагались орудия, из которых производилась беспорядочная бомбардировка Малайсии. За орудиями раскинулось то, что выглядело, скорее, маленьким городом, чем военным лагерем.

Ряды шатров образовывали улицы и площади. Самые большие шатры располагались в центре, самый великолепный из них принадлежал, несомненно, Твртко; турецкая любовь к симметрии сказалась в его расположении, он находился в самой середине города, в окружении шатров своих подчиненных. Вокруг этого шатра были посажены деревья, но они засыхали от нехватки воды. На их ветвях сидели стервятники, взмывшие в воздух при нашем появлении.