Сергей Абрамов - 05-Мой престол - Небо (Дилогия)

Но проявить умение не удалось.

И «Свободную Кубу» допить не успел, когда в холле «Плазы» возник Иешуа праздный путешественник в традиционных для себя джинсах и рубахе — нежаркий май выдался на севере Франции, — вполне уместный в этой вольной одежде даже в первоклассном отеле заштатного курортного городка, поскольку городок этот планомерно въезжал в туристический сезон. Да пусть хоть в водолазном скафандре заходит — лишь бы клиент…

Иешуа молча сел рядом с Петром, как будто и не было многодневного расставания, как будто отходил просто куда-то — на пару минут всего, спросил у мигом подошедшего бармена стакан «перье», дождался его, медленно, со вкусом выпил газированную воду, аккуратно поставил стакан на салфеточку и только после всех этих показушных церемоний соблаговолил заметить — ну точно на пару минут отходил:

— Холодно здесь.

Вот ведь привычка какая могучая, невпопад подумал Петр, никак не реагируя на метеорологическое открытие друга, можем не разговаривать, а просто мыслить так нет, шевелим губами, сотрясаем воздух…

— Странным было бы, — сказал Иешуа, тут же подслушавший мысль Петра, если б два здоровых мужика сидели рядом и молчали. Немые, что ли?..

— Почему? — не согласился Петр. — Курорт ведь. Отдыхают люди. Чего зря языком болтать?

— Несветский ты человек, Кифа, — осудил его Иешуа.

— Есть установка быть светским?

— Есть. Сегодня в девять вечера. Шато Левенкур. Это в десяти минутах езды. Спросишь консьержа — он объяснит. Форма одежды — смокинг. Да… — Порылся в кармане джинсов, вытащил изрядно помятый конверт. — Тут приглашение.

— А как же… — начал было ошеломленный краткостью информации Петр, но Иешуа уже не слушал: встал и ушел.

Вот всегда так: пришел — не поздоровался, ушел — не простился. Но на вежливость можно и наплевать, а вот любимое свойство Иешуа ничего не объяснять до самого последнего момента — раздражало. Тем более что в самый последний момент у Иешуа никогда не исключались неожиданности. В том числе и малоприятные.

И еще: где Анна, то есть Мари? У родителей?.. Родители ее ждут, по-видимому, здесь, в Туке…

Оборвал пустые размышления! Ну и что, если и живут здесь? Не сти же к ним идти… И, кстати, неплохо было бы заранее узнать, кому принадлежит названный замок. Иными словами: к кому с визитом следует являться в смокинге «black tie». Вытащил из конверта не менее смятый листок дорогой бумаги, развернул. На листке значилось: «Барон и баронесса Левенкур имеют честь пригласить Вас на прием». Ну и потом — про время начала приема, про «черный галстук». А по поводу чего прием — ни слова. Прием и прием. Гостепреимные они здесь, бароны… Совсем нечего делать местным наследникам былой славы Франции!.. Хотя вышеназванному рваному утаю понятно, что тут круто замешан друг Иешуа.

Допил «Кубу», подписал счет и отправился в номер. До девяти аалось навалом времени, стоило отоспаться, поскольку неиз-гно было — чем заполнится грядущая ночь. Так и сделал. Лишь предварительно заказал консьержу смокинг…

Замок, как позже объяснил тот же консьерж, действительно принадлежал наследникам древнего рода баронов Левенкур, но много лет сдавался внаем всякому пожелавшему пожить на курорте не в отеле, а в баронских покоях. Кто снял замок нынче, консьерж не знал. Хотя, конечно, на дворе — начало сезона, погодка оставляет желать лучшего — какой дурак снимет здесь замок! Так что, может, и впрямь сами Левенкуры объявились… Дорогу пока-зал на карте, смокинг добыл отличный и по размеру. Пожелал на дорожку приятного вечера.

Петр до замка добрался легко: дорога просто уперлась в итоге в высокие витые чугунные ворота, распахнутые притом, за которыми лежал приличный по размерам — ну не меньше гектара! — парк, за которым явно не ухаживали. На ухаживание деньги требуются, а у Древних баронов — если они не стали новыми богатыми французами — с денежками туго. Дом бы в целости и порядке сохранить этo тоже занятие не из дешевых, но за состояниям французских замков внимательно следят власти и штрафуют безбожно тех хозяев, кто не хочет хоть по малости вкладываться в историю страны.

Петр запарковал «порш» около замка или все-таки — так было точнее! просто большого дома в три этажа, на выложенной мраморной плиткой площадке, где стоял чей-то заляпанный грязью огромный «роллс-ройс», а рядом притулился махонький пестрый «элекг-Росмарт». И — ничего больше из автотехники, что напоминало бы о вечернем рауте. Зато поодаль, метрах в пятидесяти от площадки авто, прямо на жестком зеленом газоне паслись обыкновенные ушастые ослики, числом семнадцать — Петр прикинул, — абсолютно такие же, на которых он со товарищи время от времени, коли денеж ки позволяли, передвигался по землям древних Иудеи, Галилеи Са-марии, Идумеи, Трахонитвды… А из дома доносилась тоже древняя музыка: скрипки тянули долгий и томный менуэт.

Что за чертовщина! — подумал Петр. Кого это привезли на ископаемых музейных тварях Божьих и где отыскали их в таком товарном количестве и вполне, кстати, пристойном, ухоженном состоянии? Или они предназначены для веселых прогулок по парку — гостей бала баронов Левенкур?.. И все-таки, все-таки: при чем тут Иешуа? Впрочем, последний вопрос был явно риторическим…

Петр пошел к парадным дверям замка, постоянно оборачиваясь назад. Он не Анна, того, кто внутри, у него не имелось — ни внутри, ни снаружи, но ощущение чего-то странного, может быть даже опасного, было словно рассеяно в воздухе, и Петр инстинктивно пытался поймать источник этого ощущения. Дом? Музыка? Ослики?.. Нет, не получалось, не находилось, и Петр решительно потянул тяжелую дубовую дверь за медное кольцо, вставленное в нос позеленевшему, давно не чищенному зверю, и очутился в просторном холле, из которого наверх, на второй этаж вела широкая мраморная лестница, когда-то богатая и нарядная, а сейчас, увы, потрескавшаяся, истертая за века тысячами, если не миллионами подошв вон, даже вмятины от них в мраморе образовались. Плохо, плохо с денежками у Левенкуров, не ошибся Петр…

А на самом верху лестницы возникло существо мужеского пола в красном камзоле до колен, белых чулках, в золотых туфлях на высоких и широких каблуках и с золотыми же буклями на голове, возникло, стукнуло черным жезлом об пол и провозгласило профундо:

— Его Высокоумелость Мастер-три!

И менуэт сменился тушем.

Обалдевший от непонятного идиотизма произнесенного титула, Петр поднялся по ступеням, перешагивая сразу через две, и мигом оказался у входа в зал, который занимал, по-видимому, почти всю площадь второго этажа. В зале имели место колонны из того же ископаемого мрамора, что и ступени, стены с лепниной У потолка в виде венков и корзин с фруктами, а также хрустальны люстры, легко звенящие от каждого шага по тоже вытертому, местами потрескавшемуся, но все же тщательно натертому и оттого сверкающему паркету.