Октавия Батлер - Дикое племя

Книга 2. Дети Лота.

1741

7.

В очередной раз Доро появился в Витли, когда решил проведать одну из своих дочерей. Его не оставляло чувство нависшей беды, и как обычно, он позволил этому чувству управлять его поступками. Уже по дороге от причала, приблизжаясь к городу, он смог расслышать громкий спор, который был в самом разгаре: спорили о том, что чья-то корова помяла чужой огород. Доро медленно приблизился к спорщикам, разглядывая их. Они стояли перед Исааком, который сидел на лавке перед домом, который он и Энинву построили почти пятьдесят лет назад. Исаак, стройный и моложавый, не смотря на свой возраст и густую шапку седых волос, официально не имел никаких прав улаживать подобные споры. Он был фермером, торговцем, но никогда не служил в городском совете. Но даже в его молодые годы люди шли к нему со своими недоразумениями. Он был одним из самых любимых детей Доро. И это делало его и сильным и влиятельным. А кроме того, его честность и справедливость были известны всей округе. Люди любили его, но совсем иначе, чем Доро. Они могли почитать Доро как бога, они могли выражать ему и свою любовь, и свой страх, и свое уважение, но большинство находило его достаточно страшным для искренней любви. Одной из причин, послужившей приходу Доро именно к Исааку, старому и мало на что способному, было то, что Исаак был не только сыном, но еще и другом. Исаак был одним из тех немногих людей, которые принимали Доро без страха и фальши. К тому же Исаак был очень стар и должен был скоро умереть. Они все так быстро умирали... Когда Доро приблизился к дому, то он некоторое время продолжал сгорбившись сидеть на своей черной кобыле, очень красивой лошади, которая появилась у него вместе с его последним менее красивым телом. Двое спорщиков уже успокоились к этому моменту. Исаак обладал талантом успокаивать безрассудных людей. Иной человек мог говорить и делать то же самое, что и Исаак, но получить в результате одни неприятности. Но Исаака слушались все. - Пелхем, - говорил Исаак старшему из спорящих, огромному широкому в кости фермеру, которого Доро помнил как чистопородного производителя. - Пелхем, если тебе нужна помощь, чтобы починить эту изгородь, я пришлю одного из своих сыновей. - Мой сын сам справится с этим, - отвечал тот. - Что касается работы с деревом, для него не составляет труда. У сына Пелхема, как припомнил Доро, хватало ума только лишь на то, чтобы не мочиться под себя. Он был крупный и сильный мужчина с разумом ребенка, к счастью, ребенка очень робкого и мягкого. Доро был очень обрадован, услышав, что тот может что-то делать. Исаак перевел взгляд, тут же заметил попавшегося ему на глаза очень заметного незнакомца, и безошибочно понял, кто стоял перед ним. Не имея даже намека на таланты его брата Лейла, Исаак неизменно узнавал Доро. - Ну вот, - сказал он, - как раз настало время вернуться к нам. Затем он повернулся в сторону дома и крикнул: - Питер, иди сюда. Он проворно встал и взял поводья лошади, протягивая их своему сыну Питеру, который спешил к ним от ворот. - В один прекрасный день я наконец-то соберусь спросить тебя, как тебе всякий раз удается узнавать меня, - сказал Доро.- Ведь не может быть ничего такого, что ты мог бы разглядеть. Исаак рассмеялся. - Я сказал бы тебе, если бы сам мог понять. Ты это ты, вот и все. Теперь, когда Доро заговорил, Пелхем и другой человек узнали его и заговорили наперебой, бормоча слова приветствия. Доро протянул руку. - Я приехал навестить своих детей, - сказал он. Привествия постепенно стихли. Оба человека пожали его руку, пожелали ему доброго вечера и заспешили разнести новость о его возвращении. Обменявшись с ними всего лишь несколькими словами, он сообщил, что визит его неофициальный. Он явился не за тем, чтобы забрать новое тело, и, следовательно, не будет устраивать суд для разбора крупных жалоб, не будет делать никаких финансовых или иных предложений, как это годами было заведено в Витли и в ряде других его поселений. На этот раз его визит, это визит обычного человека, который приехал навестить своих детей, которых у него было здесь сорок два, возрастом от младенца до Исаака. Для него это была большая редкость, приехать в город без всяких других целей, кроме как увидеть их, и когда такое случалось, все остальные оставляли его в покое. А если у кого-то и возникало срочное и неотложное дело, то они предпочитали действовать через его детей. - Входи, - сказал Исаак. - Выпей пива, поешь. Голос его не был похож на старческий, обычно высокий и скрипучий. Его голос стал более глубоким и мягким, что способствовало его авторитету. Но