Джеймс Уайт - Звездный хирург

Атака началась как-то нехотя. Конвей наблюдал за сражением на видеопанели. Враги наступали тремя клиньями, которые были перехвачены на дальних подступах к госпиталю. На экране видны были лишь три сверкающих пятнышка, из которых вырывались порой отдельные искорки – корабли, ракеты, торпеды и вспышки взрывов. Все перестроения совершались как будто бы медленно, но эта медлительность была обманчивой, ибо звездолеты маневрировали при минимум пяти g, и только антигравитаторы спасали экипажи от участи быть размазанными по стенкам отсеков чудовищным ускорением, а ракеты набирали разгон до пятидесяти g. Огромные отражательные экраны, отводившие от кораблей известное число ракет и торпед, были невидимы, так же, как и захватные лучи, которые останавливали практически все реактивные снаряды, что сумели миновать защитные экраны. Впрочем, схватка была всего-навсего пробой сил, столкновением патрулей, прелюдией, увертюрой…

Конвей отвернулся от панели и направился на свой пост. Даже в мелких стычках без раненых не обходилось, да и, собственно говоря, нечего ему пялиться в небо. Если уж на то пошло, в палатах он получит куда менее искаженное представление о коде битвы.

В последующие двенадцать часов раненые прибывали тоненькой струйкой, потом, очевидно, дело приняло иной оборот, и струйка обернулась ручейком, а с начала сражения как такового словно хлынул потоп.

Конвей потерял счет времени, не замечал, ни кто ему помогает, ни сколько операций он уже проделал. Он чувствовал, что ему необходим стимулятор, чтобы руки не тряслись, а в голове прояснилось, но стимуляторы теперь были запрещены к применению вне зависимости от обстоятельств, поскольку у медиков забот хватало и без того, чтобы отхаживать своих перетрудившихся коллег. Поэтому Конвей работал так, хотя и сознавал, что не делает всего, что должен, а отвлекаться на еду и сон позволял себе лишь тогда, когда чувствовал, что у него нет сил держать в руке скальпель. Бок о бок с ним трудились то тралтан, то медик-монитор, то Мэрчисон – чаще, чем другие. Она то ли не спала, то ли валилась на свою койку, в одно время с ним, то ли просто бросалась ему в глаза, когда он их разлеплял, тогда как прочих он практически не различал. Во всяком случае как правило именно она всовывала Конвею еду и уговаривала передохнуть и вздремнуть.

На четвертый день обороны ярость нападавших ничуть не ослабела.

Захватные установки на внешней поверхности госпиталя стреляли почти без перерывов, и колебания в цепях заставляли тревожно мигать осветительные приборы. Действие оружия обеих сторон – отражательных экранов, первоначально – экранов метеоритной защиты, захватных установок и излучателей – основывалось на том же принципе, что и работа систем искусственной гравитации. Лучи захватных установок выметывались из стволов с ускорением в зависимости от узости фокусировки до восьмидесяти g.

Сначала толчок силой восемьдесят g, потом такой же рывок, и так несколько раз в течение минуты. Разумеется, корабли перемещались, маневрировали, уклонялись от лучей, да и те не всегда попадали точно в цель, но когда попадали – срывали наружную обшивку, а малые звездолеты разносили на куски.

Имперские эскадры волнами накатывались на флот мониторов, прижимая его к госпиталю. Сражение велось только лучами захвата, потому что давать в такой сутолоке ракетные залпы было слишком рискованно. Вернее, риск сохранялся для кораблей, а стрельба по госпиталю ничем подобным не угрожала. Пол под ногами Конвея вздрагивал раз, наверно, пять или шесть, а ракеты все летели и летели.

При оперировании тех, кого удалось спасти с разрушенных вибрацией звездолетов, особого искусства не требовалось. У всех у них налицо были множественные переломы, кое у кого в теле не оставалось ни единой целой кости. Неоднократно, вырезая человеческую плоть из скафандра, Конвей испытывал желание крикнуть: «Зачем вы притащили это?» Но это, тем не менее, было живо, а обязанность врача – сотворить чудо, но не допустить смерти пациента.

Конвей справился при помощи тралтана и Мэрчисон с очередным тяжелораненым и тут заметил, что в отсеке присутствует ДБЛФ. Он уже наловчился разбираться в цветовых пятнах, которые обозначали у келгиан чины, а потому разглядел у вновь прибывшего символ принадлежности к медицинскому персоналу.

– Меня послали сменить вас, доктор, – сообщил ДБЛФ через транслятор. – Я имею опыт лечения ваших сородичей. Майор О'Мара просит вас подойти к шлюзу двенадцать.

Конвей наспех представил ему Мэрчисон и тралтана – в операционную как раз внесли ещё одною раненого, и ДБЛФ предстояло сразу же включиться в работу, – а потом спросил:

– Зачем?

– Доктор Торннастор ранен, – пояснил келгианин, напыляя на щупальца пластик, который являлся для ДБЛФ эквивалентом перчаток. – Нужен кто-то, кто мог бы присмотреть за пациентом Торннастора и теми ФГЛИ, которых доставили к шлюзу двенадцать. Майор О'Мара советует вам побыстрее определиться с тем, какие вам понадобятся мнемограммы. И наденьте скафандр, доктор, – сказал ДБЛФ в спину Конвею. – На верхнем уровне падает давление.

Шагая по коридорам к шлюзу номер двенадцать, Конвей думал о том, что с начала эвакуации отделение патологии оказалось как бы не у дел, однако заведующий им диагност доказал свою полезность, взявшись за лечение собратьев ФГЛИ, а также ДБЛФ и землян. Те пациенты, которые попадали к огромному, вспыльчивому, поистине гениальному тралтану, могли считать себя счастливчиками. Сильно ли он ранен? Келгианин не сумел ответить на этот вопрос. Конвей мельком глянул в иллюминатор. Картина, запечатлевшаяся у него перед глазами, напомнила ему о рое светлячков. Внезапно его отшвырнуло к стене – в госпиталь угодила уже неизвестно которая по счету ракета.

У шлюза номер двенадцать Конвея поджидали двое тралтанов, нидианин, облаченный в скафандр ХЦХЛ и вездесущие мониторы. Нидианин объяснил, что корабль тралтанов развалился на части, но экипаж удалось спасти едва ли не целиком. Тяговые установки госпиталя подтянули звездолет к шлюзу, и теперь…

Нидианин вдруг залаял.

– Хватит! – прикрикнул на него Конвей.

Нидианин вздрогнул – и залаял снова. Несколько секунд спустя оглушительно заревели тралтаны, а ХЦХЛ засвистел в радиофон скафандра. У мониторов, которые занимались переноской раненых внутрь шлюза, был откровенно озадаченный вид. На лбу Конвея выступил холодный пот. Ещё одно попадание! Он не ощутил его, потому что ни за что не держался, но, похоже, знал, куда попала ракета. Конвей покрутил рукоятки транслятора, в бессильной злобе стукнул по прибору кулаком и прыгнул к интеркому. Но на какой бы канал он не переключился, всюду слышался вой, стоны, хриплый лай и пронзительный визг.