Надежда Первухина - ПРОСНУТЬСЯ ЖИВЫМ

– Степан, что же все-таки с тобой произошло? - Маг наконец избавился от пакета с гостинцами, сунув его в пахнущую хлорамином некрашеную прикроватную тумбочку, и принялся задавать вопросы по существу.

– Кабы я знал! - живо отозвался Степан и поерзал, устраиваясь на жесткой койке поудобнее.

– И все-таки. Знаешь, я ехал к тебе сюда, в больницу, с такой информацией, что у тебя был приступ острого аппендицита и тебя благополучно прооперировали.

– Гы. И еще раз гы. Кешаня, ты же у меня сам типа доктор. Книжки всякие умные медицинские читал, картинки в них глядел, так?

– Ну…

– Хрен согну! Смотри сюда, эскулап! Это, по-твоему, мне аппендикс вырезали?! - С этими словами Степан откинул одеяло и продемонстрировал другу вспухший странный шов, тянувшийся от брюшины до паха.

– Ого! - пораженно присвистнул бывший психиатр. В нем проснулся былой профессионализм. Он придирчиво осмотрел шов, отмечая, что разрез тканей был сделан инструментом, меньше всего напоминающим скальпель, а соединение шва скорее походило на сварку (и придет же в голову такое сравнение!), а не фиксацию стерильным материалом. Кроме того…

Кроме того, при аппендиците, даже остром, таких разрезов не делают.

Викентий так и сказал, озадаченно пялясь на изуродованное швом тело друга.

– То-то и оно,- согласился с этим наблюдением ольной.- И самое интересное знаешь что? Мне аппендикс удалили еще в третьем классе, когда я нечищеных семечек на спор две трехлитровые банки сожрал! Все отделение тогда ходило на меня, такого маленького и прожорливого, удивляться. А вот, кстати, и шов тот, застарелый.

Действительно, застарелый, практически слившийся с кожей шов был на положенном месте.

– Я не понимаю,- озадаченно пробормотал Викентий, бережно укрывая друга одеялом.- Не понимаю, что произошло. Я теряюсь в догадках по поводу того, что они с тобой сотворили…

– Почему «они»? - удивленно вскинул брови Степан.- Она!

И Степан Водоглазов по кличке Гремлин рассказал вот что.

Когда загадочная и пленительная хозяйка роскошного особняка (в смысле, все та же пресловутая Надежда) попросила Степана сопровождать ее на второй этаж для поисков африканца Луи (в существование которого, кстати, Степан сразу ни на минуту не верил!), они попали вовсе не туда, куда полагалось.

– Я это понял позже,- прервал друга Викентий.- Когда сам поднялся на второй этаж. Там пыль столетняя, нетронутая. И вообще одна сплошная чертовщина!

– Чертовщины там немерено, куда ни плюнь,- заверил Степан.- Слушай дальше, что было.

Надежда, доверительно продев свою узкую ладонь в ладонь Степана, повлекла его за собой в какое-то полутемное овальное помещение, оказавшееся за раздвижными стенами холла. Попасть в это помещение можно было только в том случае, если нажать на тайную кнопку в стене под картиной, изображавшей, по словам Гремлина, весьма фривольную сцену из жизни каких-то темнокожих дикарей.

В овальном помещении, лишенном мебели и сплошь устеленном толстыми мягкими коврами да уставленном спортивными тренажерами, Надежда, не говоря ни слова, сбросила с себя одежду и чуть не задушила слегка ошалевшего от такого поворота событий Степана поцелуями и объятиями. При этом на Степановы целесообразные намеки на то, что они вроде отправились искать жениха Надежды и что если он застанет их здесь за, м-м, весьма отдаленно напоминающим поиски занятием, то вряд ли обрадуется, возбужденная до нехорошего блеска в глазах Надежда хрипло ответила:

– Или ты меня возьмешь, или я тебя убью.