все, что Доро мог слышать в нем в эту минуту, была лишь неподдельная радость. - Нет, есть я не хочу, - сказал Доро. - А где Энинву? - Возится с ребенком Слоун. Миссис Слоун так запустила болезнь, что довела ребенка чуть ли не до смерти, прежде чем попросила помощи. Энинву говорит, что это пневмония. Исаак наполнил две высоких кружки пивом. - Но все обойдется? - Энинву тоже так считает, хотя она была готова задушить этих Слоунов. Ведь они достаточно долго живут здесь, чтобы понять, что вместо того, чтобы заставлять так страдать ребенка, им следовало обратиться буквально в соседнюю дверь. Исаак помолчал. - А они, видите ли, испугались ее черной кожи и ее силы. Они полагают, что она колдунья, а ее лекарства содержат как минимум, яд. Доро нахмурился, сделал глоток. Эти Слоуны были одни из самых недавних завезенных им сюда предстатвителей дикого племени. Они встретились друг с другом незадолго перед тем, как Доро нашел их. Это были очень опасные, с неустойчивой психикой люди, болезненно восприимчивые почти ко всему, и которые могли улавливать мысли окружающих с импульсивно меняющейся чувствительностью, напоминающей взрывы. Когда один из них получал такой взрыв, вызванный болью, гневом, страхом или другим эмоциональным состоянием любой интенсивности, то он немедленно передавался другому, и таким образом, оба страдали. Этого нельзя было предусмотреть заранее и тем более пытаться управлять этим. Это происходило как неотвратимость. Тщетны были все попытки Слоунов остановить это. Вот почему Доро и перевез их в Витли. Для дикого племени, они были изумительным материалом для выведения новой породы. Он подозревал, что тем или иным путем, но произошла эта пара от его людей. Несомненно, они в значительной степени походили на его людей, чтобы считать их удачной добычей. И как только они произведут на свет еще нескольких детей, Доро намеревался забрать их обоих. Это можно было бы расценить как добрый поступок. Но до этих пор они должны были оставаться в этой роли ужасных родителей, пренебрегая своими детьми и буквально истязая их, но не в силу собственной жестокости, а от собственного чрезмерного страдания, которое не позволяло им видеть детскую боль. В действительности, они возможно и замечали, что эта боль была небольшой добавкой к их собственной. Пэтому временами люди такого типа убивали собственных детей. Доро не хотел верить, что Слоуны бли опасны именно в этом отношении. Но теперь его уверенность поубавилась. - Исаак...? Исаак взглянул на него, понимая недосказанный вопрос. - Я думаю, что ты предполагаешь оставить родителей в живых на некоторое время. - Да. - В таком случаедля ребенку следует подобрать более спокойный дом, а так же для каждого следующего, который появится у них. Энинву говорит, что они не должны больше иметь детей. - Что, разумеется, означает, что они могут иметь их столько, сколько смогут. - С твоей точки зрения, да. Очень полезные люди. Я уже начал вести с ними разговоры о том, чтобы они отдали ребенка. - Очень хорошо. И как? - Их беспокоит только то, что подумают люди. У меня создалось впечатление, что они готовы избавиться от ребенка, если бы не это и еще кое-что. - Что именно? Исаак отвел взгляд в сторону. - Они беспокоятся о том, кто будет заботиться о них в старости. Я сказал им, что ты поговоришь с ними об этом. Доро слабо улыбнулся. Исаак отказался лгать людям, которых Доро выбрал в качестве жертвы. Чаще всего он вообще отказывался говрить с ними. Иногда эти люди догадывались о своей участи и убегали. В таких случаях Доро получал большое удовольствие от охоты на них. Ленн Слоун, подумал Доро, может устроить очень неплохую игру. Этот человек был осторожен, как животное. - Энинву сказала бы, что сейчас у тебя лицо леопарда, - заметил Исаак. Доро лишь пожал плечами. Он знал, что сказала бы Энинву, и что она подумала бы, сравнивая его то с одним, то с другим животным. Когда-то она говорила подобные вещи от страха или гнева. Теперь же она говорит их от жестокой ненависти. Она сделалась самым ближайшим его врагом. Она покорилась. Она стала воспитанной. Но она затаила злобу, какой Доро еще ни разу в жизни не встречал. Она была жива благодаря Исааку. У Доро не было никаких сомнений на тот счет, что если бы он предложил ей другого из своих сыновей, она отказалась бы и умерла. Он спрашивал ее, что сказал ей Исаак, и отчего она переменила свое решение, и когда она отказалась сказать ему, он спросил об этом Исаака. К его удивлению, Исаак тоже отказался говорить с ним. Когда сын отказывал ему в просьбе, то это очень редко раздражало Доро, но на этот раз.... - Ты отдал ее мне, - сказал