Елена Хаецкая - Хальдор из Светлого города
Барон, не переставая жевать, кивнул.
– Ну и что там, за стеной, делается?
Барон замер с набитым ртом. Тесная и грязная кухня, заросшая жирной копотью, заставленная давно не чищеной посудой, вся эта казарма, перенаселенная, живущая по странным и недобрым законам, весь этот город с его многочисленными перегородками и стражниками на каждом углу, – все это внезапно схлынуло, и перед глазами у него встал подвижный зеленый горизонт, холмы и медленные равнинные реки, через которые переброшены лавы. Он словно увидел просторный двор, где чудаковатый старик обучал его искусству фехтования, свою комнату и стол с медным подсвечником в виде кобры, и теплые желтые пятна солнца по утрам возле кровати.
Кьетви внимательно смотрел на него, ожидая ответа. Барон, давясь, заглотал картошку и сказал:
– Там… там, господин капитан, все. Ветер, вода. Небо синее близко. Там мир.
Он искоса метнул взгляд на свирепый профиль Кьетви. Тот покусывая нижнюю губу, словно удерживаясь от гримасы.
– Слушай, барон, – произнес он с некоторым нажимом. – Постарайся про это никому не рассказывать.
Барон слегка улыбнулся.
– Вы, наверное, думаете, что я больной? – сказал он.
Кьетви отмолчался. В мальчишке действительно было что-то нездешнее, хотя поверить в то, что за стеной живут люди, он не мог.
– Ребята покажут тебе твою койку, – буркнул Верзила. – Писать умеешь?
– Умею, – ответил барон.
Кьетви не удивился.
– Вот и хорошо, – сказал он. – Тогда я писаря поставлю в строй, а тебя – на его место.
«Писарь – вот гадость», – подумал барон. Он не знал, что эта должность, о которой мечтала добрая половина роты и которая была закрыта для большинства из-за поголовной неграмотности Каскоголовых.
– Я теперь тоже буду в вашем Ордене? – спросил барон.
– Если заслужишь, – нехотя отозвался Кьетви. – Ты за третьей стеной, это уже большая честь.
– За третьей стеной? – переспросил барон.
– Ну да, в квартале воинов. В Шлеме Бриона.
– А кто это – Брион?
– Это был герой. Великий герой древности. Он проник в логово злобного чудовища, которое своим зловонным дыханием отравляло пол и луга, так что гибли птицы и выгорали травы. Оружие для Бриона сковали из обломков мечей знаменитых бойцов. И когда Брион отрубил дракону голову, то клинок растворился в ядовитой крови…
Барон сказал задумчиво:
– Почему-то у многих такое странное отношение к драконам и великанам… Я думаю, что ваш Брион был просто браконьером.
Кьетви поперхнулся.
– Малыш, это предание записано у нас в Уставе!
– Я не хотел обидеть вас, – искренне сказал барон. – Но я близко знаю одного дракона. Вы же не видели драконов?
– Хвала великому Одину – нет, – с чувством ответил Кьетви.
– Если я останусь жив, – сказал барон вполне серьезно, – я познакомлю вас. Он чудный.
Кьетви вздохнул и, и поднимаясь на ноги, коснулся его волос.
– Бедный ты парень, – сказал он.
25.
Барон сидел за столом возле стойки с холодным оружием, прямо под надписью: «Исполнительность – душа дисциплины» и, изнемогая от скуки, писал протокол. Дежурный солдат у входа избегал встречаться с ним глазами. С тех пор,как барон утвердился в должности писаря по распоряжению самого Верзилы Кьетви, жизнь стала солдатам не в радость. Стол поставили прямо у входа. Многолетний опыт научил их тому, что любимчики командира занимаются слежкой за остальными-прочими. Никогда прежде в роте таковых не было. И вот писарь отправлен во взвод тяжелых пикинеров, а этот зануда юных лет шуршит бумажками, с тоской поглядывая на холодное оружие. При нем даже в карты не переброситься. И разговоры все слышит.
Перед бароном стоял Каскоголовый, которого задержал патруль возле мокрушинских бараков. Солдат из роты Кьеттви, распевая в нетрезвом виде песни патриотического содержания (на патриотизм он впоследствии напирал как на смягчающее обстоятельство) метал ножи в пьяного же рабочего с Восточного Берега. Оба они просто погибали от хохота. При появлении патруля рабочий скрылся, а Каскоголовый был задержан, разъяснен и доставлен в роту. Писарю надлежало взять у него показания и довести их до сведения командира.
Барон в глубокой тоске смотрел на покрасневшее лицо с туповатыми прозрачными глазами навыкате. Каскоголовый пялился куда-то в угол и беззвучно шевелил губами. Солдат поглядвал на него с тайным сочувствием.
Барон вздохнул и приступил к допросу.
– Кто первый начал драку?
– Мы не дрались, господин писарь, – монотонно произнес солдат.
– Зачем же ты кидал в него ножи, чудо?
– Это были не просто ножи, – пояснил солдат, мрачнея. – Это были «миллиметрики». Надо попасть ножом в стену в миллиметре от головы.
– Ты наделал в стене барака зияющих дыр, – скучным голосом сказал барон. – У Верзилы уже было объяснение с подрядчиком.
Солдат пожал плечами.
– Делов-то, – от души сказал он.
– А куда делся твой приятель?
– Он мне не приятель. Гад он. Растворился в воздухе, как последний мерзавец. – Солдат склонился к столу, заглядывая барону в глаза. – Ведь бедуины – они такие: вот они здесь – и вот их уже нет, господин писарь.
– Отодвинься, – сказал барон.
Солдат обиделся.
– Напрасно, – сказал он с укоризной. – Я поем сейчас пшена и снова буду как не с похмелья…
Барон дописал последнюю фразу: "…и оказывал сопротивление при задержании, упираясь ногами в мостовую» и отбросил перо. Солдат продолжал зависать над столом.
– Все, – сказал барон. – Иди. Я доложу.
Каскоголовый побрел в сторону кухни.
– Ну и дерьмо же ты, – сказал дежурный от двери.
Барон присел на краешек стола, сминая бумаги.
– Это ты мне?
– Тебе-тебе, – сказал дежурный. – Сопляк. Беги, жалуйся Верзиле. Дерьмо собачье.
Он плюнул. Барон смотрел на него словно издалека. Почему-то в эту минуту он ощущал себя очень старым. Надо бы разозлиться, подумал он. Он подозревал о том, что в роте его ненавидят, но до поры до времени его это мало интересовало. Ему нужно было попасть за четвертую стену? за пятую? – сколько их там? – чтобы добраться до тех, от кого зависит течение городской жизни, и вытрясти, выколотить из них Хальдора. Но сейчас перед ним стоял содрогающийся от ненависти солдат и с этим нужно было считаться.
– Хочешь убить меня? – спросил барон, подумав.
– Хочу, – тотчас ответил он.
Барон повернулся к стойке и взял в руки первый попавшийся меч. Мечи были здесь плохие, это он сразу увидел.
– Попробуй, – сказал барон.
Солдат пожалел о своей смелости через несколько минут. Он не подозревал о том, что этот щуплый тринадцатилетний подросток окажется серьезным противником. Обезоруженный, загнанный в угол. он отчаянно скосил глаза на клинок, который слегка касался его горла. Глядя на холодное, неподвижное лицо барона, можно было подумать, что в мальчишку вселились демоны и что сейчас эта крепкая детская рука одним движением загонит металл прямо в пульсирующую ямку между ключицами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});