Рэнкин Джилмен - ОПЕРАЦИЯ "ЯМАНАК"

Вагенер услышал звук шагов, направлявшихся к двери, и подумал, что для женщины было бы вполне естественно пронаблюдать за выходом посетителя.

Он немного приоткрыл глаза и увидел спину полного мужчины с большой лысиной, обрамленной полукружьем темно-коричневых волос, спадающих на воротник его белого форменного кителя. Знаки отличия на левом эполете указывали на то, что перед ним был Старший Консультант. А это уже было интересно. Человек такого ранга, как правило, пользовался полной свободой передвижения по всему медицинскому комплексу.

Альва, наблюдающая, как он выходит, была одета в бледно-голубую рубашку с белым нагрудником – униформу сестры из штата медцентра. На груди у нее красовался весьма дорогой диск времени, а на пирамиде блестящих черных волос, словно белое клеймо, была нахлобучена комичная крошечная шапочка.

Ей было не больше тридцати пяти. С узким суровым лицом. Можно было не сомневаться, что это была непревзойденная стерва в отношении новых партий прибывающих стажеров.

Так как смотреть было особенно не на что, Вагенер снова закрыл глаза и вдруг почувствовал, что очень устал. Был кто-либо в комнате или не был, он совершенно ничего не мог сделать, чтобы выбраться с этой койки.

Внезапно ему на ум пришла одна из заповедей древней мудрости. Человек, которому нечего терять, может спокойно спать. Эта аксиома, подкрепленная расслабляющими наркотиками, все еще циркулирующими в его крови, приобрела полное доверие. Вагенер заснул.

***

Если бы то же самое утверждение было сейчас предложено Марку Шеврону, он запустил бы в говорившего первым оказавшимся под рукой камнем. Жажда, жара, обжигающий песок и физическое напряжение, соединившись вместе, сделали сон невозможным. Яркий ослепительный свет, лишь частично ослабленный узким щитом, являл собой непрерывную безмолвную атаку на каждый больной нерв.

Любое постороннее и неосторожное движение могло побеспокоить двух спящих. Шеврон тихонько перевернулся на спину и уставился сквозь маску туда, где бесконечная даль прерывалась краем небес.

Его бездумное созерцание было прервано неразборчивым бормотанием Анны Рилей. Она тоже не спала.

– Марк?

– Что?

– Как долго мы еще будем лежать тут? Я не могу больше этого выносить.

– Не долго. Меньше часа.

– Это долго.

Он перевернулся на бок лицом к ней. Она выглядела очень изнуренной. Губы плотно сжаты, кожа натянута, словно тонкий пергамент. Это было бы поистине чудом, если бы ее хватило еще на один ночной переход.

Она прочитала сомнение в его глазах и спросила:

– Зачем ждать? Почему мы должны ждать? Мы теряем силы с каждой минутой. Почему не отправиться сейчас же и идти столько, сколько хватит сил'.

Закайо приподнялся и сел. Песок под ним спрессовался в плотную корку. Казалось, он весь сжался внутри своей широкой куртки

– В этом есть здравый смысл. Нет никакого резона оставаться тут. Давайте продотжим путь, пока мы еще в состоянии передвигаться.

В их словах был определенный смысл, и Шеврон мог понять, что было у них на уме. Они не смогут достичь цели. Это стало очевидно после первые суток. Они могли с тем же успехом оставаться на месте, обманывая себя, или могли продолжать двигаться вперед до тех пор, пока не будут вынуждены остановиться.

Большинство не обязательно всегда право, но это всегда могучая сила. И он принял решение.

– Если это то, что вам надо, пусть будет так.

Он открыл пакет с провизией и разделил оставшееся на три части. Осталась даже вода, достаточно много, чтобы можно было сделать по глотку. Когда они были готовы двинуться в путь, Шеврон свернул щит. Дышащий жаром ослепительный свет, казалось, пригвоздил их на месте.

– Что с этим?

– Оставим его. Вряд ли он нам еще понадобится,- проговорила Анна Рилей, словно пророчествующая Кассандра.

Шеврон вонзил щит в песок, отметив последнюю разумную стоянку, достигнутую экспедицией.

В течение первых десяти минут облегчение от ощущения свободы передвижения в любом направлении перевесило все остальное. В этом был определенный стимул, своего рода безумный вид оптимизма. Но затем жара начала оказывать свое действие.

У Шеврона от щита остался страховочный ремень. Он пристегнул его к поясу Анны Рилей и к своему собственному. Затем он начал с трудом продвигаться вперед, таща ее на буксире за собой. Он отрешился от всех мыслей и приготовился с терпением монотонно считать шаги и переставлять ноги – единственной деятельности, оставленной ему в сжавшемся до крошечных размеров мирке.

Загипнотизированный монотонностью движения, Шеврон прошел несколько метров по изменившейся вдруг местности, прежде чем осознал, что это было. Вместо холмистого песка под ногами у них находилась ровная твердая поверхность, похожая на отмель, покрытую мелкими гладкими осколками камней. Они были очень твердые, кое-где между ними проглядывала горная порода.

Анна Рилей, не в состоянии громко кричать, дождалась, пока он повернется, и хрипло выдавила:

– Закайо. Подождем Закайо. Он что-то нашел.

Африканец находился примерно в десяти метрах, встав на колени и глядя на землю. Они молча ждали, когда он, распрямившись, присоединится к ним.

– Гаммада ‹Местное название равнинных каменистых пространств в пустыне Северной Африки›, босс. Тянется на многие километры.

– Что из того?

– Она обычно используется как дорога для колесного транспорта. Здесь есть отпечатки следов. Они вряд ли сохранились бы надолго. Ветер замел бы их начисто. Кто-то проезжал здесь сегодня.

– Мы не в состоянии догнать грузовой автомобиль.

– Все так. Но они должны останавливаться, чтобы разбить лагерь. Когда наступает день и светит солнце, они ждут луну. Или, возможно, стоят лагерем всю ночь, а путешествуют днем. Это вполне годится для автотранспорта.

– Ты думаешь, нам лучше идти по следу?

– А что мы теряем?

Гаммада шла под прямым углом к направлению, в котором они двигались. Но здесь у них была цель. К тому же, на ней было значительно прохладнее. Словно расплавленная монета, на горизонте висело солнце.

Шеврон вернулся к тому месту, где на фоне более темной поверхности гаммады Закайо обнаружил бледно-золотистую черту. В ее существовании был залог того, что они были не единственными людьми, оставшимися на лице Земли. Этот путь был нисколько не хуже любого другого. Не сказав ни слова, он пошел вдоль нее, постепенно ускоряя шаг и, с помощью привязи, понуждая Анну Ри-лей к героическому переставлению ногами.

Линия, уходящая вперед, за горизонт, завораживала Шеврона. Она слабо поблескивала, в то время как день начал клониться к закату, и в какой-то момент стало казаться, что линия раскалывает его голову на две равные части. В конце концов ему пришлось окончательно остановиться, так как неимоверно безжизненный груз, привязанный к его ремню, начал тащить его назад.