Исаак, - и теперь мы сами будем решать свои дела. Выражение его лица и голос, которым он говорил это, подсказывали Доро, что он не скажет больше ничего. Доро уехал из Витли на следующий же день, уверенный в том, что Исаак позаботится обо всем остальном: женится, построит себе дом, научит жену обычаям и укладу жизни в колонии, найдет себе работу и начнет растить детей. Уже в двадцать пять лет Исаак был очень способным. И Доро не видел для себя необходимости оставаться подле них. Он был поражен глубиной собственного гнева. Обычно, люди должны были заплатить смертью за свои ошибки. Ему понадобилось время, чтобы вспомнить, когда в последний раз он чувствовал самый настоящий гнев, и тем не менее, оставлял в живых тех, кто были его причиной. Но вот теперь, его сын и эта наскучившая ему маленькая лесная дикарка, которая к счастью, оказалась самым лучшим диким семенем, которое он когда либо находил, остались в живых. Но Энинву не могла простить. Если она еще как-то могла научиться любить своего мужа, то она не могла расстаться с ненавистью к его отцу. И сейчас, и тогда Доро пытался сломить ее внешне вполне пристойную враждебность, вновь подчинить эту женщину себе, сделать ее такой, какой она была, когда он оторвал ее от соплеменников. Он не привык к тому, что люди сопротивлялись ему, не был готов к тому, чтобы сталкиваться с их ненавистью. Эта женщина была загадкой, которую он не мог решить: почему сейчас, после того, как она родила ему восьмерых детей, и пятерых детей Исааку, она все еще оставалась в живых. Она должна прийти к нему вновь, оставив прежнее равнодушие. Она должна сделать себя молодой без всяких напоминаний об этом, и прийти к нему. А затем, еще раз удовлетворившись ею, он убьет ее. Он даже облизнул свои губы, раздумывая над этим, а Исаак кашлянул. Доро взглянул на своего сына с прежней любовью и слегка подправил свои мысли. Энинву будет жить до тех пор, пока не умрет Исаак. Она поддерживала его здоровье, возможно, сумела и продлить его жизнь. Разумеется, она делала это ради себя. Исаак завоевал ее много лет назад, как он завоевывал всякого, и она не хотела терять его скорее, чем была вынуждена. Но ее причины не играли здесь существенной роли. Ненамеренно, она оказывала тем самым услугу Доро. Он не хотел терять Исаака раньше того времени, чем это случиться. Он вновь вернулся к разговору, чтобы освободиться от мыслей о смерти собственного сына. - Я был в городе по своим делам, - сказал он. - Затем, где-то неделю назад, когда я предполагал отплыть в Англию, обнаружил, что все время думаю о Нвеке. Это была самая младшая дочь Энинву. Доро считал ее так же и своей дочерью, но Энинву отрицала это. Доро уже износил тело, от которого и была зачата эта девочка, но он еще не носил его в период зачатия. Он получил его его только потом. - У Нвеке все хорошо, - сказал Исаак. - Кажется, так хорошо, как это только может быть. Ее переходный возраст приближается, и у нее будут плохие времена, но я думаю, что Энинву сможет помочь ей в этом. - Ты не заметил, у нее не было никаких неприятностй в последнее время? Исаак на минуту задумался. - Нет, ничего не могу припомнить. Я видел ее не особенно часто в последние дни. Она помогает с шитьем своей подруге, Ван Несс, ты знаешь ее, та, которая собирается замуж. Доро кивнул. - А я помогал строить дом для детского приюта. Мне так и кажется, что ты будешь говорить, будто я один и построил весь дом. Но я ведь должен использовать то, что я получил раньше и все еще имею сейчас, и не важно что Энинву велит мне не утомляться. Напротив, я еще могу оторвать себя почти на фут от земли и перемещать предметы. Мои способности, как кажется, не слабеют с возрастом. - Я это заметил. Они все еще приносят тебе радость? - Ты даже не можешь себе представить, какую, - сказал Исаак и улыбнулся. Он взглянул в сторону, припоминая приятные ощущения от тех лет, когда он был молодым. - А ты знаешь, мы все еще летаем иногда, Энинву и я? Видел бы ты какой она становится птицей. Она сама придумала облик для нее. Ты никогда не видел такого красочного оперенья. - Я боюсь, что могу увидеть твой труп, если ты будешь продолжать заниматься подобными вещами. Оружие медленно, но улучшается. Полеты становятся дурацким риском. - Это мое всегдашнее занятие, - очень спокойно сказал Исаак. - И ты прекрасно это знаешь, чтобы просить меня отказаться от него полностью. Доро только вздохнул. - Думаю, что да. - Энинву, Энинву всегда находится рядом со мной. И она всегда летит чуть ниже. Энинву, защитница, с горечью подумал Доро. И это удивило его. Энинву защищала любого, кто в этом нуждался. Доро стало