Елена Хаецкая - Хальдор из Светлого города

Барон искренне возмутился:

– За кого вы меня принимаете?

– За кого надо, – не теряла бдительности Блондинка.

Барон немного подумал.

– Я мэтр д'арм ордена Каскоголовых.

Трактирщица поерзала.

– А мне-то что, – заявила она наконец. – Хоть сам Брион.

Судя по всему, это было кощунственное высказывание, и барону полагалось возмутиться. Но пока он соображал, как это сделать убедительно, возмутился третий, доселе немой участник этой сцены.

– Молчи, баба! – внезапно отважился из-под стола мученик с тряпкой в руке. Барон, не глядя, лягнул его сапогом, и тот, странно всхлипнув, затих.

– Я прошу вас, – с нажимом произнес барон.

Трактирщица оглянулась на входную дверь. На столе появилась третья золотая монета. Женщина нерешительно сказала:

– Я почти ничего о нем не знаю, господин.

– Говорите все, что знаете. Только правду. Для меня это важно.

– Был у меня такой клиент, – сказала она, понизив голос. – Всегда голодный. Пить не умел совершенно. Его тут частенько били. Он как выпьет, так сразу лезет в драку, а здешним только повод нужен, чтоб рожу начистить. Один раз сцепился с оружейниками, они сломали ему два ребра. Я его еле отняла у них… – Она машинально бросила взгляд в угол под настенной росписью, где лежал тогда Хальдор, лишенный сознания, с кровью на губах. – Мастер у него пьянчужка. Он пропал куда-то, мастер его. Зарезали, наверное. Может,сам Хальдор и зарезал. Десяти дней не прошло, как он подрался на мокрушинском посту со стражниками кольцевой охраны… А говорят, трезвый был. Пропащий он человек, господин, – заключила она.

– А где он теперь? – спросил барон.

– А кто его знает… Весь израненый был. Так и арестовали. Подобрали возле стены, били за что-то, он, говорят, молчал.

– Тюрьма в городе есть? – быстро спросил барон.

Трактирщица недоверчиво покосилась на него.

– Вы и вправду не знаете, господин, или проверяете что-то?

– Вправду не знаю, – спокойно отозвался барон.

– За кварталом Желтые Камни – Середина Мира. Там все. И тюрьма, и каторга, и хлеб выращивают. И башня Светлых Правителей тоже там. Простому человеку туда так просто не попасть. Даже знатным аристократам из Желтых Камней вход за эту стену запрещен. Карается смертью.

Барон покачал головой.

– Середина Мира вовсе не там, – сказал он. Я могу сказать вам, где она на самом деле. Она отмечена ясенем Иггдрасиль. А ваша башня – это просто нелепое суеверие…

Трактирщица сложила пальцы «рогами», отводя беду.

– Что вы говорите, господин! Великий Один покарает за такие слова и вас, и меня.

– И меня, – пробубнили из-под стола.

Барон неожиданно фыркнул, словно услышал нечто забавное.

– Не покарает, – уверенно сказал он. – Делать ему нечего, подслушивать наши разговоры…

Женщина, пригорюнившись, опустила щеку в ладонь.

– Бедный вы, бедный, – жалостно сказала она. – Такой молодой, щедрый, красивый господин… – И, не договорив, запела могучим басом балладу о покинутой пастушке.

Из-под стола ее воодушевленно поддержал дребезжащий голосок пьянчужки. Раздвинув колени, трактирщица заглянула под стол.

– Вылезай, – сказала она, – хватит на сегодня с тебя, придурок.

– Скажите… – начал барон.

Трактирщица снова вынырнула со сладчайшей улыбкой.

– Я вся ваша, – заявила она.

Барон поперхнулся, шевельнул бровями и повторил:

– Скажите, если Хальдор еще жив, то где его нужно искать?

