Андрей Столяров - Боги Осенью

Мирра сразу же взяла меня на прицел. Уже в первый момент, точнее - в первую ночь, нашего появления в крепости, как бы ни был я оглушен только что происшедшими трагическими событиями: сначала гибель Геррика на поединке, а потом мое изматывающее сражение с лордом Тенто, - я обратил внимание на яростный накал шоколадных глаз, устремленных в мою сторону, и в последующие дни тоже не раз ловил его в самые неожиданные минуты. Мирра разглядывала меня весьма откровенно. Более того, однажды в комнате у Алисы - та как раз отвернулась, доставая что-то из дорожной шкатулки, - она очень характерно приоткрыла полные губы и просунув сквозь белизну зубов неожиданно яркий язык, точно поддразнивая меня, провела по воздуху влажным кончиком. Жест, по-моему, понятный любому мужчине. А в другой раз, столкнувшись со мною в дверях на выходе, она не посторонилась, как это делали все остальные, а напротив, немного прогнулась в своем облегающем комбинезоне, и подавшиеся вперед груди её довольно явственно прошли по моему телу. Я даже закашлялся от смущения. Тем более, что Алиса, по-моему, глянула в это минуту в нашу сторону. Не знаю, заметила ли она соприкосновение или нет, но на всякий случай я стал теперь держаться от Мирры на некотором расстоянии и, встречаясь с ней в коридоре или на площадке, которую условно именовал "строительной", делал вид, что задумался и сам уступал ей дорогу.

Только неприятностей с девочками мне ещё не хватало! Правда, сдерживаться при таком откровенном призыве было достаточно трудно. Тем более, что Алиса с нашего появления в крепости стала неприкосновенной.

– Нельзя, - говорила она, вежливо, но твердо пресекая все мои попытки добиться сближения. - Я не имею права растрачивать силы по пустякам. Скоро они понадобятся мне - все, до последней капли, - и вдруг, точно спохватившись, приседала в почтительном реверансе. - Прошу простить мою слабость, милорд муж...

И хотя я отлично знал, что мужем она меня назвала только под давлением обстоятельств, но за этот действительно почтительный реверанс и за взгляд, которым он сопровождался, я готов был простить что угодно.

Потому что теперь я и в самом деле был для неё лордом и мужем.

И Алиса тоже готова была простить мне многое. Разумеется, прежняя высокомерная и снисходительная девчонка, с равнодушным презрением посматривающая на простолюдина с высоты своего рода, никуда не исчезла, да, наверное, и не могла исчезнуть так быстро, но теперь в ней проглядывал и совершенно иной человек - женщина, сердцем чувствующая волнующую привлекательность слабости. Это проявлялось у неё какими-то стремительными нахлывами, и забавно было наблюдать, скажем, за завтраком, как после какого-нибудь моего особо идиотского замечания, ну, например, что мне надо бы вернуть книги в библиотеку, неудобно, срок пользования давно просрочен, Алиса фамильным жестом надменно вздергивала подбородок, поднимала брови, уже готовая сказать нечто резкое, и вдруг останавливалась, сдерживала дыхание, переламывала самое себя, и отвечала с восхищавшей меня покорностью: Да, милорд муж, это следует серьезно обдумать... - А потом смущенно краснела и от этого делалась ещё привлекательнее.

Гийом в такие минуты с любопытством пощипывал свою бородку. Впрочем, в наши дела он не вмешивался и продолжал, как ни в чем не бывало, орудовать вилкой или деревянной лопаточкой (оказались у них в дорожном сундучке и такие), прислуживавшая нам всем троим Мирра - Петип, как я уже говорил, имел таинственные дела в городе - через голову своей хозяйки поглядывала на меня с насмешливым одобрением. Она словно бы говорила: Ну ты её и взнуздал, парень... - И ловить этот поощряющий взгляд мне тоже было приятно.

Я действительно ощущал себя лордом и мужем.

Лишь в одном-единственном пункте мы с ней никак не могли добиться согласия. Это когда я, разгоряченный своим нынешним положением, легкомысленно ляпнул, что поскольку лорд Тенто, нанесший Геррику оскорбление, сейчас мертв, то само оскорбление можно считать отмщенным. Оно смыто кровью, повода для раздора больше не существует. Все, финал, бесконечная война двух Домов окончена.

Я уже в середине тирады начал понимать, что несу что-то не то, и споткнулся, увидев, что счастливое лицо Алисы внезапно окаменело, пробормотал ещё что-то насчет того, что следовало бы заключить мир, и умолк в растерянности. Я до сих пор помню тягостное молчание, которое воцарилось после моих слов. Гийом прямо-таки застыл и смотрел - не на меня, а куда-то в пространство. Зрачки у него были светлые и холодные, совсем, как у Геррика. Тихо скрипнула дверь - это выскользнула наружу Мирра, подальше от неприятностей.

Алиса повернулась ко мне, и глазах её был синий несокрушимый лед.

– А Алломар? - спросила она, голосом, по-моему, вообще лишенным температуры. - Алломар мы, выходит, должны оставить наследникам Тенто? А сожженная база на Орисгедо? А гибель наших людей? А твои владения, за которые ты тоже несешь ответственность?..

– Какие ещё владения?.. - растерянно спросил я.

– Пенный берег и Солнечные луга на Гирассе, Вертская пустошь с тремя находящимися на ней городами аборигенов, Серебряные рудники Кифта, и ещё что-то, сейчас я не помню. Личная собственность Тенто, которая не входит в наследственный майорат. Ты обязан заявить права на эти земли и отстоять их своим мечом. У Тенто два брата, они будут мстить...

– Значит, ничего не кончено? - спросил я.

– Ничего и не будет кончено - никогда, - сказала Алиса. Повернулась, и рыжим снопом зажглись волосы, подсвеченные из окна. - Пока жив хотя бы один воин из Дома Герриков. И пока жив хотя бы один воин из Дома Тенто.

– Это просто самоубийство, - сказал я обеспокоено.

– Нет, это - жизнь, и она ограничена смертью, - холодно возразила Алиса. - Право на жизнь - одновременно есть право на смерть. Так было, и так будет, милорд муж!..

Голос её зазвенел.

Гийом поднял голову и с отчетливым стуком положил нож на тарелку.

16

Итак, война продолжалась. Пылали взятые города, ветер нес клочковатый дым над травянистыми равнинами Алломара, скрипел на зубах песок, и солдаты Тенто, выросшие, словно из-под земли, переваливаясь с ноги на ногу, бежали по солончаковой пустыне. Черный сквозняк Вселенной выдувал осень из Петербурга. Улицы понемногу запустевали. Сердце будоражил скользкий тревожный озноб. Больше всего меня задевало то, что моего мнения никто даже не спрашивал. Словно Алиса с Гийомом заранее были уверены, что я ляпну какую-нибудь ерунду, и потому нет смысла тратить на это драгоценное время. Наверное, со своей точки зрения, они были правы. Законы Чести были для них все равно что для меня законы природы. Им и в голову не приходило, что можно выйти за их пределы. Это меня угнетало и порождало странную безнадежность. Я, в конце концов, рисковал жизнью нисколько не менее, чем они. Ради них я оставил - свой дом, работу, привычный мне образ существования. Тот же сквозняк Вселенной тащил теперь в неизвестность и меня. Я сжег корабли, обратного пути не было.