интересно, что бы стала делать Энинву, если бы он сказал, что нуждается в ней. Рассмеялась? Очень вероятно. И была бы, разумеется, права. С годами ему стало точно так же трудно лгать ей, как и ей лгать ему. И единственная причина, по которой она все еще так и не знала о колонии ее африканских потомков, которую он устроил в Южной Каролине, заключалась лишь в том, что у нее не было повода спросить его об этом. Этого не знал даже Исаак. - Это беспокоит тебя? - спросил он Исаака. - Я имею в виду чувствовать все время вот такую ее защиту? - Сначала, да, - ответил Исаак. - Ведь я должен был бы обогнать ее. Если захочу, я могу летать быстрее всякой птицы. Я мог бы оставлять ее далеко сзади и не обращать на нее никакого внимания. Но она постоянно оказывается впереди, все время старается догнать меня, пытаясь своими крыльями помешать мне уйти вперед. Она никогда не откажется от этого занятия. С некоторых пор я уже начал привыкать к тому, что она всегда находится на этом месте. А сейчас, пожалуй, я бы больше был обеспокоен тем, если бы не увидел ее на привычном месте рядом с собой. - И ее ни разу не подстрелили? Исаак заколебался. - Вот для этого, как мне кажется, она и придумала себе такие яркие цвета, - сказал он наконец. - Чтобы отвлечь внимание от меня. Да, пару раз ее подстрелили. Она падая, пролетела еще несколько ярдов, и только потом шлепнулась на землю, чтобы дать мне время убраться. Затем она залечила свою рану и догнала меня. Доро поднял глаза и взглянул на портрет Энинву, висевший на стене против высокого камина. Дом был построен частично в английском, частично в датском, а частично в африканском стиле. Энинву делала глиняные горшки, отдаленно напоминавшие те, которые она когда-то продавала на базаре у себя дома, и красивые прочные корзины. Многие покупали их у нее и расставляли вокруг своих домов, так же как делала это она. Ее работа была декоративной и одновременно полезной, и здесь, в ее доме с датским камином и шкафами, английскими скамьями и похожими на трон стульями с высокими спинками, эта работа пробуждала воспоминания о земле, которую она уже не увидит вновь. Энинву никогда не посыпала пол песком, как это делали датские женщины. Грязь должна всегда выбрасываться вон, как презрительно заявляла она, а не рассыпаться по полу. У нее было гораздо больше гордости за собственный дом, чем у большинства англичанок, и этот факт был известен Доро, но датчанки только покачивали головами да сплетничали о ее "неряшливости" в хозяйстве, притворяясь, что им жаль Исаака. На самом деле, при тех условиях жизни в Витли, почти каждая женщина была готова жалеть Исаака, так что при желании он мог разбрасывать свои драгоценные семена где угодно. Только Доро очень строго относился к вниманию женщин, и только Доро имел преимущество перед другими. Но при этом Доро нисколько не заботился об обманутых мужья или женах. Портрет, изображавший Энинву, являл собой нечто удивительное. Несомненно, что художник датчанин был захвачен ее красотой. Он одел ее в сверкающую голубизной одежду, которая прекрасно гармонировала с ее темной кожей, как всегда бывает с голубым цветом. Даже ее волосы были скрыты под волнами голубизны. На руках она держала ребенка, первого сына Исаака. Ребенок, всего нескольких месяцев отроду, частично был также завернут в голубое. Он глядел с картины на окружающих большеглазый и красивый, как и должен выглядеть всякий ребенок. Неужели Энинву совершенно сознательно могла зачать только красивых детей? Каждый из них был прекрасен, даже не смотря на то, что у некоторых из них отцом был Доро, носивший в тот момент отвратительного облика тела. Фактически это был портрет черной мадонны с младенцем, который был совершенным благодаря еще и слишком чистым и по детски невинным глазам Энинву. Иностранцы были очень растроганы, чтобы комментировать какое-то сходство. Некоторые давали высокие оценки, глядя на все еще красивую Энинву, которая старалась хорошо выглядеть для Исаака, хотя и старилась соответственно его возраста. Другие были глубоко оскорблены, уверенные что кто-то на самом деле попытался изобразить Марию с младенцем как "черных дикарей". Расовые предрассудки были очень сильны в колониях, и даже в этой, прежде датской колонии, где подобные вещи происходили скорее случайно. В самом начале года в Нью-Йорке были волнения. Кто-то устроил пожар, и белые решили, что это проделки черномазых. С доказательствами, или без, но около тридцати черных было убито, из них тринадцать сожжено у столба. Поэтому Доро очень беспокоился за этот город в верховьях реки. Из всех его английских колониальных поселений, только в Витли не было защиты для черных поселенцев от их соседей, богатых и сильных белых собственников. Сколько времени остается до того момента, когда они начнут смотреть на них как на свою законную добычу. Доро покачал головой. Казалось, что женщина с портрета смотрит на него, когда он поднимал глаза вверх. Должно быть он очень много думал про нее или про ее дочь Руфь, прозванную Нвеке. Иначе он не позволил бы себе с такой легкостью заехать в Витли. Конечно, было очень приятно увидеть Исаака....