Ирина Оловянная - Самурай

Виктор отбежал на безопасное, как он полагал, расстояние и закричал:

— Вот я все маме расскажу! А она дяде Роберто!

— А в морду? — Лео бросился за ним.

Я повис у него на плечах:

— Лео, он же не может защищаться!

— И что? Никто его силком не тащил!

— Э-ээ… — Я не нашелся, что ответить.

— Тебе же влетит, — озабоченно заметил Алекс.

— А это можно скрыть?! — Я кивнул на покореженный катер.

— Так нечестно, почему только тебе? — выразил Гвидо общее мнение.

— Только не вздумайте проявлять глупое благородство, мне это только помешает.

— Почему?

— Ну, я не смогу защищаться.

— То есть тебе можно проявлять «глупое благородство»? — ехидно поинтересовался Алекс.

— Всем можно, — ответил я, — но мне будет проще, если вы не будете этого делать.

— Ясно, — сказал Алекс, — но учти, теперь это правило действует всегда и для всех.

— Угу, — согласился Лео.

Гвидо просто кивнул.

— Ладно. А давайте что-нибудь съедим! — предложил я. — Джелы невкусные. Да, и девчонкам ни слова, хорошо?

— А что? — удивился Лео.

— Лариса рассердится, — смущенно пояснил я.

— Так вот кто самый страшный человек на Этне, — насмешливо потянул Алекс, — я и не знал.

— А вот тебя побить можно, — заметил я, — ты же не беззащитный.

— Ага! — весело согласился Алекс и побежал к дому. Мы побежали за ним. Лео догнал его первым и запрыгнул на спину.

— Эй, — крикнул я, — только не падайте в розовые кусты! Это любимый Ларисин сорт.

— Ах так! — придушенно возмутился Алекс и начал стряхивать Лео именно туда. Лео благородно стряхнулся на дорожку.

Если бы у меня была возможность выбрать себе тетю, я бы выбрал нашу повариху. Готовит она бесподобно и, естественно, обожает мальчиков с хорошим аппетитом. Впрочем, я ее так и называю — тетушка Агата. Единственный человек во Вселенной, который способен посчитать четыре сбитых боевых катера небольшой детской шалостью. Один раз она на меня рассердилась, когда в доме все стекла вылетели, а кухонные еще и упали в какое-то потрясающее блюдо. А катера — подумаешь! Какие мелочи.

— А тут мальчик прибегал, сын синьоры Будрио, — с укором заметила нам тетушка Агата, — зачем вы его обидели?

— Мы?! И как, интересно, мы обидели этого ябеду?

— Я не знаю, но он плакал.

Мы расхохотались. Бедная пятнадцатилетняя деточка!

Вряд ли тетушка Агата что-нибудь понимает в воздушных боях, но она внимательно нас слушала и потрясенно ахала в самых драматичных местах.

Ребятам было пора домой, расставались мы в самом благодушном настроении, обласканные и вкусно накормленные.

— Позвонить тебе? — спросил Алекс, он не забывал, что мне светит не самый приятный вечер.

— Угу.

Мы пожали друг другу руки, ребята забрались в элемобиль, и Рафаэль (очень довольный — наконец-то нормальные пассажиры) повез их по домам.

А я пошел гулять по парку под дождем. Настроение у меня было как раз подходящее — перед самим собой можно не притворяться. Самое ужасное, что мне ни в коем случае не влетит! Зря ребята за меня опасались. Если бы не гости в доме, проф сказал бы мне много нового и интересного, а может быть, не только сказал, но сейчас… Он же будет защищать меня до последнего, как бы сам ко всему этому ни относился. Ну я и влип! На пустынной аллее мне попался мокрый, взъерошенный Геракл. Я вошел в Контакт.

— Тебе грустно? Кошечка покинула?

— Нет, — ухмыльнулся я.

— Люди — очень странные.

— А ты что тут делаешь?

— Тебя ищу. Ты меня искал, когда мне было больно.

«Ты — волшебный кот, — подумал я, — таких просто не бывает».

— А что такое «волшебный»?

Я объяснил. Это очень смешно, пытаться объяснить коту, что такое «волшебный». И я рассказал ему сказку про кота в сапогах.

— Все то же самое можно было сделать и без сапог, — резонно заметил Геракл.

По дорожке прошуршали колеса элемобиля — вернулась тетя Бланка, почти сразу же за ней приехал проф (еще с утра он укатил на какую-то важную встречу в резиденцию).

Я подхватил Геракла и отправился на встречу с неизбежными неприятностями.

Еще идя через парадную гостиную, я услышал визгливый голос синьоры Будрио, мои сегодняшние подвиги расписывались в красках. А вот проф не соглашается с ней спокойно, но твердо, червячок сомнения — а вдруг он согласится с сестрой — тихо сдох где-то в глубине моей души. Я открыл дверь и поздоровался:

— Добрый вечер.

Синьора Будрио только фыркнула, Виктор отвернулся.

— Добрый вечер, — ответил проф.

За ужином я демонстрировал небрежно-великолепные манеры (а что вы хотите, я учился этому не у мамы, а по специальным руководствам для дипломатов) и отменный аппетит (а вот это было непросто, тетушка Агата нас недавно кормила). Моя приемная тетя несколько раз порывалась что-то сказать, но наталкивалась на тяжелый взгляд профа и не решалась. Других тем для беседы никто не нашел, поэтому ужин прошел в напряженном молчании. Виктор злорадно ухмылялся, когда думал, что проф на него не смотрит.

Встав из-за стола, синьора Будрио торжественно прошествовала в малую гостиную, проф кивнул мне и пошел за ней. Виктор не решался пройти в дверь передо мной.

— Не дрожи, — презрительно процедил я сквозь зубы.

Стоило мне устроиться в кресле, как синьора Будрио подала голос (она так долго сдерживалась, так долго!):

— Может быть, Энрик останется стоять?

Проф удивленно поднял брови.

— Зачем? — спросил я. Тут до меня дошло: проф и не думал удивляться — это подсказка.

— Ты еще спрашиваешь? — завизжала тетя.

Я пожал плечами и остался сидеть.

Синьора Будрио требовательно посмотрела на брата, ничего не добилась, поэтому продолжила:

— Он показывал Виктору порнографию! — Трагически, с придыханием, благородная мать семейства умирает из-за поруганной чести фамилии.

— Дамы в голубом, — пояснил я.

Проф кивнул.

— Это не производит на тебя впечатления?! Он потащил Виктора на своем кошмарном катере, и мой сын чуть не погиб!

— Силой не тащил, — пояснил я, — четыре Джела от Кремоны.

— И ни один не ушел? — улыбнулся проф.

— Хм, конечно.

— И ты ему веришь?! — Это уже настоящий визг, переходящий в вопль. Записать для сигнализации — все угонщики умрут от разрыва сердца. Какое отношение эта реплика имеет к уже сказанным? По-моему, никакого. Отрепетировано заранее, из расчета, что я буду выкручиваться.

— Да, — серьезно ответил проф, — Энрику можно верить. — Потом он обратился ко мне: — Ты можешь идти.

Я встал, склонил голову в вежливом поклоне и пошел к себе в комнату: в кабинет профа можно попасть через большие французские окна, выходящие во внутренний дворик. Мои тоже туда выходят.