Александр Казанцев - Том 1. Подводное солнце

– Вас? – приподнялся Овесян на диване. – И меня тоже, – почти радостно сказал он и снова откинулся на подушки. Потом покосился на Машу и сказал: – А что, если бы частички в известных условиях могли бы переходить из одного состояния в другое?

– Вероятно, для этого понадобится огромная энергия, – робко заметила Маша.

Но академик, выпрямившись, порывисто сел на диване.

– Конечно, для того чтобы из состояния электрона перейти в состояние протона, понадобится колоссальная энергия. А если наоборот? – и он хитро посмотрел на помощницу.

– Как наоборот?

– Если из состояния протона переводить микрочастицу в состояние электрона? Что тогда?

– Получится не электрон, а позитрон, – с присущей ей дотошностью поправила Маша.

– Верно, – обрадовался Овесян. – Знак заряда не изменится. Получится позитрон, но…

– Он, конечно, тотчас аннигилирует с ближайшим электроном.

– Что нам тогда аннигиляция! – воскликнул Овесян и вскочил на ноги. Только теперь заметила Маша, как он похудел. – Что нам тогда будет «ядерная энергия»! – академик крупными шагами заходил по кабинету. Он напоминал сейчас Маше того молодого профессора, который когда-то читал лекцию перед зачарованной девочкой, хотя теперешний Овесян был худ и сед. – Если этот безумный Ильин прав, – продолжал Овесян, – то можно говорить о новом уровне энергии. В девятнадцатом веке энергетические реакции были известны только на молекулярном уровне, например, горение. В нашем, двадцатом веке реакции стали уже на новом, ядерном уровне, несравнимом по энергоемкости с химическими реакциями. Так не стоим ли мы сейчас перед новым уровнем энергетики, не сможем ли замахнуться на энергию, заключенную в самой микроструктуре, то есть, по существу говоря, в вакууме? Вот на потолке у меня висит люстра. Два обода, на каждом по нескольку лампочек. Вроде микрочастицы, не правда ли? Вот возьмем и разломаем эту люстру, микролюстру я имею в виду. Энергия связи, которая при этом выделится, я уже это подсчитал для протона, будет в 56 миллионов раз больше, чем энергия аннигиляции. Новый уровень! Вы понимаете? Если овладеть этой вакуумной энергией, то даже энергия аннигиляции покажется пустяком. Вот так. Каков безумец, а?! Говорят, что та теория верна, которая открывает большие перспективы, чем другие. Вот об этом я в свое время не подумал, когда отвергал первые варианты его теории. Теперь надо посмотреть на нее с другой стороны. Достаньте-ка мне все послевоенные публикации этого физика, если они есть, а еще лучше его самого, пусть у него будет уже хоть сотня внуков и правнуков. Каков бы он ни был, мысли его способны жить и даже выбить меня из седла. Какой толчок! А? Впрочем, в жизни нужны толчки. Как вы думаете?

– В науке нужны, – сказала Маша.

Глава седьмая. Штормовая качка

Поднялся штормовой ветер.

Алексею приятно было вдыхать рвущийся в легкие воздух, весело было ощущать его бьющие струи, бороться с ними. Приходилось упираться ногами в палубу, чтобы не побежать, когда ветер дул в спину, или наклоняться, словно переходя вброд бурный поток, когда ветер дул в лицо.

Этот встречный ветер представлялся Алексею той сопротивляющейся силой Арктики, которой он бросал вызов.

Начиналась буря. Алексей был рад ей. Он хотел борьбы, желал трудностей, которые надо было бы преодолевать.

Корабль кренило с борта на борт. Свинцовые, зеленоватые на скатах, кипевшие на верхушках пеной гигантские валы бесшумно подкатывались к самому кораблю, но но ударялись о него, а ныряли под киль. Казалось, что они уходят вглубь, но на самом деле они поднимали корабль на свои могучие спины. Судно взлетало, словно на гору, чтобы в следующее мгновение опуститься в низину. Палуба уходила из-под ног и накренялась.

Сидя в каюте, Алексей было почувствовал себя плохо, но здесь, на ветру, все сразу прошло.

Он смотрел на зеленовато-мраморную волну и ему почему-то вспомнилась Женя… Холод в их отношениях… И все из-за его резкости. Как он ненавидит себя за это! Застенчивые люди – он об этом слышал – нарочно прикрываются резкостью, грубостью или еще чем-нибудь. Но почему он так спокойно рассуждает о Жене? Ведь он должен был мучительно страдать, готов был к этому! Ведь он знает свою чувствительность. Читает книгу или смотрит кинокартину, а к горлу подкатывается комок, на глазах влага… Стыд! Непростительная слабость! А сейчас? Почему он вспомнил о Жене только когда повеяло холодом от мраморной волны? Еще одна прекрасная проверка самого себя. Он просто неспособен на настоящее чувство! Может быть, так и должно быть. Только идея, а все остальное где-то вдалеке…

Москва, друзья, гордая Женя… – все теперь казалось Алексею бесконечно далеким. Близким был Дальний Берег. Ничего, что он будет, рядовым работником на арктическом строительстве. Впереди – полярная ночь, пурга, ледовые штормы, встречи с полярниками, доклады о моле, обсуждения проекта и… подготовка к Великой Полярной Стройке!.. Да, именно подготовка. Иначе Алексей и не мог рассматривать предстоящую жизнь в Арктике.

На капитанском мостике, тревожно вглядываясь в горизонт, стоял друг Алексея Федор Терехов, капитан корабля.

В море Федор был воплощенной заботой. Он постоянно чувствовал на себе ответственность за корабль, за людей, находившихся на нем. В шторм никогда не ложился на койку раздевшись, не спал более одного-двух часов подряд. Его можно было увидеть на мостике в любую вахту. Он всегда проверял всех. Когда нужно было пробиваться сквозь льды, он не доверял этого никому, боролся со льдами сам, щадя корабль, не нанося льдинам слишком сильных ударов. Если, бывало, сидя в каюте, Федор ощущал, как содрогается корпус судна от крепкого удара, на который рискнул вахтенный помощник, он мчался наверх и разносил незадачливого штурмана, поучая его, как надо бить льдины.

Капитан Терехов умел выжидать неделями, находясь вблизи острова, медля с выгрузкой, не желая рисковать кунгасами и грузом. Его настойчивое терпение, казавшееся на первый взгляд промедлением, всегда приводило к тому, что за один рейс его корабль успевал сделать много больше, чем любое другое судно.

Сейчас, когда шторм только начинался, Терехов уже стоял на капитанском мостике. На Федоре был плащ из влагоотталкивающей ткани с откинутым капюшоном, надетых поверх куртки. Внешность его не вязалась с представлением Алексея о капитанах в щегольских кителях.

Заметив Алексея, Федор спустился к нему по трапу и сказал:

– Шторм разыгрывается. Встречу с моряками лучше отложить.