Евгений Филенко - Сага о Тимофееве (сборник)
– Попробуем прорваться, – сказал он, совершенно уверенный в неудаче.
В ресторане билась светомузыка, звенели электрифицированные балалайки, кто-то пел нечто фольклорное с нехорошим зарубежным акцентом. У входа стоял долговязый молодой человек в прекрасном белом костюме, маечке с акульей мордой прямо под пиджаком и фирменной каскетке. Он курил и, судя по всему, был крепко навеселе. Тимофеев проскользнул мимо него, но тут же уперся в необъятного, богато инкрустированного фальшивым золотом швейцара.
– Сдай назад, – приказал тот генеральским голосом, глядя поверх тимофеевской прически. – Посадки нет.
– Понимаете, мы только что из аэропорта, – залебезил Тимофеев, испытывая крайнее отвращение к самому себе. – Нам некуда деться, а девушка очень проголодалась…
– И сидели бы дома, – отрезал швейцар.
– Но мы совершенно не знаем города, магазины закрыты, столовые тоже, а наш поезд уходит завтра днем… – заныл Тимофеев, но поймал на себе оловянный взгляд и понял, что швейцар не понимает его речей.
Ему захотелось нагрубить, повернуться и хлопнуть дверью, но швейцар был пожилым человеком, а Тимофеев чисто инстинктивно уважал старших. Поэтому он смолчал и двинулся прочь. В это время мимо него нетвердой поступью продефилировал молодой человек в каскетке, а вслед за тем произошло положительно невероятное событие – одно из многих в разнообразной биографии Тимофеева.
– Вот что, парень, – возговорил швейцар человеческим голосом. – Ну-ка бери свою девочку и бегом за тот столик, что под пальмой.
Тимофеев оторопел. В глазах швейцара появился осмысленный блеск, а отчужденное выражение красного лица умягчилось отдаленным подобием отеческой улыбки.
– Спасибо вам, – пробормотал Тимофеев, метнулся к выходу, подхватил там скорбно безмолвствовавшую Свету и повлек ее в ярко освещенный зал.
Столик под пальмой был занят: его хозяином являлся тот самый обладатель каскетки и акульей морды. Он приветливо кивнул голодной парочке, будто старым знакомым.
– Не возражаете? – на всякий случай спросил Тимофеев.
Хозяин столика не возражал.
– Мое имя есть Джим Гэллегер, – объявил он. – Кто есть вы?
– Виктор, – назвался Тимофеев. – Студент. А это Света.
– О! – возрадовался Джим. – Это красиво, что я не есть один за столиком до конца вечера. Вы, мне полагается, хорошие ребята, и мне сделалось жаль оставлять вас на улице. Поэтому я совершил вот так, – он вынул из кармана металлическую коробочку не больше портсигара, – нажал вот там, и швейцар сделался хорошим.
– Джим, – промолвила Света. – Нажмите еще разик, чтобы официант тоже сделался хорошим и подошел к нам.
– Почему нет? – шаловливо хихикнул Гэллегер.
Он сориентировал прибор на строго одетого юношу, с равнодушным лицом отдыхавшего возле бара. Не прошло и минуты, как тот, словно его осенило свыше, сорвался со своего места и кинулся к столику под пальмой.
– Похоже, вы пришли сюда не затем, чтобы повеселиться, – заметил он, улыбаясь девушке Свете на все тридцать с лишним зубов, преимущественно золотых.
– Вы угадали, – произнесла та. – Мы просто хотим есть.
– Понимаю, – благосклонно покивал юноша. – Немного послушайте музыку, расслабьтесь, и все будет в лучшем виде: много, вкусно и недорого.
И его не стало. Джим, развалясь в кресле, излучал во все стороны удовлетворение своими деяниями.
– Послушайте, – торопливо заговорил Тимофеев, когда ему удалось совладать с изумлением – Что это у вас?
– А, пустяк, – сказал Гэллегер. – Портативный бихевиоризатор. Немножко модулированного излучения – и добрый человек вспоминает, что он добрый, а злой человек забывает, что он злой.
– Где вы взяли эту штуку?
– Я сделал ее сам, – скромно потупился Джим.
– Кто вы? Ученый? Изобретатель?
– Ничего похожего, – хмыкнул тот. – Моя работа есть эксперт-патентовед, я здесь в составе делегации. А мое хобби есть… как это у вас называется?.. О, вспомнил! Чародей.
– Еще один народный умелец, – язвительно вставила Света, у которой никак не проходило дурное настроение.
– Я есть умелец, – согласился Гэллегер. – Но не народный. Я есть частный умелец. А почему – еще один?
– Просто Витя у нас страдает тем же хобби, – пояснила девушка.
– О, коллеги! – возопил заграничный чародей. – Не выпить ли нам за встречу?
Тимофеев опасливо покосился на агрессивную Свету.
– Пожалуй, нет, – сказал он. – Что-то не хочется.
– Понимаю, – промолвил Гэллегер. – Ты есть за рулем. А вот я выпью.
И он опрокинул в себя полный фужер «Сибирской».
– Ох, и вдуют же мне, – бормотал официант, неся на растопыренной пятерне поднос с горкой тарелок. – Альтруист несчастный…
Джим приоткрыл один глаз и, чтобы рассеять обуревавшие юношу сомнения, нацелился пальцем в бихевиоризатор, но угадал с третьей попытки. Официант немедленно стал весел и приветлив, разгрузил свой поднос перед Тимофеевым и Светой, тут же их рассчитал, взяв по три рубля с человека, и умиротворенно удалился.
– Жаль, что это из-за вашей штуки, – со вздохом сказала Света, глядя ему вслед. – Почему бы ему всегда не быть таким?
– Местный стереотип профессионального поведения, – невнятно выговорил Джим. – О!
– Вы зря так налегаете на выпивку, – предупредил Тимофеев. – Можно перебрать.
– Я хорошо тренирован, – разобиделся Гэллегер. – У меня имеется обширная практика с американским виски, ямайским ромом и японским сакэ. Это есть эксперимент на самом себе!
– Я хотел как лучше, – пожал плечами Тимофеев и взялся за вилку.
– До чего вкусно! – сказала Света. – Даже жить хочется!
– Вы очень прекрасные парни, – умилился Джим. – Я пью за вас – один фужер за коллегу, другой фужер за коллежскую девушку.
Остаток вечера был изумителен, и Тимофееву, разомлевшему от сытости, даже не хотелось думать о том, что ночь им придется провести, вероятнее всего, на вокзале. Настроение у Светы понемногу пришло в норму, и она весело болтала с Гэллегером, который продолжал свой эксперимент в том же рискованном темпе и был в полном порядке. Но когда подошла пора уходить, он не смог оторваться от кресла.
– Все любят цитировать русские народные пословицы, – конфузливо бормотал он. – Я тоже люблю. Есть такая пословица: чародей был пьян, и эксперимент сорвался…
Они покинули зал втроем: Тимофеев заботливо поддерживал Гэллегера с одной стороны, а Света подпирала его с другой, зорко следя за тем, чтобы неуправляемые руки Джима, имевшие невероятную протяженность, не лезли куда им не следует. Швейцар проводил их взглядом, затуманенным неясными воспоминаниями.
– Куда тебя? – спросил Тимофеев на улице.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});