Сергей Синякин - Злая ласка звездной руки

Они посидели еще немного, и Кунжаков снова выпил, а хозяин не стал. Он сидел напряженный и явно прислушивался к происходящему в комнате, хотя оттуда, Кунжаков мог в этом поклясться, не доносилось ни звука.

- Ладно, - сказал хозяин. - Ты мне скажи, что дальше делать? Идти сдаваться?

- Не знаю, - признался милиционер. - Тут я тебе, дружище, не советник. Если можешь, врача какого-нибудь найди, чтобы надежный был и языком лишнего не трепал.

Он встал, одергивая китель своей полевой формы. Глазами поискал фуражку, обеими руками натянул ее на голову.

- Будь, - сказал он. - Перемелется - мука будет! Может, все еще наладится.

Сказав это, он сразу же вспомнил причины, которые его самого погнали из полевого лагеря у Михайловки в областной центр, и покраснел. Однако Стариков, погруженный в свои печальные размышления, не обратил на смущение старшего лейтенанта особого внимания.

Встав, он крепко пожал руку Кунжакова.

- Спасибо тебе, - сказал он. - Я, когда тебя увидел, хотел сначала тебя с лестницы спустить. После того гада я два дня никого видеть не хотел, казалось, что весь мир дерьмом по самые уши замазан.

Он проводил старшего лейтенанта до двери и не закрывал ее, пока Кунжаков спускался по тускло освещенной лестнице. В подъезде пахло кошками и жареной картошкой. Добравшись до первого этажа, Андрей услышал, как наверху щелкнул замок двери.

Было уже темно, и небеса усеивали звезды. Здесь, в загазованном воздухе, они казались тусклыми и невзрачными, но все же у шагающего по улице Кунжакова в душе жило странное ощущение, что кто-то невидимый наблюдает с небес за всем человечеством и протягивает к нему руку - то ли для того, чтобы погладить его, то ли для того, чтобы схватить однажды за горло.

Улица была пустынной.

Кунжаков шел по улице, думая об оставленной им в доме по улице Хорошва семье. Старикову он сочувствовал, жену и ребенка искренне жалел. Все оставалось таким же непонятным, как и до визита. Только теперь к неизвестности примешивался ужас перед случившимся и еще больший ужас перед тем, что еще может случиться.

Ночью он неожиданно проснулся. Долго ворочался, пока не понял, что заснуть не сумеет. Достав сигареты, он закурил и сел на подоконник, стряхивая пепел в приоткрытую форточку.

В окно смотрела огромная желтая луна.

В стекле отражался нескладный длиннолицый человек, встревоженный чем-то и оттого не могущий спать...

Старший лейтенант Кунжаков выбросил сигарету в форточку и вернулся в постель.

Лежа на спине, он долго рассматривал дрожащие тени, медленно ползающие по белому потолку.

Тревога не оставляла Андрея. Вместе с ней пришел и страх, но старшему лейтенанту не хотелось признаваться себе в том, что знает его причину.

В далекий районный центр Михайловна входила смерть.

9. ЦАРИЦЫНСКАЯ ОБЛАСТЬ/ РАЙОННЫЙ ЦЕНТР МИХАЙЛОВКА, 9 СЕНТЯБРЯ 2006 ГОДА, 4.00

Улицы города были в пламени.

Пламя разгоняло утренний полумрак, заставляя плясать на земле тени.

Горело все, что могло гореть, и даже то, что гореть не могло. Термофугасы - страшное оружие, они от танка оставляют лишь закопченный остов с сплавившимся стволом, который от высокой температуры становится похожим на огарок церковной свечи.

Полыхали деревянные дома, горели деревья в садах и рощицах, отчего сады и рощи напоминали церковные столы, на которые ставили свечи в память и за упокой душ рабов Божьих.

Плавился кирпич.

Медленно проседал вниз, выдыхая языки пламени, местный элеватор. В воздухе стоял густой запах свежеиспеченного хлеба.

Самым страшным было то, что на улицах не было видно людей. Никто не метался по высвеченному пожаром асфальту, выкрикивая проклятия и прося о помощи. Носились с воем собаки, шарахающиеся от плюющихся пламенем танков, панически кудахтали разбегающиеся и пытающиеся взлететь куры, визжали сгорающие заживо свиньи и ревели, чувствуя близкую смерть, не доенные поутру коровы.

А людей не было.

Райцентр выжигался с окраин к центру. Огнеметные танки методично передвигались от улицы к улице. Они ворочались в городе рычащими доисторическими чудовищами, превращая своими стальными траками асфальт городских улиц в крошево. Экипажи работали со светофильтрами, поэтому мир казался им темным. При инструктаже объявили, что люди из города эвакуированы, поэтому отсутствие жителей танкистов не удивляло. Напротив, это позволяло им делать свое дело методично и без особого душевного напряжения. Немногие из них согласились бы выполнять свою разрушительную работу, уничтожая вместе с домами и людей. Согласитесь, одно дело сжечь пустой дом, совсем другое - сжечь в доме его обитателей. Экипажи были подобраны с тем расчетом, чтобы в них не оказалось местных уроженцев. Да и комплектовались они из жителей самых удаленных друг от друга областей и краев. Крылся в том иезуитский расчет, который должен был помочь сохранить происходящее в тайне: кто поверит одинокому рассказчику, ведь у него не будет иных доказательств своей правдивости, кроме честного слова.

Спланировавшие операцию люди знали свое дело - в эти часы ни один спутник слежения, ни один самолет не пролетал над квадратом, где располагался районный центр.

Автотранспорт шел через Воронеж и Ростов на юге и через Саратов - на севере.

И все-таки в людях они ошиблись. Это было неизбежным - личные дела изучались в спешке. Обращалось внимание на родственников, места рождения и жительства, поэтому никто из военных чинов не обратил внимания на командира огнеметного танка Ивана Александровича Николаева. Он родился в поселке Самойловка Саратовской области и был сиротой с рождения. Детство его прошло в Михайловском детдоме. Неудивительно, что, оказавшись поблизости от дома, где прошло его детство, Николаев приказал прекратить огонь и выбрался через башенный люк наружу. Город полыхал.

Со всех сторон поднимались высокие языки пламени, превращавшие серый пасмурный рассвет в день.

Николаев прошел через ворота на территорию детдома и сразу же наткнулся на труп. Погибший был хорошо известен Ивану - это был сторож детдома дядя Коля, который постоянно гонял Николаева и его друзей в детстве. Присев на корточки, Николаев осмотрел труп и покачал головой - как бывшая уличная шпана и опытный военный он сразу заметил, что сторож убит одним умелым ударом.

Хмуро капитан Николаев поднялся по ступенькам детского дома и потянул дверь на себя.

Из дома он появился со стянутым шлемофоном.

Волосы Николаева были седы.

- Суки! - сказал он, тяжело вваливаясь в башню танка через ставший узким люк.

Башенный стрелок растерянно смотрел на седые волосы своего командира.