Светлана Дильдина - Созвездие Чаши

   — Ты никогда не был там, наверху, в гостевых, — Нунки посмотрел на него в упор. — Брезговал… даже просто дружески поболтать — брезговал, да? А вот Мирах получал у них горошины, и другое многое. Просто так, ему давали, как зверей в зоопарке кормят. А мне тоже многое перепадало, хоть вы и считали меня… А Шедар — любил. И гнить где-нибудь у беса на рогах, зная, что тебе могли помочь… могла, та, что была для тебя — единственной?

   — Прости, — сказал Альхели все еще ватными губами.

   — Мне-то за что…

   После долгого молчания Нунки добавил:

   — Он все мучился, не подумает ли она, что так, через ее постель, он пытается свободу себе купить. Может, так она и в самом деле думала…

   Проще всего было покататься и повыть, стучась башкой о землю. Но где ее, землю, возьмешь? Сплошь камень, металл и пластик.

   Разве что в Чаше.

   А ведь не все тела доставали… Ната достали на третьи сутки, когда Чаша сама его милостиво вернула, до сего дня под валунами погребенного. Может, Шедара не найдут никогда.

   И красной вспышки не будет.

   А он… будет следить оттуда, изнутри, за отчаянными мальчишками и девчонками, не по своей воле сделавшими сумасшедшие заходы — смыслом жизни своей…

   И помогать, поддерживать в трудную минуту.

   Как же мы на Чашу настроены, думал Сверчок. А она — разве нет? Потому и не гибнем… то есть, держимся долго. То ли мы — ее дети приемные, то ли она зависит от нас.

   — Я ненавижу тебя, — прошептал. И слова показались глупыми.

   После завтрака шепнул Рише:

   — Скажи Мираху — пусть соберет всех.

   — А ты сам?

   — Не хочу тратить время на пикировку… он ведь такой.

   Когда собрались, как обычно, на кубиках, ветерок промчался по Чаше, ероша волосы, гладя кожу. Чаша заволновалась, подумал Сверчок. А потом сам над собой посмеялся — вот ведь, привык знаки выискивать. Мираха вспомнил, как тот сказал в первый день — не жди, что я тебе тут лекцию разверну.

   Начал совсем уж скомкано:

   — Я вот что подумал… Почему Чаша бесится, если в нее выходит много народу? Злится? Но она такое выдает… будто ей плохо. Я не один так считал… будто у нее жар и бред. Если мы выйдем все сразу — мы же настроены на нее… Если она не выдержит…

   Замолк, понимая, что слова рассыпаются на молекулы и теряют всякий смысл. Но подростки уже откликнулись, голоса зазвучали — единый хор, и даже смотреть не надо, тембр голоса неважен, все равно можно понять, кто говорит:

   — Это называется — массовое самоубийство.

— Ага, как лемминги, непонятно с чего бегут лавиной и кидаются в море с обрыва, — встрял Хезе.

— Заткнись, естествоиспытатель…

   — Ну ты, блин, даешь…

   — Снегирек, ты серьезно?

   — Тихо! — оборвал разговоры Мирах. И повторил вопрос Шаулы: — Ты серьезно?

   — Вполне.

   — Но зачем, психи мы, что ли? — Регор аж приподнялся.

   — А затем, что неохота здесь подыхать… кем бы мы не считали себя, хоть звездами мировыми…

   — А то наружу не выходили! Вон, Нунки едва не отправили!

   — Да вы что, ребята, — заволновалась Майя. — Если мы будем вместе держаться, ну, как вчера… мы все выйдем отсюда!

   — Ну, допустим, продержимся все. Даже если нас всех чудом на свободу выпустят… Другие-то придут.

   — Ты этим другим кто? Сват, брат? — спросил Регор.

   — Может, и брат… если не больше. Нас Чаша связала. — И глянул на Ришу. Та покусывала кончик косы.

   — Что бы ты понимал… — пробурчал Регор. — Без году неделя…

   Необидно так пробурчал, сам сознавая, что огрызается для виду лишь.

   Мирах потер пальцем уголок рта.

   — Я не хочу умирать.

   Подростки замолчали, переводя взгляд с Альхели на Мираха. Тот продолжал:

   — Мы часто выходим командой в Чашу, и даже синяки не всегда получаем. Если и вправду — всем… пёс ее знает, может, Чаша и впрямь свихнется… или вовсе сдохнет. Только не думаю, что все целы останутся. Так, как вчера, вряд ли повезет. Но, если все поведут себя честно… то кто-то останется наверняка. Так что… я пойду.

   Охнула Риша.

   Нунки, и без того в последние дни бледный до зелени, побледнел еще больше, сказал едва слышно:

   — Ты ведь все понимаешь. Ты хочешь разрушить то… где ты себя нашел? Лишь бы… — осекся.

   Тот на удивление мирно спросил:

   — Нунки, Снегирь наш не прав?

   — Он… прав. Но ты…

   — А тебе не пофиг, что думаю я, если тоже признаю — он говорит дело?

   Порой птицы сидят себе спокойно на проводе или на ветке, и вдруг, подчиняясь неслышному и невидимому сигналу, взмывают ввысь и несутся, как оглашенные, расправив крылья, безмолвно или по-своему крича на лету.

   Вот и взлетели.

   — Если сложно сказать да… то есть, если вы думаете, что я прав… — сбился Альхели. — Ну, кто не согласен, скажите, что ли!

   Хмыкнул Регор. И — тишина. Тогда воздуха в грудь набрал, будто не с вышки даже, а с края площадки прыгать собрался:

   — Так девочки останутся, а мы…

   — Нет, Сверчок, — неожиданно ласково сказала Нашира — вот ведь, уши… и прозвище разузнала. — Нет. Идти, так всем. Потому что если не выйдет, мы так и не поймем — может, сами виноваты, что разделились. И вас всего девять будет — мало для Чаши.

   — Но ты же не станешь их заставлять, — тихо сказал Эниф. — Ну, ладно, Шаула, ты…

   Тайгета хмыкнула, приникла к Гамалю.

   — Не надо нас заставлять, — печально сказала Майя. — Мы все-таки вместе… одна команда. Это уж совсем назад отматывать надо, чтобы иначе… я не хочу.

   — Риша, — обернулся Альхели, — Пожалуйста. Я очень хочу, чтобы ты осталась. Это ведь правильно — женщины всегда оставались… ждали дома.

   — Нет у меня дома, Сверчок. Я тут живу, понимаешь?

   Мира не вымолвила ни слова, хмуро чертила на плите непонятные знаки то указательным пальцем, то мизинцем.

   — Но ведь надо, чтоб кто-то ждал…

   — Не надо. Надо, чтобы кто-то был рядом. Иначе один не вернется, а другой будет ждать вечно. Ты сам это затеял, Сверчок. Ты умница… даже если нам не позволят спуститься в Чашу. Просто очень хорошо, когда — вместе.

   Он обвел глазами подростков. Тайгета положила голову на колени Гамалю и тихо мурлыкала песенку, глядя в небо. Наос улыбался смущенно, глядя на Сверчка:

   — Ну, ты чего?

   «Что же я наделал», — подумал Сверчок. Но ни слова не произнес.

   Это в сказках герои разводят лирику с прощаниями и взмахами платочков из окна. Только по-быстрому обнялись те, кто сроднился с другим — а некоторые и без того обошлись, все равно вместе. На сей раз не сорвали ни одного листика с заветного цветка Майи. Забыли, наверное…