Светлана Ягупова - Феникс

Спиролетчики, на первый взгляд, представляли собой нечто страдательное и страшновато-сказочное: полулюди-полурастения, они сидели-росли на тепличных газонах эдакими глазастыми цветами. Вокруг маленьких розовых лиц вместо волос — лепестки георгин, роз, лилий или ромашек, вместо рук и ног — цепкие, подвижные стебли. Трудно было вообразить, что эти существа обладают такой могучей мозговой энергией, что могут легко передавать ее людям. В их жизни страданий было не больше, чем у обычных людей, и выглядели они хотя и фантастически, но гармонично. Реплицированные дети любили ухаживать за спиролетчиками — поливали их, взрыхляли почву, следили за тем, чтобы им хватало солнечных дней, и относились к ним, как к волшебным, сказочным существам. А те в свою очередь, ценя их заботу и внимание, рассказывали невероятные истории или напрямую транслировали детям пейзажи иных планет, на которых им удавалось побывать путем концентрации мозговой энергии.

Разгуливая мимо прозрачных теплиц и домов-деревьев, Радов старался не показывать своего изумления, но ему это, вероятно, плохо удавалось, потому что то и дело к нему спускались икары и спрашивали, не заблудился ли он, не ищет ли чего. Ему хотелось посадить икара себе на колени, разглядеть его, как малое дитя, позабавляться, но это, на его взгляд, было бы оскорбительным для летающего народа. Покрытые перьями, точно одетые в пушистые костюмы, икары сверкали большими человеческими глазами с длинными ресницами и явно догадывались о любопытстве Радова.

Возле одной из теплиц Радова окликнули. Он оглянулся, но никого не увидел и пошел дольше. Вряд ли в этом городе встретятся знакомые. Не успел сделать пару шагов, как его окликнули снова. Радов свернул к одной из теплиц. Вокруг спиролетчиков, очень похожих на подсолнухи, разливалось ярко-желтое свечение. Окинув их взглядом, Радов понял, кто позвал его: вокруг лепестков одного спиролетчика свечение было таким сильным, что походило на пламя. Радов прошел по алее и остановился перед светящимся существом. На розовом лице сияли лучистой голубизной миндалевидные глаза. Вместо рта и носа — лишь наметки, будто слегка провели карандашом. Речь спиролетчика передавалась непосредственно из мозга в мозг.

— Меня зовут Илим, — сказал он, не разжимая чуть заметной полоски губ. Мне удалось легко настроиться на вашу биоволну, чтобы побеседовать.

— Вы читаете мои мысли? Это не совсем приятно. — Радов с недовольным видом разглядывал спиролетчика.

— Но ведь несложно экранироваться. Вас должны были предупредить, что проходить мимо теплиц без мысленного экрана — все равно что идти обнаженным.

— Вероятно, забыли.

— Представьте себя в средине зеркального шара. Вот-вот, я уже не способен читать вас, хотя еще могу к вам пробиться. Хочу поговорить с вами. Очень люблю реплицированных, они совсем не похожи на эсперейцев: у тех менее прочная связь с Землей. Но в этом городе — одни реплицированные дети, а они мало что помнят из прошлого.

— И всем-то любопытно мое прошлое, — не смог сдержать раздражение Радов. — Что вас интересует в нем?

— Все.

— Вы и ваши собратья похожи на наши земные подсолнухи. В детстве я выковыривал из них семечки. Было очень вкусно.

Спиролетчики вокруг Илима повернули к Радову лица, на них играло нечто вроде улыбок.

— Вам не тоскливо сидеть на одном месте? — сочувственно спросил он. хотя догадывался, что у спиролетчиков по-своему богатый внутренний мир.

— А вам не скучно жить на одной и той же планете? — в свою очередь поинтересовался Илим. — На одном и том же месте находится наше физическое тело, а перемещаемся мы телом ментальным, умственным. Хотите, возьму вас в свое путешествие?