Естественно, при такой альтернативе Степан выбрал первое.

– И не пожалел тогда поначалу-то, ни чуточки не пожалел! - горестно вздохнул Степан, избегая глядеть на Викентия.- Какая баба! Просто фабрика оргазмов!

Здесь Викентий почему-то потребовал подробностей. Степан, поминутно вздыхая, принялся за подробный пересказ, которому позавидовали бы все создатели «Энциклопедий секса» и прочих подобных изданий.

– Два часа подряд кувыркались, она опять на меня, а я ей и говорю: это уже не секс, гимнастика какая-то получается, но тут она ка-ак встанет на руки, ноги - вверх, раздвинула их английской буквой «V» и говорит: «Покажи, как ты своим молотком стучать умеешь»… Ну, я как мог, настучал, кончил, мокрый весь, как утопленная мышь, спрашиваю, довольна ли, а она хохочет, грудями трясет: «Таких, как ты, мне целую роту надо на один оргазм!» Сучка бешеная, она меня там всего изнасиловала так, что на баб век теперь тянуть не будет! Нет, это что за мода такая: мужика привязывать на велотренажер, самой спереди, задницу отклячив, пристраиваться и требовать, чтоб мужик и педали крутил, и это… дело делал! Викентий, ты чего рожу воротишь, сам же просил подробности… Про оральный секс рассказывать?

– Не надо,- отмахнулся Викентий. Было ему мерзко.

И мерзко вовсе не по причине того, что Надежда, на вид то интеллектуально-невинная, то сурово-аскетичная, то интеллигентно-фригидная, оказалась этакой похотливой, да еще изобретательно-похотливой тварью. Викентий уже понял, что масок у этой женщины больше, чем волос на лобке. Мерзко было от другого.

Да, Надежда лицемерила и носила маски.

Но обиднее всего было то, что от этой лицедейки сердце Викентия начинало стучать с нехорошими перебоями. И признаться в любви к Надежде было страшно даже самому себе.

Потому что это все равно, что признание в любви куклы к своему кукловоду.

А еще тошней осознание - ты у нее не единственная марионетка. Степан… Под какой удар он попал? Какая роль была отведена ему, вечному весельчаку и оптимисту? И когда же эта стерва наиграется и прикроет свой чертов театр!!!

– Кешаня, ты чего за голову схватился? - участливо спросил Степан, и дипломированный маг пришел в себя.

– Извини, Гремлин. Мысли просто… Всякие. Ты лучше рассказывай, что дальше было.

– Дальше-то…- Степан потер лоб иссохшей морщинистой рукой (а раньше у него были руки как руки. Руки нормального молодого мужика).- Валяюсь я на ковре, отдыхаю. Все хозяйство, блин, болит так, будто я им гвозди заколачивал! Ну и остальное тело соответственно. Надежда эта, сучка, враскорячку уселась на какой-то тренажер, курит и на меня насмешливо так поглядывает. «Что,- говорит,- устал, Степушка?» Стерва, одно слово. «И танки,- говорю,- устают по грязи гусеницами шлепать. А я тебе не танк. И не бульдозер. И вообще, прикрылась бы ты хоть полотенцем! Неужто в тебе никакой женской стыдливости ни капельки не наблюдается?» «Нет! - хохочет.- Ни капельки! Когда тебе хочется получить удовольствие, помни, глупый мальчик Степа: стыдливость - это все, что удовольствию мешает!»

И тут она нажимает на какой-то рычаг на своем тренажере, и вижу я, как из тренажера этого здоровенная палка с набалдашником выдвигается. Вот, блин, думаю, до чего в интим-салонах технологии дошли: и спортом занимайся, и… В общем, пристроилась она на эту бандуру, та ее раскачивает как надо, а Надежда только постанывает, на меня глазеет, хохочет и сама себе груди тискает! Кешаня, веришь, много у меня было разных баб, но чтоб такая бесстыдная и ненасытная - впервые!