Святослав Логинов - Филолог

Выражение «честно говоря», и без того кажущееся нонсенсом (как будто можно говорить нечестно!), на самом деле нонсенс сугубый, то есть, двойной. Произнося эти слова, мы подразумеваем, что дело обстоит именно так, как говорим, но в глубине души шевелится червячок сомнения, а настолько ли всё честно, как мы пытаемся доказать сами себе? Не исключено, что виноград был попросту зелен, а теперь созрел, и наше безразличие дало трещину.

Вот и теперь, Верис ни о чём не сожалел, но когда перед ним появился изолированный и несовершенный, но работоспособный обломок программы, червячок сомнения вопрошающе приподнял голову, которой у иных червяков не бывает.

— Я знаю, что это такое, — сказал Верис. — Ничего чудесного здесь нет, это просто дверь в другой мир, тот, откуда я пришёл. Я могу открыть её и попасть туда. Но я туда не хочу.

— Вот я и говорю, что ты теперь совсем наш.

Второй раз кучники напали, когда Верис ещё не вполне оправился от раны в плече. Но, услыхав всполошный крик, он выскочил из дома и помчался к засеке.

Страшно было, теперь он знал, как это бывает не понарошку, а на самом деле. Убивают не в игровой стрелялке, а взаправду.

Взаправду — два предлога, усиливающих действие и без того непреклонного слова «правда». Такая правда жестока и мучительна. Дурацкие тростинки с вольфрамовыми наконечниками убивают больно и навсегда. Уже не перегрузишься и не выйдешь из игры, и собственная система безопасности, дав наиграться, не спасёт в последнюю секунду. Здесь Земля — естественная среда обитания, естественно пропитанная насильственной смертью.

Ноги стали непослушными, они не хотели бежать, но бежать было надо, иначе пружинистые безмозглые попрыгунчики прискачут сюда, где стоит его дом, не полученный от деда и не сколоченный собственноручно, но, всё равно, свой — единственный во вселенной дом.

Поначалу Верис не знал, как назвать своё новое жилище, склоняясь к термину «хижина», но теперь знал, это его дом, который надо защищать. И он добежал вовремя и устроил агрессору такой облом, что причитания убегавших были слышны от самой Помойки.

И всё же, в этом разгроме было что-то игрушечное, словно взрослый дядя обидел несмышлёных малышей. Злых, жестоких, но всё же, малышей, которых стыдно обижать. Поэтому, обломав захватнические планы главного, Верис пробрался как можно ближе к границе и попытался вступить с главным в мысленную беседу. Не подавить его волю, а договориться, как положено людям.

Договориться не удалось, само это слово предусматривает разговор, а говорить главный не любил, да и не мог толком. Едва он ощутил присутствие Вериса, в нём поднялась волна такой ярости, что Верис поспешил убраться.

Ржавые болота не представляли особой ценности даже по меркам нищей Земли, но мысль, что есть нечто, не подчиняющееся божественной воле начальства, была непереносима. Стоило ли добиваться высокого положения, если кому-то глубоко плевать на эту высоту?

Что может быть бескорыстней ненависти к инакомыслящему?

Верис не знал, была ли развёрнутая кампания по уничтожению глухих варваров вызвана его появлением, или он так удачно подгадал, в последнюю минуту придя на помощь поселянам. Во всяком случае, набеги кучников становились всё чаще и ожесточённее. Стягивались войска с других регионов, и не один, а несколько главных гнали их в бой. Как может быть несколько главных, Верис не понимал, но с этим фактом приходилось считаться.

— Я выпущу тебе кишки! — телепатически ревел очередной стратег, пропитывая жаждой убийства преумноженную попрыгучую толпу.

— А что потом? — подначивал Верис.

— А потом сожру их!

— Кишки — невкусно! — Верис, не раз видавший, как хаврон жрёт падаль, транслировал столь омерзительное ощущение, что не только войско, но и вся округа не могла проблеваться и целую неделю страдала отсутствием аппетита.

Ненависть стратегов была так сильна, что Верис безо всяких хлопот знал, в какой именно день и час попрыгунчики пойдут в схватку. Конечно, это было удобно, Верис не был постоянно привязан к засекам, мог работать на огороде, выбирался на побережье, кусочек которого ещё не успели оттягать кучники. А однажды даже сходил с Анитой и Далем к святилищу, которое оказалось заброшенным телепортом.

Кстати, блокировка, не позволявшая проходить через телепорт человеку с функционирующей системой безопасности, имелась и здесь. И это действительно, было очень кстати. Не хотелось представлять, как начнут развлекаться соплеменники Вериса, вмешиваясь в войны между кучниками и обитателями болот.

Но никакое удобство не могло оправдать вечного существования в море ненависти. Особенно, если вдуматься в значение слова «вечный».

— Мы с тобой теперь навечно вместе, — шепнула Анита, когда они все трое вернулись от святилища.

Даль, насосавшись материнского молока, спал, ничего не зная и не желая знать о том значении, которое его мифический тёзка приписывал слову «мама», а Верис и Анита лежали, обнявшись, и Анита сказала:

— Мы с тобой теперь навечно вместе.

— Я не могу навечно, — сказал Верис и почувствовал, как Анита вздрогнула и застыла под его рукой.

После похода к святилищу в голову Вериса запала навязчивая мысль. Возможность вернуться (куда?) ничуть его не прельщала. Прыгать по галактикам — оп-оп! — чего ради? Здесь дом, пусть не из дерева ба, а из лозняка и камыша. Здесь семья. Конечно, их ещё не семеро, но это, как сказала Анита, дело наживное. Не давало покоя воспоминание о великом множестве книг, виденных в библиотеке. Множестве, которое остаётся пустым, потому что эти книги никто не читает.

В посёлке имелось полтора десятка вечных книг, целых и сохранившихся фрагментами. Некоторые из них были понятны, смысл других оставался тёмен, но все книги бережно хранились, и детей непременно учили грамоте. Поговорку: «Слово серебро, а молчание золото», — здесь понимали в том смысле, что молчание это слово не звучащее, а написанное в старой книге или на куске лыка или тонко выделанной кожи. В грамотности болотные варвары видели своё отличие от цивилизованных кучников.

Принести им хотя бы пару книг.

Анита, когда Верис поделился своими планами, перепугалась.

— Не надо! Лучше без книг проживём. А то провалишься туда и не сможешь вернуться.

Конце концов, Верис настоял на своём. Мужчина всегда добьётся своего по части мужских дел: пойти рискнуть, добыть. Анита провожала его, словно на войну, шла с Далем на руках и остановилась лишь у входа в святилище. Дальше Верис идти не велел, это были бы уже не проводы, а совместный поход. Причём, многое зависит от того, какой смысл вкладывать в слово проводы.