Валентин Шатилов - Филумана

– А что тут рассказывать – вы все рассказали сами. Приказали Порфирию – и все!

– Приказал. А это плохо?

– По законам моего мира – да Вы ему приказали, как господин. А он же ваш брат!

– Но князь-то – я.

– Вот! Наш мир основан на равенстве всех людей. А вы даже своего брата не считаете равным себе!

– Увы, да.

– Но чем же он вам не равен? Плетеным пояском на шее? Гривной этой пресловутой? Да если бы волхвы десять лет назад не поменяли свое решение, он бы ходил с гривной. И вами повелевал.

– Не уверен. Волхвы редко ошибаются. Если б они По-рфирия вовремя не предупредили, то после смерти отца пришлось бы сжигать двоих – и отца, и Порфирия.

– Так вы еще и покойников сжигаете?

– И это неправильно?

– Да почему – сжигайте. В конце концов у нас тоже есть кремация Но вы-то, наверно, делаете это на огромных погребальных кострах?

– Да, костры немаленькие. Но жадничать нельзя – иначе кому-то может не хватить огня, человек только обгорит, а потом будет еще долго мучиться…

– Кто будет мучиться? Покойник?!

– Княгиня, покойник в любом случае вознесется на небеса. Но как это сделать слугам, которые должны последовать за ним?

Я даже привстала с мягких подушек, на которых мы с Михаилом расположились в тени большого дерева.

– Князь, не пугайте меня. Я видела, что у вас средневековый феодализм, но сжигание живых слуг вместе с мертвым хозяином – это… Это даже не античная Греция, это что-то вообще первобытно-общинное!

– Наверное, за вашими непонятными словами скрыто много мудрости вашего мира. Но для нас – это только слова. Можно говорить много слов, но если ближний слуга не погибнет вместе с хозяином на погребальном костре, то жизнь его окажется еще мучительнее, чем смерть в пламени. Через несколько месяцев, самое большее – через год, он сойдет с ума. Это проверялось неоднократно, и конец всегда один и тот же. Думаете, мне не хотелось, чтобы Доброня (старый отцов слуга, который за мной в детстве ходил больше всех даже несмотря на то, что меня тогда не прочили в князья!), старый, но еще крепкий Доброня был сегодня со мной? Но после смерти князя Никиты на Доброню страшно было смотреть Был Доброня – и не стало его. Пустая скорлупка от яйца. Душа его уже ушла с отцовской. А плоть… Плоть жаждала воссоединиться с душой в очищающем огне.

– Князь, вам выговор. Чтобы перед обедом мне ужасы про ваших фанатиков не рассказывали. Мне же теперь кусок в горло не полезет! Хотя… После обеда – это еще хуже: стошнит!

– Крепитесь, княгиня. Есть надежда, что сожжение отойдет в прошлое. Труды мудрейшего князя Архипа уже дали способ во многих случаях отвратить телесную смерть даже от личных слуг. Правда, для таких тяжелых случаев, как смерть господина, этот способ применить никому еще не удалось, но для вашего случая, когда кучер опозорил себя навьей истомой, этот способ может и подойти. Все зависит от вашего желания – а в ваших княжеских способностях у меня и сомнения нет! Но. надеюсь, желание у вас тоже будет. Ведь, между нами говоря, вы правы! Ничем ваш кучер себя не опозорил. Позор целиком ваш. Это вы настолько пренебрегли своими обязанностями хозяина, вернее хозяйки, что довели верного слугу до временного умопомрачения!

– Я? Пренебрегла? Какими такими обязанностями?

– Вы оторвали его от прежнего господина – Георга. Так?

– Что значит – оторвала? Он запряг коней, и мы поехали в Сурож. Все.

– А когда он запрягал, на вас уже была Филумана?

– Не знаю. Впрочем, была! Конечно, была! Я же ее гораздо раньше надела!

– Вот видите.

– Что вижу?

– Без гривны мы слабы, с гривной мы могучи. Когда вы были княжной, ваших сил едва хватило бы на то, чтобы дать счастье служения трем-четырем актам. Конечно, и это много – не спорю! Тот, кто может с гривной стать лыцаром, без гривны осчастливит не больше одного. Но, согласитесь: разница между одним и тремя не столь уж велика. А вот десятки тысяч, которых вы сделаете счастливыми теперь, – за это надо благодарить только Филуману. Теперь вам стало понятнее?

– Князь, не стало… Какое счастье служения, о чем вы?

– Вот вам пример. Обеденные столы уже накрыты. Все хотят есть. Но мы с вами беседуем. Все ждут. И голод не пересилит того счастья, которое дает им сознание, что они ждут только потому, что их господам хорошо.

– Вы уверены?

– Мм. А как можно быть уверенным в мыслях другого человека? И в своих-то не всегда уверен! Но они будут ждать столько, сколько надо нам. И пока мы не будем пренебрегать своими обязанностями господ, они ничем не посмеют выказать нам свое неудовольствие.

– Не посмеют?

– Скажем мягче – не захотят нам этого показывать. Чтобы не расстроить. Расстроить хозяина – горе для слуги.

– О! Целая философия! Основанная на предположениях. А я вот могу сказать точно – они хотят есть. Только сдерживают свои чувства. Но в душе ваш брат костерит вас на чем свет стоит.

– Брат? Ну он-то может! Вот, значит, что дала нам княжеская гривна дополнительно! Способность проникать в мысли и чувства других?

– Ну есть такое дело, – вынуждена была согласиться я. И тут же пошла сама в разведку боем: – А вам что дала дополнительно ваша гривна?

– Это не секрет. Я обрел способность переносить свою силу на некоторое расстояние от руки. Вот там, видите, стоит жбан с квасом. Так вот, я протягиваю руку… Жбана я коснуться рукой отсюда, конечно же, не могу, но я все равно его беру…

Да, я увидела. Большой глиняный жбан на расстоянии метров в десять-пятнадцать от нас. Он самостоятельно приподнялся, наклонился, из него в кружку вылилась какая-то жидкость. Жбан сам собой установился обратно, а кружка тихонько приподнялась и поплыла по воздуху мимо всех – прямо мне в руку.

Видно, князь не слишком баловал своих слуг демонстрацией телекинеза – рты у всех при виде этого зрелища открылись довольно дружно.

– А теперь, княгиня, попробуйте наш кравенповский квас. Его хвалят.

Я отхлебнула. Холодный квасок в жаркий день – что может быть приятнее!

– Знаете, князь, его хвалят не напрасно. Но после кваса и я почувствовала, что проголодалась.

– И мы сразу же идем обедать! – весело откликнулся Михаил, поднимаясь с подушек и ожидая, пока поднимусь я.

Руку даме он не предложил. Но вряд ли здесь это принято – при наличии погребальных-то костров с живыми слугами!.

После обеда поговорить не удалось – надо было двигаться, не теряя времени. Но Михаил все же выкроил секунду, чтобы заглянуть в мою карету и тихонько сказать:

– С кучером надо разобраться не позже сегодняшнего вечера. А пока скажите ему хоть несколько одобрительных слов, перед тем как он захлопнет дверцу кареты. Это поможет ему дожить до вечера в здравии.