Роберт Хайнлайн - Пришелец в земле чужой
— Прошу прощения?
— Ты ее убрал. Теперь верни назад.
— Я не могу. Бутылки нет.
Джубал задумался. Этой способности можно найти неплохое применение. Есть пара-тройка парней, о которых жалеть никто не будет.
— Майк, а расстояние имеет для тебя значение?
— Прошу прощения?
— Если бы ты был в комнате, а я на улице, футах в тридцати от дома, ты бы смог остановить бутылку?
— Да, — ответил Смит, несколько удивленный.
— Гм… Подойди к окну. Предположим, Джилл и я стояли бы на той стороне бассейна, а ты здесь. Ты бы сумел остановить бутылку?
— Да.
— Ну, а если бы мы были за воротами, за четверть мили отсюда? Далеко?
— Джубал, дело не в расстоянии, не в видении, а в знании.
— Постой, постой… Расстояние роли не играет. Тебе даже не нужно ничего видеть. Если ты знаешь, что где-то происходит что-то плохое, ты можешь это остановить? Так?
Смит встревожился.
— Почти так. Я недавно из гнезда. Чтобы знать, я должен видеть. А Старшему Брату не нужны глаза, чтобы знать. Он знает. Чувствует. Вникает. Действует. Прости.
— Ты ни в чем не виноват, — угрюмо сказал Харшоу. — Видел бы тебя министр по делам мира — тут же объявил бы секретным оружием.
— Прошу прощения?
— Не обращай внимания.
Джубал вернулся к столу и взял в руки тяжелую пепельницу.
— Джилл, в лицо не бросай. Майк, выйди в коридор.
— Джубал, брат мой, пожалуйста, не надо!
— Что случилось? Я хочу провести еще один опыт, но в этот раз я буду смотреть, куда она летит.
— Джубал!
— Да, Джилл?
— Я поняла, что тревожит Майка. В наших экспериментах я должна вам угрожать. А мы ведь Майку братья по воде. Он не может понять, как между нами возможно такое. Это, наверное, совсем не марсианское поведение.
Харшоу нахмурился.
— И нас будут разбирать на заседании Комитета по Немарсианским Деяниям.
— Джубал, я не шучу!
— Я тоже. Ладно, Джилл, я сам ее брошу, — Харшоу дал пепельницу Майку. — Видишь, какая она тяжелая, сынок, какие острые у нее углы?
Смит внимательно осматривал пепельницу.
— Я ее подброшу к потолку, — продолжал Харшоу, — и падая, она ударит меня по голове.
Майк испуганно поднял глаза.
— Брат, ты умрешь?
— Нет, просто будет больно. Оп-ля! — Харшоу бросил пепельницу вверх. В верхней точке траектории пепельница остановилась.
Харшоу смотрел на нее, и ему казалось, что перед ним застывший кинокадр. Он прохрипел:
— Энн, что ты видишь?
Она ответила пустым голосом:
— Пепельница остановилась в пяти дюймах от потолка. Я не вижу ничего, что удерживало бы ее, — и своим голосом добавила: — Джубал, я думаю, что вижу… Если фильм покажет что-то другое, я порву диплом.
— Джилл?
— Пепельница висит в воздухе.
Джубал отошел к столу и, не сводя с пепельницы глаз, сел.
— Майк, — спросил он, — почему она не исчезла?
— Джубал, — сказал Майк извиняющимся тоном, — ты не сказал убирать ее прочь. Ты велел остановить. Когда я убрал бутылку, ты захотел вернуть ее. Я делаю что-то не так?
— Нет, все правильно. Я забыл, что ты понимаешь все буквально.
Харшоу вспомнил проклятия и клятвы, модные во времена его молодости, и подумал, что Майку их говорить нельзя. Пошлешь его к чертям — он и пойдет.
— Я рад, — сказал Смит сдержанно. — Простите, что бутылка пропала. И еще простите, что пропала пища. Но иначе было нельзя. Мне так казалось.
— О чем ты? Какая пища?
— Он имеет в виду тех типов, Джубал, — поспешно объяснила Джилл. — Берксвита и его подручного.
— Ах, да, — Харшоу отметил, что у него немарсианское понятие о пище. — Майк, не переживай, из них не вышло бы хорошей пищи. Их забраковал бы любой инспектор пищевой службы. А самое главное, это было необходимо. Ты понял все совершенно правильно и действовал как надо.
— Мне приятно это слышать, — с облегчением ответил Майк, — только Старшие Братья никогда не ошибаются. А мне еще многому нужно учиться и расти, прежде чем я присоединюсь к Старшим Братьям. Джубал, можно я отпущу ее? Я устал.
— Ты хочешь ее убрать? Давай!
— Я не могу.
— Почему?
— Она не угрожает твоей голове. Я не нахожу в ней ничего плохого.
— Конечно, отпускай.
Харшоу ожидал, что пепельница повиснет над его головой, но она спикировала к столу, повисела над ним и мягко опустилась.
— Спасибо, Джубал.
— Тебе спасибо, сынок, — Джубал поднял пепельницу. Она была такая же, как раньше. — Тебе спасибо. За самые удивительные впечатления, которые мне довелось испытать с тех пор, как первая нанятая мною девочка повела меня на чердак. Энн! Ты училась в Рейне?
— Да.
— Ты раньше встречалась с левитацией?
Энн подумала.
— Я видела то, что называют телекинезом. Его демонстрировали на игральных костях, а я в математике слаба и не могу точно сказать, телекинез это или нет.
— Черт возьми! Если так рассуждать, то в пасмурный день нельзя сказать, что солнце встало.
— А как же иначе! Может быть, за тучами кто-то установил искусственный источник света. Один из моих сокурсников мог передвигать взглядом мелкие предметы, но для этого ему нужно было выпить. Но я опять-таки ничего точно сказать не могу, потому что я с ним пила, а в нетрезвом состоянии…
— Больше ты ничего такого не видела?
— Нет.
— У меня больше нет к тебе вопросов как к Свидетелю. Снимай свою простыню и садись, если хочешь.
— Спасибо, хочу. Но памятуя вашу лекцию о мечетях и синагогах, я переоденусь в своей комнате.
— Как хочешь. Разбуди Дюка и скажи ему, чтобы занялся камерами.
— Хорошо, босс. Ничего без меня не делайте. — Энн пошла к двери.
— Обещать не могу. Майк, садись за стол. Ты можешь поднять пепельницу?
— Могу, — Смит протянул руку и взял пепельницу.
— Не так!
— Не так?!
— Это я виноват. Ты можешь ее поднять, не касаясь руками?
— Могу, Джубал.
— Ну, ты не устал?
— Нет, Джубал.
— В чем же дело? Она должна быть плохой?
— Нет, Джубал.
— Джубал, — вмешалась Джилл, — вы не попросили Майка поднять пепельницу, а только спросили, может ли он поднять ее.
— Ах, да! — смутился Джубал. — Майк, пожалуйста, подними пепельницу, не касаясь ее руками. На фут над столом.
— Да, Джубал, — пепельница поднялась и зависла над столом. — Ты помнишь, Джубал? Если что не так, я передвину.
— Отлично. Держи. Устанешь — скажешь.
— Скажу.
— А можешь поднять что-нибудь еще? К примеру, этот карандаш? Если можешь, подними.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});