Деграданс (СИ) - Калугин Алексей Александрович
– Здравствуйте, Виктор Алексеевич, – негромко, но с каким-то странным напором, скрытым, но отчетливо при этом чувствующимся, произнес священник. – К сожалению, не могу сказать вам «Бог в помощь», поскольку дело ваше не богоугодное.
«Это кто там вещает?»
– Отец Егорий это. Настоятель храма Всех Святых.
«И чего ты вылез сюда?»
– Услышал я…
«Можешь короче?»
– Услышал я, что ищешь ты слова Божья…
«Мне Христос нужен, а не настоятель из Куличек».
– Ты еще не понял, что ищешь Бога, сын мой. Но он ведет тебя.
«Я хочу, чтобы он сам явился сюда».
– Неужто ты так глуп?
Вопреки самым дурным предчувствиям капитана Петунина, ожидавшего немедленного взрыва после таких слов, Шивцов остался спокоен. Похоже, его даже заинтересовал разговор.
«Это почему же я глуп?»
– Да потому, что ждешь некоего явления… В гордыне своей чуда ждешь… А Господь он в наших сердцах… Он в душе каждого, он с нами, когда мы даже не подозреваем этого…
«Слышал я вашу братию, умеют языками молоть».
– Не нужно всех слушать, одного слушай.
«Зачем пришел?»
– Спросить хочу…
«О чем?»
– Зачем тебе Сын Божий?
Капитан Петунин увидел… нет, наверное показалось… а может и не показалось, потому что Калинин вдруг отвел объектив от трэш-реалиста…
Почему он отвел объектив?
Какая-то нерешительность в голосе.
Что-то там не связывалось в голове Шивцова.
«…Сын Божий, – вновь раздался голос Калинина, – интересует трэш-реалиста всего лишь как самый мощный и долговременный концепт, когда-либо созданный людьми…»
– А ты не перепутал, сын мой?
«О чем ты там?»
– Кто это там кого создал?
«Вопрос не принципиальный!»
– А ты дай высказаться Виктору Алексеевичу, сын мой. Это он, а не ты хотел обратиться к Господу.
«Хватит! В семинариях вас хорошо натаскивают на бессмысленные вопросы и ответы», – Калинин, кажется, злился.
– Виктор Алексеевич, – настаивал отец Егорий. Вежливо, но настаивал. – Вы слышите меня?
«Ну и что?»
– Вы искали встречи с Господом или этот человек, который говорит от вашего имени?»
«Он от своего говорит».
В кадре вновь появилось хмурое лицо Шивцова.
– Лучше будет, если вы сами будете говорить.
«О чем говорить-то? Сдался ты мне? Чего пристал?»
– Вы религиозный человек, Виктор Алексеевич?
«Не знаю… Не думал… Возможно…»
– И к какой же религии склоняется ваше сердце?
«Откуда мне знать? Может, к христианству».
– Вы чувствуете это?
«Не знаю».
– В России много конфессий…
«Слушай ты, – опять вмешался Калинин. Он уже не скрывал раздражения. – Не морочь нам головы! Передай трубку капитану».
– А ты не мешай нам, – вежливо, но строго ответил священник. – Виктор Алексеевич ищет Бога. Сердце его готово открыться свету. Ты кто, чтобы мешать ему?
«Никого я не ищу, – хмуро произнес Шивцов. Глаза у него были мутные, больные. – Я хочу, чтобы Христос заглянул к нам».
– Не заглянет Он.
«Это почему?»
– Потому что ты совершаешь богопротивное дело.
«А твой Господь? Он такой чистенький? Он не убивает?»
– Ты обвиняешь Господа, сын мой?
Кто-то должен ответить…
– Повтори.
«Хватит! – оборвал Калинин. Он был взбешен. Он чувствовал какую-то опасность. – Господь, о котором ты говоришь, любит кровь. Он ее обожает. Он проливает реки крови. Он никому не помог и не собирается помогать. Это не входит в его планы. Миллионы людей ежесекундно проклинают его имя».
– Ты журналист, я ведь не ошибаюсь?
«Я известный журналист. Мое имя знают многие».
– Тогда приведи свидетельства.
«Какие свидетельства? Чему?»
– Своим словам, обвиняющим Господа.
«А ты не знаешь, не видишь? – обрадовался Калинин. – Нищета, болезни, насилие? Разве этим исправишь человека?»
– Ты считаешь, виноват во всем этом Господь?