– Вас интересует мое мнение? – протянула Блондинка. – Ладно, скажу. Верней всего, что его отправили в сельские кварталы, на каторгу. Там сгинуло уже много наших, мокрушинских. А что? Я считаю – справедливо. Кто-то же должен кормить весь город? – Она махнула рукой. – Если он вам так уж нужен, то ищите за пятой стеной.

– Вы уверены?

– Полную гарантию дает только могильщик, – сказала Блондинка.

– А магистр ордена Путеводной Нити может быть что-нибудь знать? – спросил барон.

Трактирщица энергично покачала головой.

– Не думаю. Ваш Хальдор не был членом Ордена. Он же был кто, ваш Хальдор? – Она легла грудью на край стола. – Он был просто дохлый, замученный подмастерье. Паршивый щенок он был, и я не понимаю, зачем такому господину, как вы, какой-то там Хальдор…

– Это уже не ваше дело, – отрезал барон и встал.

– Как хотите, – вздохнула женщина. Она сделала попытку вторично поцеловать его руку, но в этот момент на свет выполз, наконец, истерзанный похмельем неудачник, и барон с удивлением увидел знакомое лицо. Это был писарь роты Верзилы Кьетви, щуплый, озлобленный человек лет пятидесяти, который всю жизнь мечтал о военной карьере и тщательно изображал из себя рубаку и бретера. От его мелочных доносов роту спасало только непобедимое отвращение, которое питал к подобного рода людям Верзила Кьетви. Барон ненавидел этого стукача так, как может ненавидеть только тринадцатилетний мальчик. Поэтому в ответ на жалкую злобу, вспыхнувшую во взоре писаря при виде свидетеля его унижения, барон только усмехнулся. направляясь к казарме. Он заранее предвкушал встречу, которую с его легкой руки устроят писарю солдаты.

27.

Была глубокая ночь, и Город наполнился храпом и сонными вздохами. Перенаселенный, тесный, стиснутый многочисленными стенами и перегородками, с высоты птичьего плета он казался нелепым и совершенно не приспособленным для жизни.

Но барон был лишен возможности смотреть на Город с высоты птичьего полета. Он сидел на полу в той самой комнатке, где прежде помещался писарский стол, а теперь, по распоряжению Верзилы, жил он – мэтр д'арм роты Ордена Каскоголовых. Сам же Верзила спал мертвым сном на баронской койке. Он лежал лицом вниз, прямо в сапогах, неподъемный и неподвижный. Дыхания его слышно не было. Изредка барон бросал на него встревоженные вгляды, но в тот момент, когда он уже приходил к выводу, что командир мертв, Верзила отчаянно всхрапывал и снова покойницки затихал.

Барон неторопливо, звено за звеном, перебирал веревочную лестницу, по которой они с Хальдором когда-то перелезали через внешнюю стену. Он все-таки нашел ее среди травы. Она лежала в том месте, где они ее спрятали, никем не тронутая и изрядно подмокшая. Барон принес ее в казарму, высушил и теперь проверял на прочность.

В тишине трещал фитиль масляной лампы, похищенной из коридора. Было душно, но барон не рискнул открыть дверь и проветрить комнату. Он не хотел, чтобы кто-нибудь увидел у него лестницу.

Верзила в очередной раз всхрапнул, простонал и вдруг открыл глаза. Барон спокойно поднял голову и встретился с ним взглядом. Верзила несколько раз моргнул, слабо соображая. Картина, освещенная тусклым бегающим светом лампы, была, с его точки зрения, жутковатой: голые стены, в темноте казавшиеся бесконечными, светлая полоса меча в углу и странный иальчик, перебирающий какие-то веревки… Почему он не спит, ведь сейчас ночь? Почему он сидит на полу у постели Кьетви? Может быть, он каждую ночь подкрадывается к спящим, смотрит на них и ворожит? Бесстрашного капитана прошиб холодный пот. Он вспомнил о том, что мальчик болен, что он иногда заговаривается. Но если не обращать внимания на его странности, то он совершенно нормален. А вдруг это не странности?