Вячеслав Лавров - Встречи на болоте

С Болтом, похоже, было покончено, но пока ещё существовала угроза со стороны Зарина и компании (то, что он действовал не один, было очевидно), и я решил укрыться в деревне, пока не придумаю, как разобраться с ними.

Алёне я рассказал всю правду насчёт сложившейся довольно опасной ситуации вокруг фонда и объяснил, что пока всё не закончится, мне придётся отказаться от поездок в столицу, да и по телефону лучше я буду звонить сам.

Про иррациональную часть своей жизни пока откровенничать не стал. Какой нормальный человек поверит во всё это без доказательств, поэтому я решил отложить объяснение до посещения ею Большого болота. Думаю, подземный город подействует убедительней, чем любые подробные рассказы.

Веретье встретило меня рёвом техники: вовсю шло строительство подъездной дороги. Проектом было предусмотрено, что асфальт закончится у шлагбаума на въезде. Там же будет небольшая огороженная стоянка для машин, а вот деревенская улица должна остаться в своём первозданном виде.

Новая дорога, прямая как линейка, лишь изредка пересекала старую, поэтому до деревни можно было проехать. У околицы стояла игорева девятка, а недалеко от неё и сам новый директор спорил с двумя красномордыми мужиками, одетыми в оранжевые безрукавки поверх одежды. Как видно, наш исполнительный директор Марк уже успел припахать своего нового начальника, едва получив его номер телефона. Игорь, заметив меня, стал кричать призывно размахивая руками. Я же, показав ему жестами, что ничего не слышу, быстренько слинял, оставив товарища на съеденье злобным прорабам.

Прошло довольно много времени, за которое Катя успела рассказать все местные новости, а я навестить Хряка, возившегося со своим трактором, когда во двор к моему бывшему начальнику влетел разгорячённый новый. Он попытался рассказать мне о каких то ужасно важных производственных делах, но был остановлен моей крайней незаинтересованностью.

— Игорёк, хватит суетиться. Неужели ты думаешь, что без твоего вмешательства дорога не будет закончена в срок? Уже нет социалистических обязательств, а есть договор, по которому они получат деньги, если успеют ко времени, и штраф — если опоздают.

— Да, но Петрович говорит, что….

— А ты плюнь на все его разговоры.

— Так Марк Давыдович просил….

— И на просьбы Марка плюнь. Это его работа — других заставлять, а ты доктор экологии, вот этим и занимайся.

Слегка оторопевший от такого «наплевательского» настроения, Игорь присел на крыльцо.

— Ну и чего мне делать? — уже без прежнего энтузиазма спросил он.

— Откуда мне знать, чем заниматься доктору наук, директору заповедника? Есть предложение сделать вылазку. Давай побродим с Митькой по окрестностям. Я, например, нигде, кроме деревни и капища не был, а хотелось бы ещё чего увидеть.

— А чо смотреть-то? Куда не пойдёшь, одно и то же: болото, трава, деревья…, трава, кусты, болото, — подал голос до сих пор молчавший Хряк.

— Мне надо в Москву: познакомиться с людьми, узнать, чем они заняты, — неожиданно решил Игорь.

Оставшись в одиночестве, я не стал спорить, но приглашали же меня в конце концов в гости!

— А как мне Прохора известить, что я к нему в гости собираюсь? — спросил я Митьку.

— Так позвонить можно, — ошарашил меня Хряк. — Только зачем это? Один ты всё равно не дойдёшь, завтра поутру и тронемся. А что мы на мельницу идём, они и без всякого телефона узнают.

Ну конечно, где ещё жить нечистой силе, как не на заброшенной мельнице? А вот леший с мобилой — это неслабо!

Игорь дёрнулся, когда узнал цель нашего похода. Но планов своих не изменил. Где то через час Гаевский, потрепав всё же напоследок себе нервы с красномордым Петровичем, отбыл в Москву для знакомства с вверенным ему коллективом, а я отправился порыбачить.

Наутро проснулся от того, что Тётькатя ругалась с Хряком. Ну насчёт Митьки я погорячился — он в основном молчал, зато Катя старалась за двоих.

— Ты чего такую рань припёрся?

— ……..

— Тебе делать нечего, а человек с дороги, умаялся.

— ……..

— И когда уж надоест по этим болотам шлындрать? Остепениться пора!

— Он сам просил, — пробурчал Митька.

— Ты поори, поори ещё тут.

Тут и я показался на пороге своей комнаты.

— Ну вот. Я ж говорила; разбудил, — Катя картинно взмахнула руками и скрылась за дверью.

— Умывайтесь и завтракать, — донёсся с кухни её голос. — А то уйдёшь голодным — с тебя станется.

Обруганный ни за что Хряк даже и не подумал обижаться, он быстро прикончил свою порцию яичницы и даже подобрал остатки хлебной корочкой. Запить чем-нибудь он отказался, а пока я допивал свой чай и собирался, вышел во двор и сел на завалинке — покурить. Своим непробиваемым спокойствием и обстоятельностью он очень напоминал Прохора, чего ему не хватало, так это прохоровой уверенности в себе, и тут уж ничего не поделаешь — слабохарактерность — чисто человеческая черта.

— Ты чего позволяешь Катьке ругаться на тебя? — спросил я Хряка, когда мы отошли от дома.

— А чего зря лаяться? Она ж не со зла.

— Так что, если не со зла, значит можно всякую напраслину возводить? Обидно должно быть.

— Не, когда брехня — не обидно. Обидно, если правду говорят.

Сам того не понимая, Митка рассуждал почти как философ. Убеждённость, основанная на опыте простой и честной жизни, делала некоторые из его редких фраз почти афоризмами, не хватало только литературной обработки.

Погрузившись в размышления, я не заметил, как мы свернули со знакомого маршрута. Путь наш лежал теперь не строго на север, как раньше, когда мы ходили к озеру с валунами, а всё сильнее отклонялся к востоку. Пейзажи не сильно отличались от тех, что я видел до этого — точно, как описал вчера Митька: трава, болото, деревья, потом болото, кусты трава.

Идти было намного дальше, чем к капищу, мы два раза устраивали привал, пока наконец Хряк не сказал своё:

— Немного осталось.

Минут через десять мы вышли к большому серому, как и все деревянные строения в округе, дому. Одной стороной, той, где располагалось большое деревянное колесо, дом выходил на запруду с зеркальной поверхностью, а другой глядел на берег, круто сбегающий к воде. Озеро размерами и видом сильно напоминало то, у которого стояло Веретье, но производило совершенно другое впечатление: не тянуло почему-то меня посидеть с удочкой на его берегу.

У входа в дом нас встречали две женщины в серых холщовых платьях, тоненькая девчурка лет четырнадцати и белобрысый мальчишка лет семи.

Женщины (одна из них была знакомая мне Пелка) церемонно поклонились и открыли нам двери.