но эта женщина! - В конце концов она стала для меня очень хорошей женой, - продолжал Исаак. - Я вспомнил ее разговоры, которые она вела еще до замужества, о том, что из нее может выйти только плохая жена, но за все время я помню всего несколько случаев, когда ее можно было упрекнуть хоть в чем-то. - Я хочу увидеть ее, - неожиданно резко сказал Доро. - И я хочу видеть Нвеке. Мне кажется, что она гораздо ближе к переломному моменту, чем тебе кажется. - Ты думаешь, что тебя именно поэтому так тянуло сюда? Доро очень не любил слово "тянуло", но он просто кивнул, не делая никаких разъяснений. После этого Исаак встал. - Тогда первой должна быть Нвеке, пока ты еще находишься в хорошем настроении. Он вышел из дома, не дожидаясь, что Доро ответит ему. Он любил Доро, и он любил Энинву, и очень переживал от того, что эти двое не могли ужиться рядом друг с другом. - Я не понимаю, как ты можешь так глупо поступать с ней, - сказал ему однажды Исаак, чем вызвал явное удивление Доро. - Эта женщина не для временной забавы. Она может стать всем, чего тебе так недостает, если, конечно, ты позволишь ей сделать это: женой, товарищем, партнером по бизнесу, ведь ты и сам знаешь это. При этом ее возможности так хорошо дополняют твои собственные. Но тем не менее, ты то и дело поступаешь так, чтобы унизить ее. - Я никогда не обижал ее, - ответил ему на это Доро. - И никогда не обидел ни одного из ее детей. Покажи мне еще одну женщину из такого же дикого племени, которой я позволил бы так долго жить после того, как она принесла мне детей. Он не трогал ее детей потому, что она с самого начала пригрозила ему тем, что в случае, если он причинит вред хотя бы одному ее ребенку, она не захочет больше вообще иметь детей. Неважно, что именно он сделает ему. Детей больше не будет. Ее искренность не вызывала сомнений. Вот поэтому он и сдерживал себя от привычных устремлений, по крайней мере, по отношению к ее самым удачным детям: не помышлял ни о том, чтобы скрешивать сыновей с дочерьми, ни о том, чтобы самому вступать с ними в связь. Она даже не представляла, на какие жертвы он шел, чтобы выполнить ее желание. Она не знала, но Исаак мог догадываться. - Ты обращаешься с ней чуть лучше, чем с остальными, потому что она чуть больше полезна тебе, - сказал тогда Исаак. - Но ты, тем не менее, унижаешь ее. - Если она считает себя униженной от того, что я заставляю ее делать, то она сама создает себе проблемы. Исаак несколько секунд мерил его очень твердым взглядом, выражавшим едва ли не гнев. - Я все знаю об отце Нвеке, - сказал он. Он сказал это без тени страха. Спустя многие годы он пришел к тому выводу, что он был как раз одним из тех немногих людей, которые не должны были бояться правды. Доро готов был бежать от внутреннего ощущения стыда. Он никогда не думал, что для него все еще является возможным испытать это чувство, но присутствие Энинву казалось заставило пробудиться какие-то давно уснувшие в нем эмоции. Ко скольким женщинам он только ни отправлял Исаака, и не ощущал при этом ничего подобного. Исаак делал все, что от него требовалось, и возвращался домой. Он возвращался домой из Пенсильвании, домой из Мериленда, домой из Джорджии, домой из Испанской Флориды... Исаак не мог даже думать по другому. Он не любил быть долгое время в разлуке с Энинву и с детьми, к тому же его не привлекали эти женщины. Кстати, и они, вполне определенно, не питали привязанности к нему. Он постарался забыть о том, что Доро произвел восемь детей от Энинву. Или семь. Энинву помнила это. Только она могла чувствовать унижения. Но что касается отца Нвеке, здесь возможно дело обстояло несколько иначе. Девушка лет восемнадцати, такая же маленькая и темнокожая, как и ее мать, появилась в дверях вместе с Исааком, чья рука лежала на ее плечах. У нее были покрасневшие глаза, как будто она плакала или только пробудилась от сна. Вероятно, что от того и другого вместе. Сейчас она переживала тяжелые времена. - Это ты? - почти прошептала она, увидев резко выделяющеся черты лица незнакомца. - Конечно, - сказал Доро и улыбнулся. Звук его голоса, подтвердивший, что это и на самом