Марианна Алферова - Золотая гора

- А как же я... - пробормотал Иванушкин. - Я что, умру? Да?

Генрих несколько секунд молча смотрел на него, а затем кивнул.

- Понимаешь, нужен не только твой разум, но и мой. Вот в чем дело, Генрих тряхнул за плечо своего полубрата. - Кто-то должен уйти, а кто-то остаться. И воскресить жмыхов. Проще всю силу интеллекта собрать во мне: у меня и так находится львиная доля. А потери при перекачке неизбежны. К тому же я предлагал тебе все вернуть, но ты отверг.

- Но не говорил, что я должен умереть, если откажусь.

- Ты же собирался стать жмыхом.

- Но не трупом! - обиженно выкрикнул Иванушкин. - Я не хочу умирать!

- Послушай, Ив, у нас очень мало времени. Мы должны сделать, как я сказал. Кто-то из нас двоих. Ты. Или я. В принципе все равно. Только если перекачивать мою часть, потери во много раз будут больше. И потом, твое тело не слишком красивое и не слишком здоровое. Это тоже кое-что да значит. Учти, я тоже иду на жертвы: когда разум соединится, вся любовь к милашке Дине перейдет ко мне. А мой - истинно мой разум - терпеть ее не может. Это будет мучением моей жизни. Но я иду на это. Впрочем, если ты так уж хочешь, пусть будет твое тело. Мне безразлично. Только не жалей потом об этом.

- Я ничего не хочу! - закричал Иванушкин. - Ничего, неужели не понятно? Делай, что хочешь, только оставь меня в покое, дай мне стать жмыхом и спокойно лечь в землю.

- Зачем, Ив? Ведь ты никогда не воскреснешь. Только я... вернее, только мы с тобой можем поднять жмыхов из земли.

- Пусть не воскресну. Я согласен даже на это. Только оставь меня в покое. Только не требуй от меня каких-нибудь немыслимых дел. Не хочу! Не могу! Я устал.

- Идиот! - Генрих ударил Иванушкина. Тот упал. Приподнялся, заслоняясь рукой от нового удара.

- Иди, пиши картины... Что тебе еще надо? - пробормотал Ив плаксиво.

Генрих вновь ударил. Тело Иванушкина обмякло. Голова запрокинулась. Генрих взвалил Ива на плечо и поволок.

Тело Иванушкина уютно расположилось в старом продавленном кресле. В мутном свете, падающем из подвального оконца казалось, что лицо Иванушкина слегка светится. Генрих осторожно надел на голову огороднику сплетенную из белых проводов сетку. Помедлил и повернул тумблер. Голова Иванушкина дернулась и склонилась набок. Пока тело Иванушкина корчилось от боли, а мозг срыгивал остатки сохраненного разума, Генрих все сильнее и сильнее сжимал металлический баллон прибора. Наконец на индикаторе загорелся зеленый огонек, тело Иванушкина дернулось и медленно сползло на пол, и Одд не мог отделаться от чувства, что смотрит на себя со стороны и видит свои бессильно раскинутые руки, обнимающие землю Эдема. Он испытывал к Иванушкину острую жалость - так в детстве жалеют сломанные игрушки.

Генрих вздохнул, снял с Иванушкина белую паутину и надел себе на голову. Помедлил. И повернул тумблер перекачки. Мгновение. Мелькнуло что-то давнее. Полуподвальное окошко. Просвет меж высоких домов. Снег, падающий с высоты. Луч заката, застрявший в мутном оконце. Сознание погасло и включилось вновь...

"Он не виноват, - подумал Иванушкин о Генрихе. - Я сам заставил его сделать это, и сам себя поправил: - Я не виноват."

Глава 25. РЕЦЕПТ МОЛОДИЛЬНЫХ ЯБЛОК.

- Ты не представляешь, Ядвига, что может натворить твой проклятый бизер, который шляется неведомо где! - Бетрей расхаживал по гостиной взад и вперед. Многочисленные отражения полного человека в темном метались в зеркалах. Окна в сад были распахнуты, и прохладный ночной воздух вливался в комнату. - А ты меня внутрь не пускала. Да и сейчас мои копатели толкутся снаружи.

- А, ребятки, струхнули! - хмыкнула Дина, наполняя свой бокал яблочным пуншем. - А пуще ты, Бертиков, свекольная твоя рожа!

- Помолчи! - огрызнулся Бетрей. - Тебя вообще из милости сюда пускают!

- Что?! - возмутилась Дина. - Это после того, как ты украл мою долю? Это я наследница Папаши, я его дочка, а ты никто, запомни это - никто!

- Я - менамен, и значит - самый главный! - гордо приосанился Бетрей.

- Глупо было делить разум на четверых. Разбить на части такое сокровище! Надо было оставить все кому-нибудь одному, - вздохнул Трашбог, младший сыночек Папаши, и угостил белую киберовечку яблочным пуншем. После чего киберовечка заблеяла совершенно пьяным голосом.

- Слушай, братец, уж не хочешь ли ты сказать, что единственным наследником должен быть ты? - вмешалась в разговор Ирочка Футурова.

По случаю годовщины ее волосы были щедро обсыпаны золотыми блестками, а одежда состояла из бикини изумрудного оттенка и норкового манто. Фигура Ирочки, несмотря на ежегодное употребление яблочного пунша, изрядно расползлась, живот обвис, на боках образовались складки, но это не смущало художницу.

- Такое решение было бы самым мудрым, - вздохнул Трашбог. - Но к сожалению оно не было принято.

- Почему ты, братец, почему не я? - обиделась Дина. - Я бы лучше могла управиться...

Она подбросила на ладони яблоко, но не поймала, оно шлепнулось на пол, тонкая кожура лопнула, и во все стороны брызнул алый сок.

- Интересно, сколько в нем жизней было жмыховских? Двадцать? Тридцать? - задумчиво произнесла Ядвига.

- Да брось ты жмыховские жизни считать! - огрызнулась Дина.

- Самый главный из нас тот, кто создаст форму воскрешения, - заявила Футурова, поправляя норковое манто.

- Предпочитаю мертвяков твоим совершенным образам, - презрительно фыркнула Ядвига.

- Папаша водит моей кистью, когда я стою у мольберта! Он делает выбор, когда я отбираю картины для галереи ТОИ. Его разум говорит во мне! - не унималась Ирочка.

- Вранье! - перебил ее господин Бетрей. - Я никогда не верил Папаше. Он говорил одно, думал другое, а делал третье.

- Прошу не оскорблять священную память! - закричал Трашбог. - Я и только я говорю языком Папаши! Я слился с ним воедино.

- Мена - его детище, - напомнил господин Бетрей.

- Главное - галерея!

- Сад...

- А зачем он умер? - спросил неожиданно Генрих, и все к нему оборотились.

Никто не заметил, как он вошел в залу - совершенно бесшумно, будто крался на цыпочках. Он был в смокинге явно с чужого плеча - брюки и рукава пиджака были ему чуть-чуть коротковаты.

- Он не умер, - строго проговорила Ирочка. - Его прикопали.

- Не вижу разницы.

- Никогда бизеру нас не понять! Вы люди арифметические. А мы срастаемся с нашей землей и воскресаем. Мы в тысячу раз талантливее вас. И со времен татар спасаем мир. А вы только держитесь за карманы и считаете фики.

- Вы безумные, - тихо проговорил Генрих. - Воскрешение - это падение энтропии. Такое под силу только богам. Но разве вы боги?

- А ты попробуй без всяких расчетов рвануться вверх и взлететь! усмехнулась Ядвига. - Вдруг получится?