Майкл Фостер - Воины Рассвета

— Но вы должны знать, что это приведет к субрасовым ветвям.

— Да. И мы обнаружили это быстро. Гораздо быстрее, чем ожидали. Этот факт до сих пор еще не получил объяснения. После этого мы разработали систему триад, а те леры, что живут парами, считаются лерами низшего класса. Они не Воины, и живут так, как живут люди, которые находятся в самом низу общественной лестницы. Леры высшего класса распределяются по трое, и более или менее случайным образом.

— Понятно, — сказала Лизендир. — Хмад!

Это слово прозвучало как оскорбление, но ни Эвинг, ни Хата не отреагировали на него. А для Хана это слово вообще не имело никакого смысла.

Хата добавил:

— Такие триады существуют, пока их члены не погибают. Вот я сейчас остался один, так как члены моей триады убиты.

— Ну хватит. Я должна привыкнуть к этому новому порядку, раз уж мне придется жить в этом мире.

— Хорошо. Завтра вы увидите больше.

— Почему завтра? — обеспокоенно спросил Хан.

— Ничего таинственного. Просто уже поздно. Я летел сюда весь день, и устал. Мне нужно восстановить силы. Лизендир, как вы желаете провести ночь, вместе или по отдельности?

— Вместе. — Снова быстро, решительно, без колебаний.

— Пусть так. — Эвинг сделал знак музыкантам.

Те остановились мгновенно. Вперед вышел мажордом и стал почтительно ждать. Эвинг и Хата поднялись с кресел и ушли. Хан и Лизендир молча последовали за мажордомом через длинные коридоры, обширные холлы, темные лестницы. Снова они оказались в комнате, где отдыхали до ужина. Только теперь здесь было тепло и уютно. За ними с глухим щелчком захлопнулась дверь. Они оказались взаперти.

Когда Хан акклиматизировался в теплой комнате, он понял, как он устал. Он начал раздеваться. Лизендир погасила лампы и стала растирать себя ароматным маслом. Через высокое зарешеченное окно к ним в комнату смотрела одинокая звезда. Хотя глаза Хана быстро привыкли к темноте, он не заметил, как Лизендир скользнула к нему в постель и прижалась своим телом к нему.

Он наполовину отвернулся от нее и спросил:

— Ты действительно думаешь, что мы поступили правильно? Или ты просто хочешь вернуться к своим? Но я никогда не смогу считать их своими!

Она не ответила ему ничего, но обняла его, прижавшись к нему всем телом. О, он хорошо помнил эти вкрадчивые воздушные движения ее тела. Было невыносимо чувствовать ее тело так близко, ощущать его аромат, аромат кожи, волос… Она прижалась лицом к уху Хана и стала шептать что-то ласковое, нежное, зовущее. Хан прислушался.

— Слушай меня внимательно. Теперь нам не поговорить с тобой иначе, чем так. Так что слушай. Я уверена, что мы с тобой все время будем под наблюдением, — Ритм, музыка этих обволакивающих слов пробуждали необузданные желания в Хане, но смысл их пронизывал его, как ледяные иглы. Мягкий нежный голос продолжал произносить жестокие слова, как любовные признания, и Хан был вынужден слушать их, хотя они приносили смятение в его душу.

— Не подозревай меня в расовой привязанности. Я люблю тебя больше, чем любую из этих обезьян, хотя они одной со мной крови. Однако выхода у нас нет. Нам нужно идти к ним. Ты поступил правильно. Лелиас — это всего лишь призрачная свобода, грязь, суеверия… Теперь я скажу о нас с тобой, чтобы ты все понял. Считай, что все отношения между мной и тобой складываются только в двух словах: любовь и секс. Но знай, что я отдала тебе свое тело не из чувства слабости или похоти. Чушь! Я достаточно тренирована, так что вполне могла сдержать себя…

Голос ее был нежным, но смысл слов… Хан ощущал себя так, как будто эти слова жгли его, кололи кинжалами. Он застонал.

— Я понимаю тебя. Мое тело влечет тебя неудержимо. Ты не можешь совладать с собой. Звук моего голоса околдовывает тебя. Но ты должен выдержать и выслушать. Я подозреваю этого Хату с самого начала. Но колебалась — и в этом была моя ошибка. Мне нужно было действовать. Ты понимаешь, почему мы придерживаемся плановой системы в обществе. Отказаться от нее — это значит открыть дверь непредсказуемому хаосу. Хаосу мутаций. Помни, что мы были созданы искусственно. Это животное Хата одержим мыслью покончить и с людьми, и с лерами. Мы обязаны остановить его. Для этого нам нужно сблизиться с ним и с Воинами.

Дальше. Хата не знает, что Эвинг покидал эту планету. Держи это при себе. Хата пока доверяет Эвингу, а мы оба прекрасно знаем, что Эвинг не лер. Он просто похож на лера. Может, это косметика. Ты видел, как он слушал музыку? А это имя? Ни одно наше имя не кончается на "-инг".

Я могу только предполагать, что ждет нас в стране Воинов. Но я должна просить тебя: если мы когда-нибудь вернемся в цивилизованный мир, ты должен помочь мне войти в клан. Хорошо? — Он кивнул. — И я помогу тебе вернуться к людям. Ну, а сейчас для нас наступает трудное и опасное время. Мы должны делать все, чтобы выжить. Ты должен теперь действовать так, как будто меня нет. Тем более, что скоро наступит время, когда я буду способна к деторождению. Ты должен прямо сегодня отвергнуть меня. Ты должен!

Хан буквально онемел. Сколько же времени она запутывала его в сеть своих слов? Хан взглянул в окно. Там светилась все та же звезда. Значит, не более нескольких минут. Но он запомнил все ее указания. Сопротивляться ей было трудно, но постепенно он овладел своими эмоциями, отбросил прочь плотские желания. Он оттолкнул Лизендир.

— Нет!

— Но эта ночь последняя для нас.

— Нет. Я не буду игрушкой для тебя, когда люди находятся в рабстве.

Лизендир отодвинулась от него, но в слабом свете, льющемся из окна, он заметил, что она подмигивает ему. В полумраке он явно различал ее нежное плечо. Она толкнула его на край постели.

— Хорошо. Но я буду спать здесь. Мне холодно. Подвинься.

Хан долго не мог уснуть, хотя скоро дыхание Лизендир стало ровным и глубоким. С самого отбытия с Чалседона у него не было времени поразмыслить. Время требовало действий, и он действовал. Время требовало реакций, и он принимал решения — самые оптимальные при соответствующих обстоятельствах. И вот теперь решение приняла Лизендир. Спать было невозможно. Его взбудораженный мозг обдумывал все, что может ожидать их впереди.

Они были разбужены утром все тем же мажордомом. Он проводил их в большой холл, где они обедали накануне. Там их встретил довольный Хата. Он говорил с ними весьма дружески, особенно с Лизендир, которой даже предложил место за столом. Хан пристально наблюдал за ним, и постепенно пришел к выводу, что в эту ночь за ними следили. Прекрасно, значит, им удалось обмануть Хату. Но вдруг у него мелькнула мысль, Что, может, это Лизендир дурачит его. Да нет, невозможно. Лизендир не способна на коварство. Если бы она хотела разделаться с ним, она могла бы сделать это тысячу раз тысячью способов. Теперь, если им и дальше удастся дурачить Хату, если ему и Лизендир удастся приблизиться к кораблю… Если… если…