— Хочу, — загорелся Радов. — Хочу побывать на Земле!

— Сядьте вон на тот пенек.

Радов оглянулся и увидел шагах в трех нечто похожее на сруб дерева, осторожно присел на него и неведомым образом очутился в кабине космического корабля, из иллюминатора которого виднелись очертания материков и океанов. Космонавт Таир Дегарт сидел у пульта управления, не сводя глаз с земных пейзажей. Зрение Радова как бы подключилось к зрению Таира. В первой жизни Радов видел Землю со стороны по телерепортажам, сейчас же была иллюзия, будто он и впрямь находится в космосе.

— Сажусь на посадку в районе херсонских степей, — сообщил Дегарт на Эсперейю, и Радов вздохнул — это были его родные места. Где-то здесь покоятся мать и отец…

Корабль стремительно входил в плотные слои атмосферы. Радов ощутил состояние перегрузки, а потом голова закружилась от всего, что обрушилось на него: он стоял посреди ковыльной степи, над головой висела бездонная синева неба, теплый ветер омывал грудь и серебристая пичуга пела над ним песню родного края.

Таир заполнил почвой миниатюрный контейнер. У Радова невольно вырвалось:

— Не там, северо-восточнее! — и осекся, увидев себя вновь сидящим на пеньке перед спиролетчиком Илимом.

— Простите меня, — сказал Илим. — Я все понял. Такое совпадение… Я невольно принес вам сильные переживания. — Его желтые лепестки вокруг розового лица мелко завибрировали, вероятно, выражая недовольство, собой. Кожица щек стала пунцовой.

— Все равно я признателен вам, и в свою очередь хочу оказаться полезным.

— Спасибо, но это уже при следующей встрече. Вы надолго в Минос?

— Дней на пять.

— Тогда еще встретимся, — лепестки Илима распрямились, окружая лицо золотистым ореолом. — Если вдруг понадоблюсь, сосредоточьтесь на моем образе, и я вступлю с вами в контакт.

— Хорошо, — кивнул Радов, подумав: "Как это он еще не сказал, чтобы я проговорил: "Встань передо мной, как лист перед травой".

— Если вам нравится эта присказка, можете так и вызывать меня: "Илим, встань передо мной…" Я, конечно, смогу быть рядом лишь в ваших мыслях, но в трудных обстоятельствах и ото пригодится. Нам, спиролетчикам, нравится служить людям.

— Еще раз благодарю, — повторил Радов. Осторожно провел ладонью по лепесткам и отдернул руку, ощутив легкое электрическое покалывание.

— Так уж мы устроены, — извинился Илим.

В гостинице Радова ждал Тах Олин, также прибывший в Минос после очередного ОК.

— Давно, брат, не виделись. — Тах обнял Радова и расцеловал.

Радов не любил "телячьих нежностей", но Таха встретил с удовольствием. Они познакомились на первом сеансе ОК, точнее, после сеанса, оказавшись вдвоем в зале отдыха. Когда-то Тах Олин был храбрым солдатом наполеоновской армии, и Радов любил подзуживать над ним, напоминая о неправом походе Наполеона в Россию, о том, что Тах позволил императору оболванить его и тысячи французских и итальянских солдат. Тах при этом недовольно хмурил лохматые брови. Он погиб от пули польского патриота, осознавая свою смерть бесславной и бессмысленной. А во второй жизни так тосковал по близким, молодой супруге Ванде и двум сыновьям, что в Реплицентре разводили руками почему в данном случае адаптационная лаборатория оказалась беспомощной? Тах постоянно досаждал репликаторам, допытываясь, когда, наконец, встретится с семьей, и тем никак не удавалось изменить его психологическую доминанту. Не раз убеждали Таха в том, что после его смерти Ванда могла выйти замуж, и если бы ее оживили, неизвестно, как бы встретила его. Но загвоздка была, конечно, не в этом, а в еще не сложившемся нравственном критерии отбора в деле репликации.