Стефан Вайнфельд - Симпозиум мыслелетчиков

— А именно? — спросила супруга министра изящных искусств.

— Могу сказать только, что вскоре мы станем самым могущественным государством в Солнечной системе.

— Господин Багени — прежде всего ученый, — вклинился в разговор профессор Зено. — Мы только что обменялись с ним несколькими фразами.

— Вы разговаривали с Великим Багени? — изумился премьер.

— Я говорил, он слушал. Я прекрасно понимаю его, когда он говорит молча.

— О чем же вы беседовали?

— Эрудиция этого человека подавляет. Он знает все. Да что я говорю! Он знает больше, чем все! С его помощью мы наконец познаем тайну жизни и смерти.

— Проблемы государственного характера гораздо важнее, — заметил премьер.

— Великий Багени был послан учеными.

— Политиками, господин профессор!

— Вдохновенными! — воскликнула мадам Ростен.

— Учеными! — упирался ректор. — Его возвращение подтверждает теорию наших ученых, что некоторые из метеоритов суть космические корабли, запущенные с Земли несколько тысяч лет назад. Следует напомнить, что господин Багени прежде всего установил контакт с профессором Аустином, то есть с представителем мира науки.

— Стечение обстоятельств. Если б не губернатор…

— Господин премьер, — прервала баронесса Кен. — Великий Багени сам разберется, что к чему.

— Пусть разберется, — заявил король и, показывая на гостя серебряной вилкой, спросил: — Что означает его улыбка?

— Он хочет сказать: «Я был, есть и буду политиком, — объяснил премьер. — Как руководящий государственный деятель я был послан в ракете для того, чтобы вернуться на Землю и обеспечить продолжение политической линии наших праотцов, той самой линии, которую с железной последовательностью реализует ваше правительство!»

— Нет! Нет! — протестовал профессор. — Вы неверно прочли его мысли. В глазах маэстро я прочел: «Я был, есть и буду ученым!»

— Из его жестов ясно следует, что это неправда. Он дал мне недвусмысленно понять: он был, есть и будет политиком.

— Я читаю по его глазам, как по открытой книге. Он был, есть и будет ученым…

— Вы оба ошибаетесь, — проговорил генерал Косен. — Это солдат. Взгляните на его фигуру.

— По моему скромному разумению, — загудел министр финансов, — господин Багени — экономист.

— Господи, какая чепуха! — возмутился королевский лейб-медик доктор Пробст. — Если б он умел говорить, он сказал бы: «Моя специальность — медицина».

Дискуссию прервало появление полковника Торнера.

— Ваше королевское величество, — рявкнул военный, вручая королю голубой конверт. — Мы получили ультиматум.

— Ультиматум?

— Наши южные соседи требуют выдачи господина Багени.

— Какая наглость!

— Свои претензии они обосновывают тем, что космический корабль опустился в той части Африки, которая-де семьдесят лет назад была их собственностью.

— Невероятно!

— Они грозятся разорвать торговые отношения, если мы…

Полковник замолчал. В банкетный зал вошел майор Дель, провозгласив с порога:

— Ультиматум! Наши северные соседи требуют выдачи господина Багени. Они утверждают, что этот человек — гражданин их государства, поскольку ракета опустилась на территории, которая сто лет назад принадлежала им. Они грозятся порвать с нами культурные связи.

Король открыл рот и тут же закрыл его, не произнеся ни слова, потому что в дверях появился дипломатический курьер.

Хоть он и запыхался, но ухитрился произнести:

— Ультиматум!

— Ультиматум от юго-восточных соседей, — спокойно пояснил Председатель королевского совета. — Они требуют выдачи…

— Довольно! — прервал король. — Мы назначаем Великого Багени вице-королем принадлежащих нам африканских территорий.

— Вот ответ, достойный великого монарха! — воскликнула мадам Ростен под бурные аплодисменты.

Около восьми часов вечера гости направились в бальный зал. По счастливой случайности я заметил, что мадам Ростен в сопровождении новоиспеченного молчаливого вице-короля вышла в сад. Говорят, у хорошего газетчика должно быть по меньшей мере две пары ушей. Наверное, поэтому я услышал, как она говорила:

— Великий Багени утомлен. Отдохните же перед тем, как приступить к выполнению тяжких обязанностей вице-короля… Пройдемте в беседку.

У хорошего газетчика должно быть по меньшей мере две пары хороших глаз. Наверное, поэтому я заметил, как господин Багени присел на скамейку в беседке… Несколько позже, когда мадам Ростен отошла, к нему подошел незнакомец, и я услышал:

— Я представляю другую державу. Я чрезвычайный посол… (шепот)… По нашему мнению, то, что вам предложили пост вице-короля, — просто досадное недоразумение. Подробности в дороге.

Хороший газетчик никогда не теряет самообладания и по мере возможностей старается поспевать всюду. Наверное, поэтому я сумел добраться до аэродрома и занять место пилота самолета. Минутой позже сюда прибыл Великий Багени в сопровождении незнакомца.

— Взлет, — распорядился тот. — Курс — триста семь.

Я незамедлительно выполнил приказ, прекрасно понимая, что теперь все зависит от меня. Когда мы набрали высоту, незнакомец разговорился.

— Мое правительство, — говорил он вице-королю, — предлагает вам пост главного директора концерна… Нет?.. Так я и думал. Действительно, смешное предложение! Я выполнил свои обязанности. Теперь я буду говорить от собственного имени. Взгляните вниз… Тысячи огней… прекрасные города… фабрики… железные дороги… Все это может стать нашим. Вдвоем мы завоюем мир. В наши карманы потекут капиталы всех банков, и в ближайшем будущем мы станем во главе Соединенных Штатов Мира. Два президента — вы и я. Я и вы! Черт побери! Что с мотором? Вынужденная посадка?.. Только этого не хватало! К тому же в Африке! Пилот! Что вы делаете!..

Третьего июля текущего года я получил приказ от коменданта шестого форта, капитана Дорна:

— Разведать участок А-8 третьего квадрата. Патруль — пять человек. Возвращение в двадцать тридцать.

Мы отправились немедленно. Через четверть часа сержант крикнул:

— Господин лейтенант, к нам бежит какой-то человек!

Это был Великий Багени. С соответствующими почестями мы доставили его в форт.

— Отвести подлеца в камеру! — крикнул капитан. — Это никакой не Багени, а курьер бунтующих племен. Отличный бегун, марафонец.

— Великого Багени в камеру? — воскликнул я изумленно. — А если… если он опять чудесным образом покинет тюрьму?