Сергей Абрамов - 05-Мой престол - Небо (Дилогия)
Он обнял за плечи Мари и Дэниса, все еще малость — или не малость, Петр не знал, — прибабахнутого, улыбнулся, подмигнул Петру… И исчез. И Мари исчезла. И Дэнис прибабахнутый.
Осталось Святое Святых, толпа Мастеров, обалдевший Кайафа и перепуганные коэны, закаменевшие левиты во Дворе язычников. И еще дальше — ослики у северных ворот, дом баронов Левенкур посреди пустыни…
«И что мне прикажете со всем этим делать?» — машинально подумал Петр.
И услышал в ответ:
«Иди домой, Кифа. Не думай ни о чем. История не помнит чуда с исчезновением Мессии из Святого места, не помнит домов посреди пустыни, а левиты уже приходят в себя… Иди домой, Кифа, просто иди. Бог даст — все-таки Бог! — встретимся. Жизнь длинная, и тысяча лет в ней — как один день. Теперь тебя это тоже касается…»
«Как мы вернемся домой?»
«Что у тебя с сообразиловкой, друг? Ты — это я. Полностью!.. Другое дело, что я опять уйду вперед, но оставшегося тебе — сверх головы… Вернитесь в дом, оставшийся в пустыне. Представь его и всех в нем — во Франции. И все. Это теперь — твое умение: владеть бросками во времени. И еще — жить и жить…»
«А ослики?..»
«Кифа, о чем ты думаешь в такой момент? Ну отправь их потом обратно в город: прикажи — они пойдут, кому-то достанутся…»
«Ты уже ушел или еще рядом?»
«Пока я могу с тобой говорить. Но время заканчивается. Прощай, друг. Обними за меня Йоханана. Я люблю вас, очень люблю…»
Петр вышел из золотой двери, отодвинув рукой Кайафу, пошел к воротам Никанора, Мастера за ним потянулись. Потом ехали на осликах сквозь ночь. Потом собрались в доме, где обалдевший от страха мажордом ждал чего-то: то ли смерти, то ли спасения. Потом Петр представил себе мир, из которого они исчезли полночи назад…
И все исчезло, а возник парк, дом в парке, мягкий зеленый газон, исхоженные дорожки и холодное темно-синее небо над головой, усыпанное знакомыми звездами, среди которых, быть может, была и та, что освещала мир, похожий на Землю.
ЭПИЛОГ
ЗЕМЛЯ, 2160 год от Р.Х.
Жизнь продолжалась, как ни банально это звучит. Ничего не изменилось. Вот разве что один день в ней стал длинным-предлинным — как тысяча бесконечных лет. Или наоборот: бесконечная тысяча — как мелькнувший упавшей звездою день. Так или не так — время покажет. Его теперь у Петра — бесконечность…
Москва, июнь 1999 — октябрь 2000
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
