Евгений Филенко - Сага о Тимофееве (сборник)

И тогда Фомин ушел.

– Присядем, – предложил Гуськов.

Некоторое время они старательно изучали друг друга.

– Так вот вы какой, Виктор Тимофеев, – наконец промолвил Гуськов.

– А вы совсем такие же, как и мы, – откликнулся тот.

– Ну, не совсем, – усмехнулся Гуськов. – Я сильно загримирован. А вот Вика была без грима.

– Тот чудак в белом мешке – тоже?

– Элементарная фантоматика. Вы же сами ею баловались…

– Значит, обо мне помнят? – с надеждой спросил Тимофеев.

– С некоторых пор мы изучили вашу биографию до тонкостей. И отдельные ваши изобретения нанесли нам чувствительный удар по самолюбию.

– А что было с…

– И не просите, не скажу! – Гуськов замахал руками. – Зачем вам? Главное вы и так уже знаете – что жили не напрасно, хотя и не так все просто, как хотелось бы… Как вам удалось раскрыть меня?

– Во-первых, привидений не бывает. Во-вторых, ваша Вика проболталась: назвала мой пылесос реструктором, хотя никто, кроме Фомина, еще не знал этого слова. А соображаю я достаточно быстро. Поначалу я думал, что вам нужна моя душа…

– Что?!

– Ну, что вы из этой… из преисподней…

– А еще студент, – укоризненно покачал головой Гуськов. – Чертей, между прочим, тоже не бывает.

– Ну вот, когда материализм во мне возобладал, то я понял, кто именно хочет познакомиться с моим реструктором. Но только зачем он вам?

Гуськов удавил окурок в щебенке и потянул из пачки следующую сигаретку.

– Там, у себя в тридцатом веке, я работаю в Институте виртуальной истории, – сказал он. – С помощью темпоральной техники мы научились прослеживать параллельные ветви времени, заглядывать в альтернативные миры. Зачастую удается обнаружить интересные варианты нашей истории… Но однажды мы натолкнулись на мертвый мир.

– Все-таки война?!

– Нет… Вся планета была засыпана ровным слоем молекулярного праха толщиной в несколько десятков метров. Нам пришлось прозондировать вглубь несколько исторических эпох этого мира. До пыли поверхность планеты была покрыта плитами конгломерата вырожденной материи, еще раньше – кирпичами и бревнами… Вам понятно, о чем идет речь?

Тимофеев, бледный, как полотно, кивнул.

– И наконец мы пришли в исходную точку, – продолжал Гуськов. – В тот момент, когда Тимофей Викторов – так его звали в этом мире, – запустил свой реструктор и, увлекшись экспериментом, не смог его вовремя остановить. Ну, разумеется, в его конструкции были кое-какие отличия: так, он функционировал не на аккумуляторах, а на энергии вечного двигателя, и перерабатывал он не только неорганический хлам, а все подряд… Естественно, возник вопрос, отчего же наш мир избежал печальной участи. И вот я здесь.

– Дайте закурить, – сказал Тимофеев.

– Не дам, – заявил Гуськов. – Это не сигареты, а биологические фильтры. Уж очень нехорошая у вас тут атмосфера…

Народный умелец провел рукой по лбу, словно отгоняя страшное видение загубленной планеты.

– Все очень просто, – промолвил он. – Реструктор я сделал неудачно. То есть кирпичи он, конечно, восстанавливает. Но при этом он искрит…

– Замыкает?

– Нет, я имею в виду то, что у этой штуки слишком сильный отрицательный потенциал. Ведь любое изобретение может быть использовано на пользу людям, а может и во вред, все зависит от того, какой потенциал в нем сильнее – положительный или отрицательный, нехороший. В каждом предмете, сделанном руками человека, есть что-то от оружия – видно, такова природа вещей нашего мира. И чем выше отрицательный потенциал, тем сильнее искрит, тем ближе этот предмет к абсолютному оружию. Однажды я понял это. И сделал искрогаситель, – он достал на свет старенький портсигар и протянул его Гуськову. – Маленький детектор адских искр. Теперь я всегда знаю, что мне можно изобретать, а что нельзя. И сегодня, когда я запустил реструктор, мой искрогаситель чуть не взорвался у меня в кармане… Так что вы сейчас увидите, почему ваш… наш мир уцелел.

Тимофеев открыл корпус пылесоса, вытащил оттуда заменившую мешок для пыли замысловатую электронную схему, положил ее на грязный пол перед собой и ударил сверху кирпичом.

– Ох, – не удержался Гуськов.

На глазах Тимофеева были слезы.

– Думаете, это легко? – спросил он дрогнувшим голосом. – Это же частица моей души…

– Ничего, – попытался утешить его Гуськов. – Она у вас большая, надолго хватит… И все же неясно, что побудило вас придумать этот самый искрогаситель – очередной удар по нашему самомнению?

– А вы заглядывали в биографию того… Тимофея Викторова? – полюбопытствовал народный умелец, отвлекаясь от печального созерцания.

– Ну, разумеется.

– И, конечно, знаете, где он питался?

– В студенческой столовке, – недоуменно ответил Гуськов.

– И как там кормили?

До Гуськова начало доходить.

– Вообще-то, поначалу неважно, – признал он. – Но за год до конца света прежнего директора столовой сняли, а новый оказался хорошим специалистом.

– Я так и думал, – мрачно произнес Тимофеев. – А еще говорят: все, что ни делается, – к лучшему…

– Так оно и есть, – возразил Гуськов. – Поверьте мне, ведь я тоже специалист.

– Специалист… – пробурчал Тимофеев. – Знали бы вы, каково мне ходить с этой штукой в кармане. Она же делает стойку буквально на все! Что же мне – ничего никогда не изобретать?! Я так не могу… Но знать, что однажды из моих рук выйдет нечто, способное уничтожить весь мир, – это невыносимо.

– Вы паникер, – сказал Гуськов. – Прекратите вибрировать. Для нашего мира вы совершенно безопасны.

– С чего вы взяли?

– И соображаете вы не так уж быстро, как хвалились, – Гуськов сердито затоптал очередной окурок. – Откуда же я, по-вашему, явился?!

Заграничный чародей

– Ну вот что, – заявила девушка Света. – Я хочу есть.

– Хорошенькое дело, – упавшим голосом отозвался Тимофеев. – Уже десять вечера…

На всякий случай он огляделся, но не обнаружил ничего, что порадовало бы его глаз. Улица, накрытая пологом темного неба, затейливо пестрела огнями реклам и вывесок. Запоздалым прохожим предлагалось летать самолетами компании «Интерфлюг», носить чешскую обувь и немедля посетить ресторан «Русская тройка». Прохожие активных возражений не высказывали.

– Может, пойдем в ресторан? – с робкой надеждой на отказ спросил Тимофеев.

– Куда угодно! – воскликнула Света. – Если, конечно, не хочешь, чтобы я умерла прямо здесь, на улице.

Разумеется, Тимофееву этого не хотелось. Он любил девушку Свету. Любил сильно и ровно, даже в те моменты, когда у нее, как сейчас, было скверное настроение, и желал, чтобы она жила вечно.