Журнал «Полдень XXI век» - Полдень XXI век, 2010, № 10

Он продолжал работать даже во сне, и все складывалось просто отлично. Только еще одно чувство стало ему докучать: Олегу Алексеевичу, владельцу огромной корпорации и нескольких банков, казалось, будто его обокрали, увели из-под носа что-то нематериальное. Вот только одного он понять не мог — что у него украли?

Сергей Соловьев

Ледяные ночи октября

Всему приходит конец, в том числе и путешествиям во времени. Рассказ «Ледяные ночи октября» — завершение цикла «Петля Амфисбены» (см. «Полдень» за январь-февраль 2010). Последнее путешествие во времени, однако, не может полностью принадлежать времени — оно должно содержать в себе нечто вневременное. Конец чуда — нахождение причины, конец тайны — раскрытие смысла.

1. Разговоры с собой

Ледяные ночи октября… Я — призрак самого себя, я — дух из прошлого на старой профессорской даче. Ни единого фонаря на полкилометра вокруг. Правда, по темному шоссе иногда проносятся машины. Если стоишь в дальнем конце участка у забора, видно, как за холмом медленно набухает сияние, затем — световой взрыв, слепящие фары, и мимо метеором проносится автомобиль, обычно на большой скорости, где-то за сотню. Когда машина приближается с другой стороны, световое шоу выглядит по другому — около озера крутой поворот, его проходят медленно, а потом стремительно ускоряются, рыча двигателем на низкой передаче.

Вход и въезд на участок сбоку, со стороны переулка. За переулком — высоковольтная линия, лес.

Я остро чувствую свое одиночество. Одиночество в качестве человеческого существа: с другими человеческими существами меня мало что связывает. Это не значит, что я совсем не вижу людей или у меня плохое настроение. Я с давних пор мечтал побольше времени проводить наедине с космосом или хотя бы с безлюдной природой. Людей вокруг всегда было слишком много, это мешает. Тех, кого я вижу теперь, я по большей части вижу случайно, а главное — перед ними у меня нет никаких обязательств.

Но в космическом смысле я не одинок. Как я могу в этом сомневаться после всего, что со мной случилось?

Когда-то в моде было рассуждать о втором начале термодинамики и тепловой смерти вселенной. Но второе начало применимо только к замкнутым системам. Обычно делается подмена — замкнутость понимают в смысле замкнутости в пространстве, хотя на самом деле любая незамкнутость — например, по уровням структуры — делает второе начало неприменимым. А сколько этих иерархических уровней — что вверх, что вниз — и как они друг с другом связаны, никому толком не известно. Говорят, что для того, чтобы добраться до глубоких уровней, нужны огромные энергии. Но, во-первых, это ежели мы пытаемся взломать их силой — ведь взлом всегда требует больше энергии, чем открывание двери ключом. Во-вторых, труднодоступность этих уровней не мешает им деликатно влиять на другие, более доступные. А в-третьих, в космосе необходимые энергии есть. Взять другую модную тему — черные дыры, сингулярности. Сингулярность — абсолютное средство взломать любые, сколь угодно глубокие структурные уровни, выплеснуть наружу столько негэнтропии — отрицания энтропии, — сколько потребуется. С лихвой может хватить на создание новой вселенной…

Из этих рассуждений видно, что мое состояние гораздо ближе к бесшабашному восторгу и мистическому экстазу, чем к тоске и унынию. Хотя со строго материалистической точки зрения радоваться мне нечему — мой, как говорят теперь, спонсор недавно погиб, живу я на птичьих правах, будущее мое неопределенно.

Одно из самых забавных последствий путешествий во времени — нарушение естественной возрастной иерархии. Не так давно в возрасте девяноста с чем-то лет умер Гоша — он помогал мне восемнадцатилетним мальчишкой запустить Машину. Мне тогда было около пятидесяти — и Гоша меня интересовал очень мало. Так сказать, что мне — гениальному ученому-физику, изобретателю Машины — какой-то Гоша?! Тогда я еще не знал, что другой мой знакомый, пожилой лаборант Георгий Валентинович (он был лет на десять меня старше), это тоже Гоша, только прошедший уже большую часть своей жизненной траектории. К Георгию Валентиновичу я относился с некоторым уважением, но его внутренним миром интересовался очень мало.

Следующий скачок — Г. В. уже около 90, а я перелетел лет на пятнадцать в будущее, в дикое постперестроечное время. (Раньше и само-то название «Перестройка» мне не было известно.) Но мне по-прежнему немногим более пятидесяти. Я наконец-то начинаю им (Гошей) интересоваться, но он стар и слаб, ему не до меня…

М. К., мой бывший гэбистский куратор. Мой спонсор до недавнего времени. До моего скачка через время он, чуть меня моложе, — либеральный, но подловатый офицер КГБ. После скачка — вальяжный, щедрый, опьяненный собственными успехами мошенник-экстрасенс. Увертливый, как угорь, благодетель. Где-то даже не лишенный художественного вкуса и человеческого такта. Поселивший меня на самой старой из трех своих дач — вполне профессорской по привычной мне атмосфере шестидесятых и глубокой своей запущенности…

Наконец, родители Гоши — до скачка это слабо интересующая меня моложавая инженерная пара. После — добрые старики, возможно, после недавней гибели М. К., — мой единственный якорь спасения.

Все это потрясающе интересно — и абсолютно неважно. Во всяком случае, так я думал до самого последнего времени. Теперь я в этом сомневаюсь. Контекстные переменные тоже могут иметь существенное значение.

2. Животные и люди

Он ночует под верандой одной из дач, через два участка от меня. Мне бы хотелось, чтобы он перешел на мой участок. Он часто приходит ко мне в гости, но ночевать упорно возвращается к себе. Большая голова, серая густая шерсть, острые уши. Излишне философичен и добродушен для той доли «кавказца», которая ему досталась от родителей. Любит лежать у ворот гаража (собственно говоря, сарая, который М. К. успел переоборудовать в гараж), чтобы видеть одновременно вход в дом и ворота… Я выхожу на крыльцо, потягиваюсь. Лохматый уже здесь — он смотрит на меня, а я на него.

В его присутствии мне гораздо спокойнее — к дому никто не подойдет незаметно. Лучше бы он оставался на участке на ночь. Правда, в его пристутствии мне бы, наверное, не удалось познакомиться с некоторыми другими моими «четвероногими друзьями». Но надо ли было знакомиться с ними?

По идее, ежам уже пора впадать в спячку, но этот иногда появляется на участке. В сумерках, менее холодными вечерами, когда Лохматый уже ушел, шуршит опавшими листьями, пыхтит, постукивает иглами.