деле Доро, вызвал новые слезы. Она подошла к нему негромко всхлипывая, будто надеясь обрести облегчение в объятиях его рук. Он обнял ее и взглянул через ее плечо на Исаака. - Все, что бы ты ни сказал мне, я это заслужил, - сказал Исаак. - Я не хотел замечать происходящего, и вот теперь должен получить за это сполна. Я должен получить за все, что случилось за эти годы. Доро промолчал, знаком показывая ему выйти из комнаты. Исаак молчаливо подчинился, возможно чувствуя себя виноватым гораздо больше, чем это было на самом деле. Эта девочка была необычной. Никто из ее братьев или сестер, не мог почувстовать Доро на расстоянии нескольких миль, не смотря на все их безрассудство, определявшееся близостью переходного возраста. Какие чувства охватывали его при этом? Забота, и в большей степени беспокойство. Это были в некотором роде неопределенные ощущения, связанные скорее не с ее переходным возрастом, а скорее с тем, что она стояла на краю нечто такого, надвигающегося на нее, с чем она еще не сталкивалась раньше. Что-то новое. Это было похоже на то, как будто находясь в Нью-Йорке, он мог ощущать еще одну Энинву, новую, отличающуюся от прежней, пленяющую и влекущую. Еще ни разу в жизни он не следовал своему чувству с таким желанием. Девушка чуть шевельнулась в его руках, и он подвел ее к стоявшей около камина скамье с высокой спинкой. Эта узкая скамья была почти столь же неудобна как и деревянные стулья. Уже не первый раз Доро интересовался, почему Исаак и Энинву не купят или не сделают более современную и удобную мебель. Ведь на самом деле, они могли хотя бы попытаться сделать это. - Что происходит со мной? - прошептала она, склонив голову ему на плечо. Но даже при такой близости Доро едва мог слышать ее. - Это очень беспокоит меня. - Потерпи немного, - просто ответил он. - Это кончится. - ~Когда!~ - Ее голос сорвался на крик, а затем вновь на шепот. - Когда? - Скоро. Она чуть отстранилась от него, так что он смог заглянуть в ее маленькое лицо, набухшее и изможденное от слез. Цвет ее лица был скорее серым, чем обычным, густо-коричневым. - Тебе удается поспать? - Немного. Иногда. Эти ночные кошмары...только мне кажется, что это и не кошмары вовсе, не так ли? - Тебе лучше знать, что это такое. Она откинулась на высокую спинку скамьи, прижимаясь к ней. - Ты знаешь Девида Уиттена, он живет через два дома от нас? Доро кивнул. Этому молодому человеку было двадцать. Весьма подходящий материал для разведения породы. Его семья должна была бы стать весьма полезной в своих последующих поколениях. У них была определенная чувственность, которая беспокоила Доро. Он не мог заранее сказать, кем они могли стать, но те ощущения, которые он получал от их присутствия, радовали его. Они являли собой очень приятную загадку, которая могла бы разрешиться при дальнейшем очень тщательном размножении этой породы путем узкородственных браков. - И почти каждую ночь, - продолжала Нвеке, - Давид...проводит в постели собственной сестры. Пораженный, Доро рассмеялся. - На самом деле? - Да, они ведут себя прямо как женатые люди. Почему ты находишь это забавным? Ведь они могут нажить неприятности...брат и сестра.... Они могут... - С ними все будет хорошо. Она внимательно вгляделась в него. - Ты знал об этом? - Нет. Доро все еще продолжал улыбаться. - Сколько же лет девчонке? Около шестнадцати? - Семнадцать. Нвеке чуть замешкалась. - Ей очень нравится это. - Так же как и тебе, - сделал свое заключение Доро. Нвеке отшатнулась от него, испытывая явное затруднение. Ее нельзя было назвать скромной или слишком застенчивой. Ее замешательство было весьма откровенным. - Я не хочу ничего знать об этом. Я даже не хочу пытаться узнать! - Ты что же, думаешь, что я буду порицать тебя за то, что ты это узнала? Именно я? Она заморгала, облизывая губы. - Нет, конечно не ты. А ты собираешься ....соединить их друг с другом, так или иначе? - Да. - Именно здесь? - Нет. Я хочу забрать их в Пенсильванию. Сейчас я подыскиваю место для них. - Они были настоящим облегчением для меня, - сказала Нвеке. Ведь временами бывает так легко воспринимать их, что порой я ничего другого просто и не ощущаю. Хотя, прошлой ночью...прошлой ночью здесь было несколько индейцев. Они поймали белого человека. Он сделал что-то: убил одну из их женщин, или что-то еще в этом роде. Тогда я оказалась захвачена его мыслями, и при этом мои ощущения по началу были очень расплывчатыми и неясными. Они мучили и пытали его. Это продолжалось так долго....