Вячеслав Лавров - Встречи на болоте

Вячеслав Лавров

Встречи на болоте

Часть I

Было бы болото, а черти будут

Приход наш и уход загадочны, — их цели

Все мудрецы земли осмыслить не сумели.

Где круга этого начало, где конец,

Откуда мы пришли, куда уйдём отселе?

Покой нарушила тишина. Ещё мгновенье назад вокруг трещали, звенели и кричали разные болотные насекомые и лягушки, и вдруг тишина. Они услышали что-то незнакомое, а всё незнакомое — враг, так уж устроено в природе. Меня, неподвижно сидевшего в деревянном кресле с удочкой, живность уже признала за «своего», посомневавшись и помолчав несколько минут. Я тоже застыл в напряжённом ожидании, не желая покидать признавшее меня сообщество.

Хотя луна, слегка прикрытая облаками, давала мало света, уже было видна темная фигура, легко спускающаяся по глинистому откосу.

Если бы у меня был такой же острый ум как у книжных героев, то я давно отметил бы, что будучи самым молодым и спортивным в деревне — всегда заканчивал этот спуск на пятой точке, пока не настелил доски с поперечинами. А нарушитель покоя даже ни разу не оступился, хотя шёл по самому крутому участку.

Сообразительность мне заменило предчувствие в виде зудящей дорожки протянувшейся от желудка к горлу — верный признак грядущих неприятностей.

Когда тёмная фигура материализовалась в виде Митьки Хряка — мужика, который ещё вчера сходил с крыльца, держась за перила, — я не очень-то и удивился.

Лет пять назад у Митьки умерла жена. Ошалев от горя, а может от свалившейся на него свободы, он ударился в запой. Когда под пропитие попал поросёнок Хрюша, Митька погнался за ним с топором, а поскольку молодой поросёнок бежит быстрее пьяного мужика, погоня кончилась тем, что Митька кинул топор, как томагавк и, как ни странно, попал топорищем поросёнку по ноге, что не помешало тому сбежать в лес. На удивление, через неделю Хрюша, хромой и похудевший, вернулся домой и поселился под крыльцом, и вскоре получил новую кличку — Хряк, за поведение, которое никак не соответствовало прежнему ласковому имени. Каждого, кто пытался зайти в дом, он хватал за ноги, неожиданно выскакивая из-под крыльца, и вскоре отвадил от дома всех собутыльников хозяина, чем немало способствовал выходу Митьки из запоя. Прожив так на правах сторожевого пса пару лет, как-то зимой Хряк пропал, оставив хозяину свою кличку.

И вот Митька Хряк является в полночь вроде тени отца Гамлета!

— Не помешаю? — спросил Митька и улыбнулся.

— Да чего уж, — я был потрясён. Если бы вместо этих слов и улыбки Митька выматерился и плюнул, дорожка из желудка не превратилась бы в свитой пучок жил, вопящих о том, что пришла беда. В голову полезли мысли о вампирах, оборотнях и прочей нечисти, заселившей экраны кино и телевидения. Бугристая, с крупными порами кожа на Митькином лице была похожа на кору старого дерева и только усиливала жуткость момента.

Хряк уселся на землю метрах в трёх от меня и снова улыбнулся, нагоняя тоску.

— Заметно, Александр Васильевич, что вы уже что-то почувствовали. Поскольку слов для объяснений у меня пока маловато, прошу у вас разрешения на прямой контакт.

— Согласен, — сказал я, но не оттого, что понял, чего от меня хотят, а просто обалдел.

Что-то мягко коснулось головы, и… я увидел сон о какой-то непонятной, не нашей жизни.

— Клюёт! — Митькин крик вывел меня из прострации, а утонувший поплавок заставил работать рыбацкие инстинкты. После непродолжительной борьбы прекрасный карась затрепыхался в подсаке. И тут всё, случившееся, наконец, дошло до меня — дальше я помню только, как Митька, уже настоящий, хлопочет надо мной, щедро поливая озёрной водичкой. Увидев, что я очнулся, Хряк обрадовался и наградил себя щедрым глотком из моей фляжки.

— Василич, титтвою мать, как я тут оказался? Не уж-то лунатиком стал? — Митька огляделся. — Спал дома, потом гляжу, у тебя клюёт. А ты как уснул. Ну, я и крикнул тебе. Рыбу справно вытащил, а потом вдруг повалился — бледный весь. Я уж думал — кони двинул, но, слава богу, оклемался, — он ещё раз хлебнул из фляжки, потом опомнился, засмущался.

— Ты извини, я тебе хотел… ты не стал… ну я со страху…

— Да брось ты, — как объяснить, что его суета и заиканье вернули мне чувство реальности лучше любой водки.

— Давай лучше добьём её, — я достал бутерброд с колбаской, складной стаканчик, и мы стали лечиться от «лунатизма».

Двести граммов вернули, утраченное было, душевное равновесие, и я уже с интересом ждал продолжения. Видимо, мои собеседники тоже почувствовали момент, Митька вдруг задремал на пару минут, а потом открыл глаза и посмотрел на меня каким-то испытующим взглядом. Так смотрел кгбешник, проводивший со мной собеседование перед первой зарубежной поездкой.

— Похоже, Александр Васильевич, вы готовы продолжить нашу беседу, — прожурчал тем же гбешным тоном НеМитька.

— Можно, но оставьте эти конторские манеры. А то разговор может не получиться, — ответил я с отчаянным нахальством. — С чего вы решили, что допрос — самая лучшая форма налаживания отношений?

Мой собеседник на секунду замешкался, а потом с обезоруживающей откровенностью объяснил, что так разговаривал с Митькой самый уважаемый им человек — начальник отделения милиции, и именно это располагало Хряка к откровенности.

— Если этот тон оказался неудачным, то я готов извиниться и просить вас предложить другую, более приемлемую форму общения, — снизил обороты НеМитька.

— Во-первых, говорим на «ты» и по именам, без отчеств.

— Но ведь это вежливая форма разговора, — НеМитька явно терял инициативу.

— Нам сейчас важна не вежливость, а доверие.

Тут я вспомнил, что собеседника зовут Сол, и ещё кое-что, полученное при прямом контакте. Появившаяся было, уверенность слегка поколебалась, но устояла, поддержанная ещё действующим влиянием половины фляжки.

Более того, я предложил пройти домой, до которого было рукой подать, и закрепить дружбу между цивилизациями: что-то в моих новых воспоминаниях подсказывало, что и они не чужды….

На то, что дружбу надо крепить, Сол согласился, но попросил, похоже с сожалением, отложить это мероприятие, так как было бы желательно прояснить несколько важных вопросов.

— Давай, — я с легкостью взвалил на себя обязанности представителя человечества.

— Первая просьба: чтобы никто, кроме тебя, Александр, не знал о нас.

Превращение из ооновца в пособника пришельцев снова ввергло меня в тоску, но я не подал виду и даже согласно кивнул головой, поощряя собеседника перейти ко второй просьбе.