Питер Уоттс - Морские звезды

Кларк снова принимается перебирать ластами, смотрит вперед, на все усиливающееся свечение Жерла.

Но его там нет.

На секунду она теряет ориентацию в пространстве: «Но мы не могли заблудиться, мы же направлялись прямо к нему, может, электричества нет?» — прежде чем замечает знакомый мазок грубого желтого цвета, идущий с направления на четыре часа.

«Как я могла вот так далеко завернуть?»

— Мы на месте, — говорит Актон.

— Нет. Жерло вон там…

Сверхновая вспыхивает перед ней, пропитывая бездну ослепляющим светом. Линзам Кларк нужно какое-то время, чтобы привыкнуть; когда всполохи увядают в глазах, океан превращается в грязно-черный занавес в ярком конусе головного фонаря Актона.

— Не надо, — говорит она. — Когда делаешь это, становится так темно, что вообще ничего не видно.

— Знаю. Сейчас выключу. Просто смотри.

Луч озаряет маленький каменистый выход пласта на поверхность, поднимающийся из ила, не больше двух метров в диаметре. Шероховатые цветы, похожие на звездчатые формочки для печенья, усеивают его поверхность, радиальные лучи аляповато сияют красным и голубым в искусственном свете. Некоторые из них плашмя лежат вдоль скальной поверхности. Другие смяты в застывшие кальцитовые узлы, сомкнутые вокруг чего-то, что Кларк не может разглядеть.

Парочка из них медленно двигается.

— Ты привел меня сюда посмотреть на морских звезд?

Она пытается, но неудачно, выжать хотя бы намек на скучающее пренебрежение из вокодера. Внутри же бьется отдаленное испуганное удивление, что он действительно привел ее сюда, что ее можно вот так легко направить, настолько сбить с пути, и она даже ничего не заподозрит.

— Я подумал, ты, возможно, прежде никогда не разглядывала их вблизи, — говорит Актон. — Решил, тебе будет интересно.

— На это нет времени, Актон.

Его руки вошли в конус света и сомкнулись на одной из морских звезд. Медленно оторвали ее от камня; на нижней стороне создания есть какие-то жгутики, прикрепляющие его к поверхности. Усилия Актона освобождают их по несколько за раз.

Он протягивает иглокожее вверх, на обозрение Кларк. Сверху то кажется красноватым камнем, инкрустированным известковыми спикулами. Актон переворачивает звезду. Ее нижняя часть корчится от сотен толстых извивающихся волокон, аккуратными рядами расположенных вдоль каждого луча. И все эти волокна имеют на вершине крохотную присоску.

— Морская звезда, — рассказывает Актон, — это пример абсолютной демократии.

Кларк пристально смотрит на него, спокойно давя в себе отвращение.

— Так они двигаются, — продолжает Актон. — Ходят на этих вот трубчатых ножках. Но самое странное, что у них совсем нет мозгов. Что, в общем, неудивительно для демократии.

Ряды извивающихся червей. Лес прозрачных пиявок, слепо ощупывающих воду.

— Поэтому трубчатые ножки никто не координирует, они все двигаются самостоятельно. Обычно никакой проблемы не возникает. К примеру, они всем скопом стремятся к пище. Но нередко треть этих ножек тянет все тело в каком-то совершенно другом направлении. Это существо — живое воплощение соревнования по перетягиванию каната. Иногда особо упорные не сдаются, и их буквально вырывает с корнем, когда остальные перемещают звезду туда, куда те не хотят идти. Но ведь право большинство, так?

Кларк осторожно протягивает к звезде палец. Полдюжины трубчатых ножек цепляются за него, но сквозь костюм это не чувствуется. Присосавшись, они выглядят почти нежными, хрупкими, словно жилки из молочного стекла.

— Но это все ерунда, — заявляет Актон. — Смотри.

И он разрывает морскую звезду на две части.

Кларк отшатывается, шокированная и разозленная.

Но что-то такое чувствуется в позе Актона, в этом едва видном силуэте, прячущемся за светом фонаря, отчего она останавливается.

— Не беспокойся, Лени. Я не убил ее. Я ее размножил.

Он отпускает порванные половинки. Те, трепеща, листьями падают на дно, оставляя за собой след из кусочков бескровных внутренностей.

— Они регенерируют. Ты не знала? Ты можешь разорвать их на куски, и каждый отрастит себе недостающие части. Конечно, нужно время, но они восстанавливаются. А у тебя на руках остается уже несколько звезд. Этих парней чертовски сложно убить. Понимаешь, Лени? Разорви их на куски, и они вернутся, став гораздо сильнее.

— Откуда ты знаешь обо всем этом? — спрашивает она металлическим шепотом. — Откуда ты взялся?

Он кладет ледяную черную ладонь ей на руку.

— Отсюда. Вот здесь я родился.

Ей это не кажется абсурдным. На самом деле Кларк едва слышит его. Ее разум сейчас не тут, он где-то в другом месте, перепуганный неожиданным осознанием того, что Актон касается ее, и она не против.

Разумеется, секс невероятен. Но он всегда такой. Интимность расцветает в тесном пространстве каюты Кларк. Они не помещаются вдвоем на койке, но как-то справляются. Актон на коленях, потом Лени, извиваются друг вокруг друга в металлическом гнезде, разлинованном трубами, вентилями и пучками оптического кабеля. Они прокладывают курсы по швам и шрамам друг друга, пробуют языками складки металла и бледной плоти, не видя и видя все, скрываясь за роговичными доспехами.

Для Кларк это новый поворот, ледяной оргазм любовника без глаз. В первый раз она не хочет отворачивать лицо, не чувствует угрозы от хрупкой близости; когда Актон тянется снять линзы, она останавливает его прикосновением и шепотом, и, кажется, он все понимает.

После они не могут лежать вместе, потому сидят бок о бок, прислоняясь друг к другу, уставившись на люк в двух метрах впереди. Свет слишком тускл для сухопутников; в глазах Кларк и Актона комната залита бледным свечением.

Он протягивает руку и пальцем касается осколка стекла, торчащего из пустой рамы на стене. Замечает:

— А тут раньше было зеркало.

Кларк покусывает его за плечо:

— Здесь всюду были зеркала. Я… их сняла.

— А зачем? Они бы зрительно немного расширили пространство. Сделали его побольше.

Она показывает. Несколько оборванных проводов, тонких, словно нити, свисают из дыры в раме.

— За ними установили камеры. Мне это не понравилось.

Актон хмыкает:

— Ну тогда я тебя не виню.

Какое-то время они сидят молча.

— Ты там сказал кое-что, снаружи, — начинает она. — Сказал, что родился здесь, внизу.

Актон колеблется, но потом кивает:

— Десять дней назад.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты должна знать. Ты же была свидетелем моего рождения.