Коллектив авторов - Полдень, XXI век (февраль 2012)

– Бэа Фаст! Бэа Фаст! – доводя и так уже беснующуюся пьяную толпу на танцплощадке до наивысшего градуса веселья.

С нас даже не взяли денег, такие друзья были у моего одноклассника в этом кабаке, мы вышли оттуда тепленькие от водки и одуревшие от музыки и вспышек прожекторов, и потом еще долго ходили по заснеженным улицам и разговаривали. Тогда это было совсем не опасно…

Внезапно проститутка побледнела, словно увидела что-то невыносимо жуткое, выползшее из ее ночных кошмаров, давным-давно, казалось, уже позабытых и выжженных солнечным светом. Она, как приговоренная, смотрела на это что-то, поворачивая голову все ближе к автобусу, в котором я сидел.

И когда ее взгляд наткнулся на мои глаза, словно вручая мне эту свою жуть, какой-то человек в белой рубахе, забрызганной кровью, мятых серых брюках и стоптанных сандалиях на босу ногу поднялся на заднюю площадку.

Желтая кожа на его лбу была туго натянута до пергаментной прозрачности, а на худых щеках собралась в глубокие складки, будто он, часами стоя перед зеркалом, изо всех сил оттягивал руками свое лицо вниз, к подбородку.

При его появлении меня парализовал ужас, потому что мне сразу стало понятно, кто это. Я не мог пошевелиться, только сидел, слыша оглушительный гул крови в ушах, и твердил про себя, словно заклинание:

– Правило номер два: не смотреть ему в глаза, не смотреть ему в глаза, не смотреть…

Это был он – Бродячий Стоматолог. Я сразу ощутил его власть над собой, над тремя безмолвно замершими работягами, только что с матерками обсуждавшими свое начальство, да и вообще власть над всеми людьми, можно было только затаиться, спрятать взгляд и надеяться, что он не заметит, не остановится рядом и пройдет мимо, найдя себе другую жертву.

Громыхнув закрывающимися дверьми, автобус кашлянул и тронулся.

Я вдруг вспомнил тоскливые ночи первых месяцев службы в армии, эти бесконечные, пропитанные ненавистью и страхом ночи, когда лежишь на втором ярусе солдатской койки, и слышишь шаги старослужащего, сначала далекие и неотчетливые, но вот уже они рядом, неотвратимые и тяжелые, с металлическим чмоканием стальных подковок на каблуках, специально не привинченных наглухо, чтобы при ходьбе возникал именно такой звук. И ждешь, что сейчас они остановятся возле тебя, и у самого уха раздастся негромкий голос, глумливо растягивающий слова:

– Па-а-адъе-ем, ба-а-аец! Кому, с-сука, лежим, па-а-ше-е-л в бытовку!!

А потом соленая кровь во рту, и тупая боль в затылке, и снова страх, и снова ненависть…

И никто из всего нашего призыва так и не встал, чтобы этому помешать. Никто.

Бродячий Стоматолог стоял рядом с нами. Он выбирал, а мы ждали, раздавленные, но еще не до конца, ведь каждый из нас надеялся выжить, выполняя правила поведения, расклеенные на всех столбах, не убегая, не замахиваясь и не дразня, пытаясь обмануть себя и всех остальных своим деланно-равнодушным видом.

Автобус вилял и проваливался в выбоины на асфальте, выползал из них, хрюкая старой коробкой передач, а мы все ждали, с кого же он начнет, но Бродячий Стоматолог вдруг прошел мимо нас, туда, где в одиночестве сидел тот самый мужик в парусиновой куртке, совсем еще недавно выяснявший у меня, как давно прошел автобус маршрута номер три.

Обернувшись, я увидел его остекленевшие глаза и ужас в них, ужас человека, глядящего на приближающуюся смерть с лицом, сползшим к подбородку.

Бродячий Стоматолог подошел к нему и что-то негромко сказал. Тот с готовностью открыл рот и зажмурился, откинув голову назад. Бродячий Стоматолог повертел щипцами, примеряясь, и с хрустом вырвал зуб из нижней челюсти мужика.

Мужик замычал и судорожно вцепился руками в сиденье. Вместо того, чтобы вцепиться в глотку Стоматолога. Он не сделал этого потому, что надеялся. Ведь прожить можно и без зубов.

Кровь текла по его губам и капала на куртку.

Стоматолог бросил под ноги зуб и внимательно осмотрел добросовестно разинутый рот.

То, что должно было произойти дальше, знали все, кто жил в этом городе, окруженном со всех сторон холодным морем.

Сначала жертве выдергивали зубы, а потом сворачивали шею. Обычно тело находили где-нибудь в канаве, рядом с пустыми пластиковыми бутылками из-под пива и смятыми сигаретными пачками.

Если бы я был плотником, я украшал бы резьбой уличные столбы, чтобы они стали похожи на древние индейские тотемы, я построил бы ажурные павильоны, похожие на китайские домики для чайных церемоний, я вырезал бы из березовых чурочек затейливые ложки и черпаки.

Если бы я был плотником. Но я не плотник. И, наверное, никогда им уже не стану…

Я вскочил, чувствуя, как черная волна захлестывает мое сознание, как каменеют мои мышцы, и прыгнул на Бродячего Стоматолога, целясь кулаком ему в висок, заранее зная, что его не остановить не только кулаком, но и пистолетом, и что его нельзя дразнить, и, хуже того, замахиваться.

Но я не собирался дразнить Бродячего Стоматолога.

Я хотел его убить. Вопреки всем инструкциям.

Александр Подольский

Такелажники

Небо лишь на мгновение выглядывало из-за туч и тут же укрывалось в густых зарослях смога. Черный океан ядовитых испарений над головой отражался в безграничном море далеко под ногами. Осколки отключенного от питания мира стучались в стены сотней этажей ниже. На крыше было, как всегда, холодно. Лучи солнца в это время года застревали в сером куполе, лениво просвечивая туман, как гроздья полумертвых ламп.

Четвертый подошел к обрыву, в который валился кусок разорванной крыши. Снизу дохнула свежесть последнего потопа. Ухватившись за ошметок перил, Четвертый вытянул перед собой руку с ненужными креплениями и разжал пальцы. Россыпь железок подхватил ветер и потащил вниз. Металлические крошки ударялись в уцелевшие окна верхних этажей, словно отсчитывая расстояние до линии воды. Всплеска Четвертый не услышал – было слишком далеко, но холодная бездна приняла свежие дары с благодарностью. Иначе и быть не могло.

– Хватит его кормить, – сказал Седьмой. – Это же глупо, сколько повторять можно.

Четвертый отошел от края и присел на горку закопченных покрышек. Он взглянул в юношеское лицо Седьмого и приготовился к npi гвычной лекщ п i друга.

– Ну сам посуди, – продолжал Седьмой, застегнув куртку до самого горла, – наша задача ведь из него всякую дрянь доставать, а ты ее обратно сыплешь.

– Это другое. Груз ведь сам к нам идет, мы ж не чистильщики. Остается только поднимать его и размещать. Но мелочевка такая никому не нужна, а морю всегда приятно схватить очередную добычу. Вот я его и кормлю.

Седьмой покачал головой, глядя на выгнутую под странным углом звездообразную башню булочников, которая тянулась из воды, казалось, во все четыре стороны.