Евгений Прошкин - Слой Ноль

— Нет-нет, Витенька! — остановила его мать. — Так нельзя. Куда ты понес-то?..

— Наташ, не приставай к ним, пусть себе идут, — попробовал заступиться отец, но она не обратила на него внимания.

— Надо со всеми, Витенька. Сейчас и мясо будет. Или Дюдочка уходить уже собирается? Что, Людочка, не онравилось у нас?

— Конечно, оставайтесь! — заявил Юрий. — Потанцуем... Витька, у тебя музон хороший есть?

Мухин рухнул обратно на стул и дернул Людмилу за руку.

— Сидим, хомячим, — прошипел он. — В упор никого не видим.

— Поздний ребенок... — проговорила она негромко. — Мелочная опека, в итоге — либо комплекс гения, либо сексуальные расстройства...

— Ты-то хоть не капай... Послал бы я это все, но... не могу я.

— Почему? А-а... прости. Я поняла.

Гости плавно пьянели. Тосты становились все короче, рюмки наполнялись все чаще. Общество постепенно распалось на несколько фракций и разбрелось по квартире. Юрий шатался там и сям, со всеми успевал выпить, а подходя к столу, маслено косился на Люду.

Мухин поймал момент, когда мать с подругами ушла проведать мясо, и, пихнув Людмилу в ногу, вылез из-за стола.

— Витька! — Юрий нахмурился.

— Я за магнитофоном, — буркнул он.

Его комната оказалась занята — двое каких-то мужиков что-то друг другу доказывали. Мухин незаметно свистнул у них полупустую пачку «Явы» и повел Люду в ванную.

— Такие вот у нас друзья... — буркнул он, прикуривая.

Бросив горелую спичку за стиральную машину, Виктор случайно повернулся к зеркалу и застыл.

—Это я, да?..

— Наверно...

По ту сторону стекла стоял худой, чтоб не сказать тщедушный подросток с торчащими ушами и жиденькими волосиками. Ручки-веревочки висели вдоль тела так вяло и покорно, словно вместо костей в них была проволока. Веснушки, глупые глаза, маленький носик — Мухин не нашел в себе ничего, что могло бы ему понравиться. Люда тоже была курносая, но как-то иначе, соблазнительно. Старый пень Юрик неспроста на нее пялился.

Мухин встал спиной к зеркалу — теперь у него появился повод смотреть на Люду не отрываясь. Она была такая светлая, такая милая и чистенькая, что Виктору захотелось немедленно кого-нибудь убить — и посвятить этот подвиг ей. Впрочем, он тут же подумал, что труп в квартире ее не очарует.

По коридору прошаркали две пары тапочек, и из-за стола послышались восторженные реплики. Судя по топоту, народ начал собираться к мясу. Отец торопливо навестил холодильник и, позвякивая бутылками, вернулся в комнату. Через минуту оттуда донеслось:

— Выплыва-а-а-ают расписны-ы-ые-е!..

— Ненавижу я это... — сказал Мухин.

— Да ладно тебе, — отмахнулась Люда. — Делать-то что будем? Тут сидеть?

—Погоди!..

Виктор тихонько открыл дверь и, прокравшись в прихожую, достал из шкафа свой пакет. Метнувшись на кухню, он быстро схватил, что было на виду, и шмыгнул обратно в ванную.

— Вот! — Он показал один стакан и одно яблоко.

— Давай... — обреченно ответила Люда. Мухин подцепил крышку зубами и, спрятав ее в карман, налил грамм сто.

— На, — сказал он.

— Ты первый.

— Нет, ты.

— Я первая не буду.

— Блин... Как дети!

Виктор в два глотка осушил стакан и, осмотрев яблоко, куснул его с зеленого бока. Красный он галантно оставил для девушки.

— Нормальная? — осторожно спросила Люда.

Водка оказалась дрянь — не говоря уж о том, что она была отвратительно теплой.

— Нормальная, — сипло произнес Мухин, наливая. Людмила с тоской заглянула в стакан и натужно выпила.

— Ну?.. — Виктор протянул ей яблоко.

— Боже... — Она глубоко вдохнула и заморгала. На глазах появились слезинки. — Боже, какое дерьмо!..

— Закуси. А я еще налью.

— Куда разогнался-то? Не, я больше не буду.

— По чуть-чуть! — строго сказал он.

— Как я потом домой доберусь?

— Зачем тебе добираться? Нам здесь час остался.

—А она как же?..

— Отражения твоя? — осклабился Мухин. — А пусть как хочет. Тебе-то что? На.

Люда неодобрительно покачала головой, но стакан взяла. «Чуть-чуть» — это были те же сто грамм. Виктор заранее откусил от яблока и, выложив дольку на ладонь, вручил ее Людмиле. Та не побрезговала.

Вторая «сотка» пошла глаже — то ли остыла каким-то чудом, то ли восприятие изменилось.

— Перцепция... — ни к селу ни к городу изрек Мухин.

— Чиво?

Люда качнулась, и Виктор, не упустив этого момента, придержал ее за талию. Убирать руки он, естественно, не спешил. Она скользила взглядом по стенам и будто бы ничего не понимала.

— Не надо, — сказала она, по-прежнему глядя куда-то вбок.

— Скоро транс закончится.

— Вот и хорошо...

— А другого случая...

— Вот и хорошо, — упрямо повторила она. Виктор с тоской посмотрел на ее близкую шею и пс крытую тонким пушком щеку. Неожиданно для себя он взял ее за подбородок и, повернув к себе, поцеловал в губы. Люда попыталась отстраниться, но он ей не позволил.

— Мухин, ты пьян!..

— Я тебя еще поцелую, — сказал он, продолжая хмелеть. — Только не сюда.

— Фу, дурак!

Она наморщила носик и растерянно улыбнулась, и по этой улыбке Виктор вспомнил, что ей вовсе не семнадцать. Чем он эту волчицу удивить собрался? Ей же под тридцатник, она сама его чем хошь удивит...

— Мухин... не могу я с тобой. Ты же ребенок совсем...

Он обнаружил, что стаскивает с нее джинсы, проклятую модную тряпку, невероятно тесную.

— Отцепись, дурак...

Люда взялась за пояс, но вместо того чтобы натянуть джинсы обратно, спустила их до колен. Виктор развернул ее к ванне и толкнул в спину.

— Эй... ты обещал что-то другое!

— Я тебе и мороженое обещал...

Из большой комнаты грянула новая песня, и сдавленный возглас Люды слился с протяжными гласными: «...дава-айте гавари-ить другдру-угу ка-амплиме-енты...»

,.

— Как я тебя хотел... — задыхаясь, пробормотал Мухин. — С первой секунды... сразу захотел тебя... когда увидел... внутри все взорвалось... еще там, где тебя... ты лежала мертвая, а я хотел... даже мертвую хотел... я этого Рената на ремни порежу... твоего мудака Костю тоже... какая ты... таких больше нет... ты из сказки... лучше тебя... не бывает... никого...

Клеенчатая занавеска шуршала и брякала кольцами, под ванной громыхал тазик — взрослые этих звуков не слышали, они были слишком увлечены своим вокалом, Нo даже если кто-нибудь и заметил, то вряд ли сообразил; с чего это так бьется о кафельный пол. Так долго и так энергично.

А если б они узнали...

Мухин поднял голову к потолку и стиснул зубы. Если б эта шобла только представила... «Витенька, так нельзя...» Можно, мамуля, еще как можно!..

— Сволочь ты, Мухин, — сказала Люда, присаживаясь на стиральную машину.