так долго, прежде чем он умер. Она крепко сжимала руки, а ее глаза расширялись от этих воспоминаний. - Они сорвали ему все ногти, а затем резали его и жгли, а их женщины буквально рвали его на куски, словно голодные волки свою добычу. Затем..... Она остановилась, едва не задохнувшись. - О, Боже мой! - И ты была захвачена его мыслями и переживаниями все это время? - спросил Доро. - Все время....включая... все. Она тихо вскрикивала, не переходя на рыданья, а лишь глядя прямо перед собой. Из глаз ее катились слезы, а ногти глубоко впивались в ладони. - Я не понимаю, как мне удалось остаться в живых после всего этого, - прошептала она. - Но ведь ничего из этого не произошло с тобой, - заверил ее Доро. - Именно все это со мной и случилось, каждая частица этого кошмара прошла через меня! Доро взял ее руки и попытался разжать длинные тонкие пальцы. В тех местах, где ногти касались ладони, были видны оставшиеся кровоподтеки. Доро пробежал пальцем по ее не до конца обрезанным ногтям. - Итак, здесь все десять, - сказал он, - и как раз там, где им и положено быть. ~Ничего из произошедшего не случилось с тобой~. - Но я ничего не понимаю. - Я уже проходил через этот возраст, девочка. Воможно, я вообще был первым человеком, кому пришлось пройти через такие изменения в организме, это было так давно, что ты даже не можешь себе представить этого. Я понимаю тебя очень хорошо. - Тогда, видимо, ты забыл! Может быть то, что было с тобой, не оставляло этих меток на твоем теле, но эти метки остаются, вот они! О, Боже, они существуют! Теперь она начала рыдать. - Если начинают стегать плетью раба или преступника, я тоже чувствую это, и это так же ощущается мной, как и тем человеком, по которому ударяет плеть! - Но ведь не имеет никакого значения, сколько раз умирают другие, - заметил Доро, - ты-то не умрешь. - Почему нет? Люди часто умирают в период подобных возрастных переходов. Ты сам умер! Он только усмехнулся при этих словах. - Не совсем. Затем он стал серьезным. - Послушай, единственное, о чем тебе не стоит беспокоиться, это о том, что ты можешь стать таким как я. Ты будешь чем-то исключительным, но совершенно не похожей на меня. Она робко взглянула на него. - А мне хотелось бы походить на тебя. Только самая младшая из его детей сказала подобную вещь. Он приклонил ее голову себе на плечо. - Нет, - сказал он, - это будет небезопасно. Я знаю, кем тебе хочется стать. Это не очень подходящая идея, чтобы удивить меня. Она поняла и промолчала. Как и большинство его людей, она не пыталась отодвинуться от него, когда он предупреждал ее или запугивал. - А кем же я буду? - спросила она. - Я надеюсь, что кем-то, кто сможет делать для других то же самое, что твоя мать может делать только для себя. Исцелять. Но только это должен быть очередной шаг в этом направлении. Ведь даже если ты унаследуешь таланты только от одного из своих родителей, ты будешь очень устойчивой и не сможешь стать таким как я. Твой отец, до того, как я забрал его, мог не только читать мысли, но мог заглядывать в закрытые места, обладал, так сказать, мысленным "зрением". - Мой отец - ты, - возразила немедленно она, - и я слышать не хочу о ком-то еще. - Выслушай это! - резко сказал он. - Когда трудности переходного возраста будут позади, ты прочтешь это и в мыслях Исаака, так и в мыслях Энинву. Ты могла бы узнать от Аннек, что тот, кто читает чужие мысли, не может без конца обманывать себя. Аннек Страйкер Крун. Она была как раз одной из тех, кто должен был бы поговорить об этом с Нвеке. Она была одним из его самых лучших "читателей" чужих мыслей, лучшим за все шесть поколений, потому что была прекрасно управляема. Когда ее переходный возраст закончился, она никогда, без необходимости, не проникала в мысли другого человека. Ее единственным недостатком было то, что у нее не было детей. Энинву пыталась помочь ей, и Доро доставлял ей одно мужское тело за другим, но все было тщетно. В кноце концов Аннек стала опекать Нвеке. Молоденькая девушка и пожилая женщина нашли много общего в друг друге, что очень радовало Доро. Ведь это было большой редкостью для людей с такими талантами как у Аннек, находить радость в общении с детьми. Доро видел в этой дружбе хорошее предзнаменование для совершенствоания еще неоформившихся талантов Нвеке. Но сейчас прошло уже три года с тех пор, как Аннек умерла, и Нвеке осталась одна. Вне всяких сомнений, что причиной для ее следующих слов послужило одиночество. - А ты любишь нас? - спросила она. - Ты имеешь в виду всех вас? - задал встречный вопрос Доро, прекрасно зная, что она не имела в виду каждого из всех его людей. - Тех из нас, кто изменяется, - пояснила она, не глядя на него. - Тех, кто имеет отличия от остальных. - Вы все отличаетесь друг от друга, вопрос только в степени этих отличий. Казалось, что она заставила себя посмотреть ему в глаза. - Ты все смеешься надо мной. Мы переносим такую боль....