Лента Ососкова - История первая: Письмо Великого Князя

— Навкино болото! Забыл книжку в кабинете!

— А, то-то я гляжу на тебя на уроке — а ты глазом куда-то под парту косишь, — хихикнула Раста и на лестничной площадке, подпрыгнув, уселась на подоконник. — Ну, давай, беги, ждём!

Сиф кинул у окна торбу и через ступеньку, досадуя на малый рост — а то и через две бы побежал — взлетел обратно на этаж. Ворвался в кабинет, заозирался. Книжки ни на парте, ни под партой не было…

— Ты — это ищешь? — раздался голос от доски. Сиф вздрогнул и резво обернулся. Александр Павлович протягивал книжку, всё так же сидя на столе. — Тоже Льюиса любишь?

— Да… В смысле, нашёл — читаю. Интересно. Только… — тут Сиф прикусил себе язык, удерживая желание раскритиковать тактику войск Мираза.

— Только — что? Мне там Миразова тактика не нравится, — признался Александр Павлович, странно щурясь.

— А мне нравится, — буркнул Сиф, забирая книжку и засовывая её в задний карман джинсов. — До свиданья, — и бодрой рысцой двинулся к выходу, но у двери его остановил окрик учителя:

— Как говорилось в одном фильме: «А вас, Штирлиц, я попрошу остаться…»

— И почему у меня нехорошие ассоциации… — пробурчал Сиф, оборачиваясь.

— Да ладно… у меня только один вопрос: у тебя отец в Лейб-гвардии не служит?

Сиф мгновенно взмок и столь же мгновенно расслабился. Не знает, значит…

Тут в кабинет заглянул Каша:

— Эй, Спец, ты чего застрял?..

А у Сифа уже сорвалось с языка, необдуманно и глупо:

— Он мне не… отец…

Ползущие на лоб брови Каши. Мгновенно подобравшийся Станок — знает он, что-то точно знает! И тягостное ощущение, что ляпнул самую большую глупость в своей жизни. Ведь так легко было сказать простое: «Нет, не служит»… Но язык почему-то споткнулся на этом «не служит». Точно так же как и на «не» в прозвучавшей в итоге фразе.

Каша мялся на пороге, силясь осознать услышанное. Станок задумчиво вертел на пальце обручальное кольцо — жест нервный, но явно привычный, неосознанный.

Сиф разозлился, прикусил губу и исподлобья взглянул прямо в глаза Александра Павловича. Чего хочет этот человек — испортить, сломать ему жизнь?!

В этом наблюдается какая-то странная закономерность. Шесть лет назад будущий офицер Лейб-гвардии тоже ломал ему жизнь по своему желанию. И рассказывал потом иногда об этом — спокойно, ровно, не подозревая о своей вине… Впрочем, порою Сифу казалось — он сам это помнит, но раз за разом убеждался, что память — всего лишь его фантазии и рассказы командира.

… По возвращении из штаба в «родной угол» капитана Заболотина ждала не слишком тёплая встреча. Мальчишку ничему не научила утренняя стычка — он вновь полез в драку, прямо с порога, с голыми руками. Скрутив его через целую минуту напряжённой борьбы, Заболотин заметил:

— Это даже за попытку не считается.

Пацан захрипел и попытался вырваться. Как следовало из перемежающихся ругательствами слов, то не было попыткой убийства:

— Верни… коробочку, гад, — прошипел юный Индеец, отчаянно извиваясь в руках капитана, но у того хватка была железная.

— Не потерплю наркотиков в моей роте, — припечатал Заболотин, следя, чтобы пацан никоим образом не мог дотянуться ни до своего ножика, ни до кобуры или ножен — самого офицера.

— Я… не в твоей навкиной роте, — мальчишка извернулся и попытался хватануть руку офицера хоть зубами, но тот его быстро усмирил, заломив руки и пригнув к полу.

— Ты. Сам. Захотел. Остаться. С нами, — чётко проговаривая каждое слово, сообщил Заболотин, вместо точек нагибая мальчика всё ниже, пока тот не начал сдавленно скулить. — Вне зависимости от мотивов, которые тобой двигали.

— Верни, — мальчик обмяк в руках офицера, и тот наконец отпустил. Маленький бандит плюхнулся на четвереньки и некоторое время просто тяжело дышал, опираясь на подгибающиеся руки, потом приподнялся и повернул к Заболотину голову, впервые снизойдя до объяснения без дополнительных вопросов: — Без «песка» жить… не выживешь.

В голосе была бесцветная, глухая тоска.

— Ещё как выживешь, особенно от ремня, — пообещал Заболотин, поднимая мальчишку за шкирку — ворот футболки протестующе затрещал, но уцелел — и заставляя сесть на кровать. — Есть в мире ещё куча вещей помимо оружия, смертей и наркоты, — наткнувшись на почти пустой взгляд, в котором где-то в глубине плескалась тоска по «песку» — ПС — и редкими всполохами пробивалась наружу бессильная ненависть, офицер запнулся, но заставил себя говорить дальше, гоня мысль, что мальчик едва ли сквозь «голод» его слышит. — Война старается нами управлять, превратить нас в зверей, но нельзя ей так просто сдаваться. Даже ты должен ещё помнить мирное время. Когда у тебя был дом, друзья. Когда никто никого не убивал.

— Шёл бы ты к навке на болото и там с головой по… — дальше шло уже по-забольски, заковыристо и неприлично — но в целом равнодушно. Послав тусклым голосом офицера, пацан лёг и отвернулся к стенке. И никакие попытки Заболотина его расшевелить не увенчались успехом. Максимум — длинный посыл по не всегда приличным адресам к навке и её родственникам, а обычно — апатичное молчание.

А ещё отсутствие аппетита и плохой сон по ночам, со сдавленными то ли ругательствами, то ли рыданиями, с кошмарами, с криком, замирающим на губах и так там и остающимся, не проглоченным и не выпущенным.

Это молчание — единственное, чем мальчик пытался защититься от влияния офицера. Словно отрезая себя от поблёкшего, растерявшего цвета — без «песка» — мира и от этого странного капитана, пытающегося его научить… жить. Без Скалев, без Капа, Тиля… Забыв про подорвавшегося Люка, не вернув ножик Рыже. Мальчик не хотел этому учиться и проваливался в равнодушие ко всему миру.

И Заболотину оставалось только ощущение, что так продолжаться долго не сможет, и молчание дрогнет — от чего, правда, капитан не знал…

Отбросив смутные образы полувоспоминаний-полуфантазий, Сиф не отводил глаз от Александра Павловича — далёкий от дружелюбия взгляд. Офицер, несколько удивлённый таким отпором, пожал плечами:

— Гляжу, друзья тебя заждались… Ладно, на той неделе поговорим ещё. До встречи… Иосиф.

— До свиданья, — Сиф проскользнул мимо Каши и захлопнул дверь в кабинет — тихо, вежливо, но именно захлопнул.

— Слушай… это чего было? — всё ещё выпадая из реальности, поинтересовался друг. Сиф остановился и обернулся к нему:

— Значит, Каш… Ты не спрашивай пока ни о чём, ладно? Я расскажу всё — и тебе, и Расте. Но потом. Сейчас — никак, — он провёл рукой по лицу. — Ох уж этот Станок…