«Все в руце Божьей. Кажется, так вы говорите?»
«И несчастных, убитых вами в галерее, вы перекладываете на Господа?»
«А как иначе? Разве зло на земле творится не по его воле?»
«Но курок нажимаете вы. Это ведь так?»
«Но он допускает это!»
– Виктор Алексеевич…
«Чего тебе еще?» – откликнулся Шивцов.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})– Вы тоже думаете, что Бог – это мудрый старец, щелкающий по клавиатуре компьютера?
«А хрен его знает».
– В двадцать первом столетии от Рождества Христова приходится объяснять темным людям прописные истины, – смиренно заговорил отец Егорий. – И все потому, что у русской православной церкви беда та же, что у русских политиков. Служители Божьи разучились говорить на понятном всем языке. Послушайте меня, Виктор Алексеевич. Наберитесь душевных сил. Господь создал нас по образу и подобию своему, но это не значит, что Господь выглядит, как дряхлый алкаш на пятые сутки запоя. Или как торговец с мятыми долларами в руках. В первый миг рождения Господь в каждого вдыхает искру Божью. А уж что мы с нею сделаем, Виктор Алексеевич, раздуем жаркий душевный огонь или затопим его дерьмом, зависит от нас самих…»
Он не договорил. Калинин перебил священника.
«…с трэш-реалистом Виктором Шивцовым в прямом эфире беседовал о свободе выбора настоятель церкви Всех Святых отец Егорий. Кажется, он утомлен, но мы покажем ему несостоятельность его отживших теорий…»
Священник разочарованно опустил глаза.
– Вы пытались, – сказал ему капитан. – Это уже хорошо.
«Эй, капитан! – послышался в динамике голос Шивцова. – Вы где там прячетесь?»
– Хотите что-то предложить?
«Скоро начнет темнеть. Не предложить хочу, а предупреждаю. Если отрубите свет, взорву здание.
– Да будет вам свет.
«И еще… Калинин, покажи им этих…»
На экране высветились усталые безнадежные лица.
«Вы поняли?»
«Что именно?»
«Вы не оставили им выбора, капитан».
– Что ты хочешь сказать этим?
«Только то, что мумий у меня почти не осталось».
Вскинув руку, Шивцов трижды выстрелил в труп, посаженный между Ксюшей и худенькой студенткой. Кто-то должен ответить… Кто-то обязательно ответит за все… Труп опрокинулся в бассейн, подняв фонтан брызг.
«Сидеть!»
Кто-то застонал.
«Вытащить тело из бассейна!»
Размазывая слезы и кровь по бледному лицу, студентка первой спрыгнула в темные разводы кровавого раствор. Худенькие лопатки были хорошо видны, когда она наклонилась, омытая темным раствором.
– Прости, Господи… Ибо не ведают, что творят…
– Ведают, ведают! Все они ведают, отец Егорий, – зло пробормотал Петунин. – Шли бы вы отсюда!
– Товарищ капитан!
– Ну, что там у тебя, Жора?
Арутюнян безжалостно колотил по клавишам:
– Есть пуля! Смотрите! Внимательнее смотрите!
Петунин уставился на экран. На плоской поверхности застыла цветная картинка: вскинутая рука Шивцова… дернувшийся ствол пистолета… сжатый клуб пороховых газов…
– Ну что?
– Сейчас, товарищ капитан!
Арутюнян двинул изображение, медленно увеличивая его.
– Вот… Видите?… – повел он курсором.
И капитан ясно увидел вылетающую из ствола пулю.
Снимок-фокус. Такое увидишь только в научно-популярных жуналов.
– О, черт!
– Вот именно!
– Патроны у него холостые…
На остановленной картинке ясно было видно, как пуля входит в лоб обвисшего на плече Ксюши трупа…
Удар.
Летящие осколки.
– Такое не смонтируешь…
– Но это еще не убийство, – робко подал голос экстрасенс. – Это не настоящее убийство. Этот человек был уже мертв, когда в него стреляли.
– Но в галерею он забрел не с кладбища.
41
КАЛИНИН
20.54. Пятница
«Когда намалюют картину последнего утра земли…»
Калинин подмигнул Шивцову. Он не скрывал торжества.
«…дамы и господа! Пришла пора искусства, в котором живут умирают по настоящему…»
Объектив скользнул к бассейну.
На мокром бортике сидели Ксюша и худенькая студентка.