ради тебя, а ты лишь смеешься. - Только не над твоей болью, девочка. Он глубоко вздохнул и постарался скрыть свою радость. - Не над твоей болью. - Но ты не любишь нас. - Нет. Он вновь почувствовал, как она начинает возражать ему. - Не всех вас. - А меня? - робко прошептала она наконец. - Любишь ли ты меня? Это был излюбленный вопрос его дочерей, и только его дочерей. Его сыновья надеялись, что он любит их, хотя и не спрашивали его об этом. Возможно, они и не отваживались на это. Ах, но эта девочка.... Когда она была здорова, то ее глаза были похожи на глаза ее матери, абсолютно чистые, коричневые, резко очерченные белизной детские глаза. Она была более изящной, чем Энинву: тонкие запястья и лодыжки, более выдающиеся скулы. Она была дочерью одного из старших сыновей Исаака, того, который появился от него у женщины из дикого племени индейцев, которая могла читать чужие мысли и заглядывать в удаленные и закрытые пространства. Индейцы были очень богаты на таких людей, которых они либо просто терпели, либо даже почитали, вместо того, чтобы уничтожать. В конце концов, они должны были приобщиться к цивилизации и научиться понимать, как поняли это белые, что слышать голоса, получать видения, двигать неодушевленные предметы не касаясь их руками, то есть все самые странные способности, происходили от дъявола или, по крайней мере, были лишь игрой воображения. Затем они слишком усердно очищали собственные ряды от подобной "нечисти", стараясь, тем самым, сохранить себя во времени. Они искореняли подобные качества среди своих людей, которые вслед за ними, подобным же образом лишали этого своих детей, а за ними и последующие поколения, выбивая тем самым из их рук оружие, с которым те могли бы противостоять людям Доро. Несомненно, когда-то в будущем день этого противостояния обязательно наступит. Эта девочка столь редкой ценности как по крови ее отца, так и по крови ее матери, вполне может дожить до этого дня. А если бы только он захотел развести долгоживущих потомков от Энинву, то это была бы как раз вот эта самая девочка. Он был абсолютно уверен в ней. За многие годы он научился тому, чтобы не полагаться на первые положительные результаты скрещивания, пока не закончится переходный возраст, и он не увидит несомненный успех. Но ощущения, которые возникали у него именно от этой девочки, были столь сильными, что у него не оставалось сомнений. Его побуждение было никак не больше, чем побуждение, влекущее его к самой лучшей добыче. Но сейчас оно подсказывало ему, как никогда не подсказывало раньше, даже в отношении Исаака или Эн инву. Таланты, скрытые в этой девочке, дразнили и манили его. Он не должен убивать ее, ни в коем случае. Он никогда не убивал лучших из своих детей. Но сейчас он должен иметь то, что он может иметь от нее. И она должна иметь то, чего добивается от него. - Я вернулся сюда из-за тебя, - сказал он, улыбаясь. - Не из-за когонибудь другого, а только потому, что сейчас я могу почувствовать, насколько близка ты от происходящих с тобой перемен. И я хотел сам убедиться в том, что с тобой все в порядке. Этого было явно достаточно для нее. Она радостно захватила его в удушающие объятия и поцеловала, но совсем не так, как дочь должна целовать отца. - Мне нравится делать это, - сказала она застенчиво. - То, что делают Девид и Мелани. Временами я стараюсь узнать, когда они начинают делать это, и пытаюсь разделить с ним свое участие. Но я не могу. Либо это приходит ко мне само по себе, либо не приходит вовсе. И она, словно эхо повторила слова собственного отчима, и собственного деда: - А я хочу, чтобы у меня было что-то свое! Ее голос был наполнен едва ли не злостью, будто Доро был должен ей именно то, чего она требовала. - Почему ты говоришь мне об этом? - спросил он, заигрывая с ней. Ведь сейчас даже моя внешность не так красива. Почему бы тебе не выбрать кого-нибудь из городских парней? Она вцепилась в его руку так, что ее маленькие ногти впились в его тело. - Ты опять смеешься! - прошипела она. - Разве я такая смешная? Ну, пожалуйста....? К своему возмущению, он обнаружил, что думает об Энинву. Он всегда сопротивлялся успеху в общении с ее дочерьми. Это уже стало привычкой. Нвеке была последним ребенком, к которому он принудил Энинву, но, тем не менее, Доро продолжал уважать некоторые суеверия Энинву, и не для того, чтобы Энинву оценила эту доброту с его стороны. Ну что ж, теперь она была почти на пороге того, чтобы ее место рядом с ним было занято молодой доче