Андрей Столяров - Боги Осенью

Алиса, лично наблюдавшая за ходом работ, объясняла, что - это действительно клетка, она так и называется "клетка", но не для птиц, а для объединения и концентрации по нужной оси загадочной энергии "жэнь".

– Слуги и солдаты не могут самостоятельно перемещаться в пространстве, - говорила она. - Собственной их "жэнь" для этого недостаточно. К тому же они не умеют по-настоящему ей управлять. Ты, кстати, тоже не можешь, ты пока - не разбуженный. Однако, если ваши усилия соединить определенным образом... Конечно, без Геррика это будет очень непросто. На мне теперь висит семь человек, на Гийоме - восемь... - Она озабоченно хмурилась, и я чувствовал свою вину, которая неизвестно в чем состояла. - К счастью, нам не на край Галактики. Мы уйдем на Пеллору. Там - учитель Моррэ, и туда, по слухам, отступил с Алломара отряд Троттигара. Нам следует объединить силы...

– А Пеллора?.. - осторожно интересовался я.

– Дождевой лес, карстовые пещеры, реки - на ложе из чистого кварца. Представляешь - дно видно до последней песчинки. Там есть, где укрыться. Дому Тенто эта база пока неизвестна. Главное, конечно, объединиться с людьми Троттигара...

– А что там буду делать я?

– Ну - прежде всего следует выяснить, чем мы располагаем. У Троттигара - очень серьезный отряд, затем есть ещё где-то в Малых Мирах вполне приличное подразделение Шинны. Это амазонки, давшие обет безбрачия. И ещё какие-то люди остались на самом Алломаре. Должны быть, я не верю, что разгром Герша - полный... Тихая, в общем, планета, тебе там понравится. Ну - не сердись, ну - ладно, ну - мне сейчас некогда...

И она убегала к клетке, лоснящейся сквозь дождевой день жирной латунью.

Что-то там получалось у них не совсем так, как надо.

Сердце у меня проваливалось в бездонную пустоту. До сего дня, несмотря на поток необычайных событий, обрушившийся на меня, в глубине души я все же не верил, что вот так, запросто уйду с Земли к звездам. Это противоречило всему моему прежнему опыту. И только здесь, в центре города, на островке, знакомом мне ещё по детским воспоминаниям, с оглушительной ясностью и прямотой я осознал, что именно отсюда открывается путь в просторы Вселенной - от этих одноэтажных строений, похожих на покинутые казармы, и, кстати говоря, казармами и являющихся, от пыльного плаца, простершегося крошкой битого кирпича, от двух замученных тополей и деревянной скамейки меж их стволами, от офицерского флигеля, где мы все временно разместились. Постоянный озноб, будто душ холодной воды, стискивал мне кожу. Голова чуть кружилась, и меня, казалось, несло незримым, но сильным течением. Потому что одно дело - странные люди, возникшие в привычном мне мире, странные животные, пусть даже койотль тот же самый, - они появятся и исчезнут, в принципе, ничего в этом мире не изменив, и совсем другое, когда ты вырван из спокойной обыденности, знаешь, что возврата к ней уже никогда больше не будет, и живешь среди тех, для кого вознесение к звездам - рутина и муторные обязанности. Было от чего появиться пронизывающему ознобу.

Мне достаточно было глянуть, например, на Петипа. Этот замкнутый, неслышный и практически неощущаемый человек с темно-желтым, как будто от разлития желчи, лицом, с необычными, как две стекших капли, глазами: выпуклая нижняя часть и домики бровей над нею, одним видом подчеркивал, что он - не отсюда. Он был слугой Гийома и подчинялся только своему господину. Если же кто-то другой обращался к нему, например, как я, в первый день по незнанию, Петип долго молчал, словно прокручивая голове варианты ответов, а потом отвечал писклявым нечеловеческим голосом: Не знаю, сударь, простите... - И после этого желание иметь с ним дело больше не возникало.

Странно, что при такой вызывающей внешности этот Петип, как выяснилось, был одним из наших лучших лазутчиков. Он почти ежедневно отправлялся на разведку в город - возвращался лишь вечером и о чем-то долго шептался с Гийомом, запершись в комнате. Чем он там, в городе, занимался было никому неизвестно.

А в те дни, когда у Петипа не было нужды куда-то идти, он как будто брал на себя роль добровольного соглядатая. Его манера материализовываться из воздуха, меня пугала и заставляла оглядываться. Занимаешься чем-то своим, никого не трогаешь, думаешь, что находишься в одиночестве, ну и ведешь себя соответственно, и вдруг - натыкаешься взглядом на согнутую, будто из пластилина, фигуру, - понимаешь, что он пребывает здесь уже довольно долгое время, изучает тебя, наблюдает за каждым твоим движением, и непонятно, что он тут углядел и какие из этого сделал выводы.

По-моему, даже Алиса его немного побаивалась. Во всяком случае, заметив, как я к нему в первый день обратился, отозвала меня в сторонку и предостерегла:

– Знаешь, ты с этим, Петипом, пожалуйста, будь поосторожнее. Ему незачем знать некоторые вещи, касающиеся только нас с тобой.

– А что, слугам вы не доверяете? - ехидно спросил я.

– Это - слуга Гийома, - с досадой сказала Алиса. - Я тебя предупредила - делай, как знаешь...

Больше она к этой теме не возвращалась.

Впрочем, и без Алисиного предупреждения никакой охоты откровенничать с желтолицым Петипом у меня не было. Зато с Миррой, служанкой самой Алисы, возникли совсем иные проблемы. Внешность её в противоположность Петипу была совершенно земной, разве что, более экзотичной, чем мы, в Петербурге, привыкли; на мой взгляд, несколько негритянского типа: полные яркие губы, чуть фиолетового оттенка, смуглая кожа, приплюснутый и довольно широкий нос, - ноздри подрагивали, когда она со мной разговаривала - глаза будто две чашки топленого шоколада, и громадная пена мелко-пружинистых, тоже подрагивающих африканских волос. Точно Мирра буквально минуту назад вырвалась из знойной саванны. Для дождливого и хмуроватого Петербурга вид действительно экзотический. Впечатление это усиливалось голубым, как у космонавтов, комбинезоном - цельным, с длинной молнией впереди, заправленным в легкие полусапожки. Причем, эластичная и, видимо, очень тонкая ткань, облегая тело, подчеркивала все детали. Даже соски прорисовывались сквозь голубую материю. Из-за этого Мирра выглядела как бы полностью обнаженной. Отношения между ней и Алисой были немного странные: с одной стороны, вроде служанка, и повседневный быт это отчетливо демонстрировал - Мирра приносила завтрак Алисе, и даже мне, бегала по её поручениям, когда Алису, скажем, интересовало, чем я сейчас занят, вообще подавала, убирала, напоминала, следила за комнатами, ходила по утрам с веником и в переднике, но с другой стороны, где-то на третий день я увидел собственными глазами, как она гневно и явно раздраженно выговаривает за что-то Алисе, а Алиса стоит и слушает, покорно опустив голову, и на властную госпожу она в эту минуту ничуть не похожа, а потом поднимает лицо и робко произносит две-три фразы. Слов я не слышал, но она словно извинялась за что-то. В отношения госпожи и служанки это как-то не вписывалось.