Курт Занднер - Сигнал из космоса

Вчера разразился грандиозный скандал: у меня отобрали мою рукопись. Отчасти по моей собственной вине, потому что предоставленные мне льготы сделали меня слишком дерзким и самоуверенным. Вместо того чтобы прекратить работу под утро, я спокойно продолжал писать и слишком поздно заметил идущего по коридору доктора Бендера. Из каких соображений ему вздумалось нанести мне визит еще до завтрака, не знаю. Во всяком случае, дверь в палату распахнулась в момент, когда я еще отчаянно пытался спрятать рукопись в постели. Один из листков при этом выпал и порхнул на пол.

В палате зажегся свет. "Доброе утро!"- приветствовал я врача как можно более невинно.

Однако доктор Бендер успел заметить листок: ничто не ускользает от его внимания. Он поднял листок и некоторое время рассматривал его, нахмурив лоб, а сестра, его обязательная спутница, застыла в дверях как изваяние.

— Смею ли спросить, господин доктор Вульф, что это значит? — проговорил он наконец, сделав строгое лицо, и показал мне печатный штамп вверху листка -"Университетская психиатрическая клиника".

— Ах, это сущие пустяки: я просто старался скоротать время,- ответил я и попытался обезоружить врача улыбкой.

— У вас есть еще такие листки? — продолжал он допрос.

Отпираться не имело никакого смысла, и я вытащил все остальные страницы из-под одеяла, чтобы избавить и его, и себя от неприятной процедуры обыска. "Вот, пожалуйста", — сказал я, протягивая ему листки.

Он просмотрел все и затем изрек в тоне председателя суда:

— Вы, конечно, отдаете себе отчет, господин доктор Вульф, что бумага эта составляет казенную собственность. Поскольку ваше состояние до какой-то степени снимает с вас ответственность, я не хочу ставить в известность о вашем поступке органы власти, но терпеть подобные вещи дальше я не намерен.

Он торжественно водрузил мою рукопись на поднос сестры и уже собирался уходить. Но тут мною овладел приступ ярости: еще одна конфискация — нет, это слишком!

— Требую, чтобы вы передали мою рукопись профессору! Пусть он решает, получить ли мне ее назад! — Я начал кричать: — Я просил у вас бумаги, но вы мне в ней отказали! Протестую!

— Успокойтесь. Сестра сейчас принесет вам пилюлю, — холодно ответил доктор Бендер. По легкому подергиванию его лица я понял, что он не вполне уверен в правильности своих действий. У меня осталась некоторая надежда.

И надежда меня не обманула. Под вечер в палату пришел профессор с моей рукописью в руках. Педантичное чиновничье усердие доктора Бендера на этот раз пошло мне на пользу: он и в самом деле передал рукопись своему шефу.

— Вам нравится делать сюрпризы, мой дорогой доктор Вульф, — обратился ко мне профессор полушутя, полусердито.Славный устроили вы спектакль! Но попрошу вас впредь пользоваться собственной бумагой. Я распорядился, чтобы вам дали возможность купить ее за ваш счет.

— Сколько стоит этот блокнот? Я заплачу за него, чтобы у доктора Вендора не было никаких неприятностей со стороны органов власти! Внизу, у швейцара, хранится мой бумажник, в нем еще девятнадцать марок семьдесят пфеннигов, — сделал я великодушный жест.

— Ну, хорошо, пусть будет так, — отмахнулся профессор, — похоже, что вы не очень-то жалуете доктора Бендера. А между тем вы к нему несправедливы. Доктор Бендер — очень исполнительный и добросовестный врач.

Истолковав мое молчание как несогласие с таким мнением, профессор бросил короткий взгляд в сторону двери и продолжал немного тише:

— Право же, вы к нему несправедливы. Его недостатком является только… ну, как бы это выразить?.. Видите ли, уже много лет он живет здесь, при больнице, отшельником: у него нет семьи, нет друзей. Как бы он выдержал такую жизнь, если бы не верил слепо в огромную важность своего дела? Внешний мир за пределами больницы виден ему будто сквозь узкое окно. По его мнению, это очень хорошо устроенный, очень справедливый мир.

— А по вашему мнению? — вставил я вопрос.

Но профессор сделал вид, что не слышит, и продолжал:

— Вы поставили доктора Бендера перед самой трудной задачей. Он же не в состоянии себе представить, что вас могли поместить сюда без достаточных к тому оснований. И если ему не удастся найти для вас удовлетворительный с медицинской точки зрения диагноз, то объяснить это он может лишь своей собственной медицинской некомпетентностью, а это для него — самое мучительное. Тут мы с ним сильно отличаемся друг от друга; но я работаю врачом очень много лет, меня неудача подобного рода уже не огорчила бы. Я иногда пытался намекать доктору Бендеру, что во внешнем мире, за стенами больницы, может быть, и не все в таком идеальном порядке, как ему кажется… Но любую мою осторожную попытку в этом направлении он воспринимает с таким изумлением, даже ужасом, что я в интересах собственного положения сразу отказался от дальнейших попыток такого рода… ибо доктор Бендер вполне способен… действуя от чистого сердца и с полной уверенностью, что поступает честно… Впрочем, оставим эту тему, она, собственно, к делу не относится. По своей натуре он, в сущности, хороший малый, и ничего бы ему так не хотелось, как снискать уважение и любовь своих пациентов. В том, что это так плохо удается, заключается его великая трагедия. В своей рукописи вы изобразили его мастерски. К счастью, он не успел прочесть ее целиком, потому что по своей добросовестности немедленно принес ко мне в кабинет, хотя ему, конечно, ужасно хотелось добыть из ваших излияний на этих страницах какие-нич будь данные для диагноза. Итак, впредь только на своей собственной бумаге, смею вас просить!

Профессор положил рукопись ко мне на кровать. Уходя, он еще задержался в дверях.

— Большую часть я прочел. Прошу вас, вычеркните хотя бы название города, прежде чем давать кому-нибудь вашу рукопись для чтения или тем более для печати. Грюнбах почти никому не известен, но город X. знают все. С вашей стороны было очень любезно не увековечить моей фамилии, но все равно всякий сразу догадается, о ком речь… Уж прошу покорно, это мне отнюдь не улыбается!

Он шутливо пригрозил мне, затем его халат исчез за дверью. За то, что он так великодушно возвратил мне рукопись, я выполняю его желание и задним числом везде вычеркиваю на этих страницах название города. Меняю и некоторые фамилии. Моя история не станет от этого менее правдивой.

Итак, сегодня вечером я пишу при свете лампы шариковой ручкой на линованом блокноте, доставленном сестрой. Хотя доктор Бендер едва ли может отнестись к этому с одобрением, я убежден, что он не решится мне мешать. И вот я пишу спокойно и с комфортом. Все эти благоприятные обстоятельства, несомненно, благотворно скажутся на моих записках, на их удобочитаемости.