Александр Мееров - Сиреневый Кристалл

Какая-то апатия у всех. Плотников вял, рассеян, но не сдается. Он первым подходит к обрыву, выискивает, где полегче взобраться на его верхушку, к развалинам. Быстро темнеет. Вудрум считает, что в развалины надо пробираться утром, но Николай Николаевич просит не откладывать.

— Тревожно как-то, Иван Александрович. Кажется, вот-вот что-то должно помешать. Надо поднатужиться. Ведь последний шаг. Иван Александрович, берите Ладью, пойдемте.

— Да что с вами, голубчик? На вас ведь лица нет! Вы плохо себя чувствуете?

— Иван Александрович, я очень вас прошу — пойдемте… Пойдемте, если можно, а то… А то я не успею…

Как в бреду, как в каком-то кошмаре, четверо ученых взбираются на скалистый обрыв. Впереди Александр, за ним Плотников и Вудрум. Шираст замыкает четверку, всячески помогая профессору, поддерживая в трудных местах. Никто из паутоанцев и близко не подходит к обрыву. Кажется, их и вовсе нет на площадке — так тихо и мрачно все вокруг. Из-за тяжелых, готовых к грозе облаков изредка выглядывает луна, освещая развалины, и тогда виден угрюмый полукруг стены, колонны с осыпавшимися верхушками и граненый постамент, на котором возвышается что-то странное, напоминающее кусок окаменевшей волны. В лунном свете она кажется полупрозрачной, темно-зеленой, а когда луна скрывается и на таинственное святилище наваливается мрак, на гребне волны начинают сверкать две сиреневые искры.

Неужели достигнута цель и вот сейчас, в это именно мгновение, можно будет совсем близко подойти к немеркнущим тысячу лет посланцам далеких миров? Какая сила донесла их до Земли, возле каких звезд затеплились эти сияющие в ночи, воспетые древней легендой «глаза божества»?

Вудрум подошел к «волне» первым. Никто не следовал за ним, понимая, что именно он по праву должен раньше других приблизиться к так давно ускользавшей тайне.

Иван Александрович не спешил. Он забыл о творящемся внизу, в джунглях, о засадах и преследовании, обо всем на свете и внимательно рассматривал испускающие лучи кристаллы.

— Подойдите, друзья. Вот два Сиреневых Кристалла, назовем их так. Это они пронеслись через Пространство, попали на Землю, вызвали поклонение древних паутоанцев, и это к ним так стремится таинственная Золотая Ладья. Давайте проверим.

Вудрум, осторожно ступая по источенным временем плитам, отошел от постамента, приблизился к самому краю площадки. Золотая Ладья своим острием указывала на кристаллы. Профессор обошел всю площадку, и везде, с любого места Ладья ориентировалась на кристаллы, переливающиеся мягким, нежно-сиреневым, то меркнущим, то вспыхивающим с новой силой светом.

— Да, друзья мои, мы соприкоснулись с чем-то неведомым, огромным. Науке предстоит исследовать это явление, и, как знать, быть может, познав его, человек станет во много раз сильнее.

Ивану Александровичу не терпелось представить, как именно надо начать изучение, ему хотелось тут же поделиться своими планами с помощниками, но Шираст первым напомнил о тревожных обстоятельствах, в которые попала экспедиция.

— Надо спешить, профессор.

— Да-да, конечно, вы правы. Давайте спускаться к лагерю.

— А кристаллы? — воскликнул Плотников.

— Кристаллы, — уверенно заявил Шираст, — надо поскорее выковырять и уходить отсюда.

— Грабеж? Вы предлагаете учинить отвратительнейший грабеж, господин Шираст. Никогда! В интересах науки мы пробрались сюда, поступившись своей совестью. Это еще куда ни шло, но посягнуть на святыню паутоанского народа?! Нет, нет! Мы рассмотрим эти кристаллы завтра, днем. Попробуем установить, какие же силы возникают в них. Опишем это явление, зарисуем, сфотографируем, но вырвать их и унести… Ни за что! Не надо забывать, господин Шираст, что наука наукой, но существует еще и такое понятие, как порядочность. Да!

Отчаянный крик, раздавшийся внизу, прервал спор. На привале поднялся шум, послышались голоса встревоженных чем-то паутоанцев, крики. Ученые поспешили спуститься к лагерю и застали там панику. Два носильщика корчились в судорогах, остальные атаковали забившегося в кусты проводника. Шираст бросился ему на выручку. Разогнав нападающих, он выволок проводника из его ненадежного убежища и повел к себе в палатку. Только там, немного успокоившись, проводник признался, что считает и себя, и всех их обреченными.

— Иван Александрович, надо скорее спускаться, — убеждал Шираст. Отбросьте щепетильность, возьмите кристаллы и скорее вниз, пока мы не погибли все.

— На это я не пойду. Ежели проводник прав и всех нас действительно сумели как-то отравить, то бегство уже ни к чему не приведет.

— Совершенно верно, Иван Александрович, — поддержал профессора Плотников. — Пожалуй, и в самом деле уже поздно.

— Что поздно?

— Бежать поздно. Надо дождаться дня. Коль мы уж сумели добраться сюда, надо возможно полнее исследовать феномен. Я уже не смогу, кажется… Боль, понимаете. Боль во всех суставах. Я пойду лягу.

— Николай Николаевич, будем надеяться, что это чрезмерное переутомление. Вы будете здоровы.

— Иван Александрович, я настаиваю на немедленном уходе отсюда, — не сдавался Шираст.

— Как, сейчас, ночью?

— Да.

— Николай Николаевич не сможет идти с нами.

— Идите. Идите без меня. Теперь уж ни к чему…

— Ну нет! Мы не оставим вас. А вы, господин Шираст, как желаете.

— Иван Александрович, да я…

…Ночь подходила к концу. Плотников корчился от боли, не произнося ни звука, то забываясь, то вновь приходя в себя. Вудрум не отходил от него ни на шаг, не в силах ничем помочь его страданиям.

Под утро забывшегося в тяжелом полусне отца разбудил Александр:

— Шираст бежал!

Выйдя из палатки, Вудрум не увидел на биваке ни одного человека. Шираст бежал вместе с напуганными витающей над экспедицией смертью носильщиками и проводником, прихватив с собой запаянную жестянку с драгоценными находками и коробку с Золотой Ладьей.

…Плотникова отец с сыном хоронили молча, понимая, что все кончено, что все теперь дело в том, кто останется последним.

Иван Александрович долго сидел над могилой своего преданного и скромного помощника, не в силах предпринять что-либо, не в состоянии придумать, как же спасти самое дорогое в жизни — сына. Идти вниз? Бесполезно. Если болезнь уже внутри, спасения нет. Как все это произошло? Неужели следили и сумели как-то отравить всех. Всех ли? Мелькнула на миг надежда: а вдруг беда не коснулась Александра?.. Натали, как она была права!.. Очаковский, три паутоанца, теперь вот Николай Николаевич… Он уже не будет ни управляющим симбирским имением, ни этнографом, а сын? Может быть, еще не все потеряно, может быть, яд коснулся не всех… или по крайней мере подействовал не в равной мере на каждого. Надо что-то предпринять, нельзя прекращать борьбу, но как?