Морье Дю - Паразиты
Он рассмеялся. Подошел к умывальнику и повертел в пальцах тюбик с зубной пастой Марии.
- Тогда я рассердился, - сказал он. - Рассердился на самого себя. Чего я боюсь, черт возьми, сказал я себе. В зале всего-навсего толпа каких-то ирландцев, и если я не понравлюсь им, то и они не понравятся мне, а ведь одно другого стоит. Я вышел на сцену и начал петь.
- Ты хорошо пел? - спросила Мария.
Он положил тюбик на место. Посмотрел на Марию и улыбнулся.
- Если бы я пел плохо, мы бы не были сейчас здесь, - сказал он, - и сегодня вечером ты не смогла бы выйти на сцену "Хеймаркета". А теперь, вставай, прими ванну, и не забывай, что ты Делейни. Покажи им всем, чего ты стоишь.
Он открыл дверь и, шлепая туфлями, направился в свою комнату, по пути крикнув Андре, чтобы тот принес ему завтрак.
Сегодня вечером он поцелует меня и пришлет в уборную цветы, подумала Мария. Но ни то, ни другое не будет иметь значения. Имеет значение лишь одно. То, что он сейчас сказал.
Она встала с кровати, прошла в ванную, включила горячую воду и вылила в нее всю эссенцию, которую Селия подарила ей на Рождество.
- Все равно, что помазание трупа перед похоронами, - сказала про себя Мария.
Снег шел все утро. Он засыпал палисадник перед домом, и тот стоял безжизненный, унылый. Кругом царили тишина и покой, странный, глухой покой, который всегда приходит со снегопадом. С Финчли-Роуд не долетал шум транспорта.
Как ей хотелось, чтобы скорее пришел Найэл, но его поезд прибывал только после полудня. К Пасхе он заканчивал школу. Это был его последний семестр. Папа ухитрился добиться, чтобы его отпустили на несколько дней, и он смог присутствовать на премьере.Почему он не мог приехать утром, почему она должна дожидаться? Она хотела, чтобы Найэл был с ней.
Когда она через голову снимала ночную рубашку, порвалась лямка. Она поискала в ящике комода другую, но не нашла. Она подошла к двери и громко позвала Селию.
- Исчезло все мое нижнее белье, - бушевала она. - Я ничего не могу найти. Ты его взяла.
Селия уже встала и была одета. Она всегда вставала раньше Марии на случай если понадобится Папе - подойти к телефону или написать письмо.
- Из прачечной еще ничего не вернулось, - сказала она. - Ведь Труды нет. Без нее в доме всегда беспорядок. Ты можешь взять мою лучшую рубашку и панталоны. Те, которые Папа подарил мне на Рождество.
- Ты гораздо толще меня. Они не подойдут, - проворчала Мария.
- Подойдут, мне они малы. Я все равно собиралась отдать их тебе, сказала Селия.
Ее голос звучал нежно и ласково. Она специально делает это, подумала Мария. Она так мила и предупредительна потому, что у меня сегодня премьера, и она знает, что я волнуюсь. Почему-то при этой мысли она почувствовала еще большее раздражение. Она выхватила у Селии из рук рубашку и панталоны. Селия наблюдала, как она молча их надевает. Как хороша в них Мария. Они ей в самую пору. Что значит быть стройной и подтянутой...
- Что ты наденешь сегодня вечером? - спросила Мария.
В ее голосе звучало раздражение. На Селию она не смотрела.
- Свое белое, - сказала Селия. - Его принесли из чистки, и оно выглядит довольно мило. Плохо, что оно немного измялось и, когда я танцую, задирается сзади. Ты не хочешь пройтись по тексту? Я тебя проверю.
- Нет, - сказала Мария. - Мы занимались этим вчера. Я не собираюсь даже заглядывать в него.
- Сегодня нет никаких репетиций?
- Нет, никаких. Ах, он, наверное, там возится с освещением. Из нас никого не вызывали.
- Может быть, тебе следует послать ему телеграмму?
- Пожалей. Он получит их сотен пять. Но сам не откроет ни одной. Этим занимается секретарь.
Она посмотрелась в зеркало. Волосы просто кошмар, но после ленча она вымоет их и высушит перед камином в столовой. На самом деле она не собиралась посылать ему телеграмму. Она собиралась послать ему цветы, но не хотела, чтобы Селия знала об этом, и Папа тоже. Она точно знала, что пошлет. Анемоны, голубые и красные в белой вазе. Однажды на репетиции он говорил о цветах и сказал, что его любимые цветы анемоны. Вчера она заметила их в цветочном магазине на углу Мерилебон-Роуд. Ваза потребует дополнительных расходов, но один раз это можно себе позволить. Доставка цветов в "Хеймаркет" тоже будет стоить денег.
- Папа пригласил его на банкет после спектакля, - сказала Селия. Он приведет свою ужасную жену?
- Она в отъезде. В Америке.
- Как хорошо, - сказала Селия.
Интересно, думала она, сейчас, в эту минуту, Мария очень волнуется? Будет ее волнение возрастать с приближением вечера или уляжется, стихнет, как ноющая боль? Здесь, рядом с ней ее сестра, актриса, которой совсем скоро предстоит выступить в своей первой значительной роли в Лондоне; Селия хотела поговорить с ней об этом, но не могла: какая-то странная робость удерживала ее.
Мария подошла к шкафу и достала пальто.
- Ты, конечно, не собираешься на улицу? - сказала Селия. - Идет сильный снег.
- Я задохнусь, если останусь здесь, - сказала Мария. - Мне надо пройтись, мне надо двигаться.
- За ленчем мы будем вдвоем. Папа собирается в "Гаррик".
- Мне не надо ничего особенного, - сказала Мария. - Я не хочу есть.
Она вышла из дома, свернула за угол на Финчли-Роуд и на автобусе доехала до цветочного магазина, где накануне видела анемоны. На стенке автобуса крупными черными буквами было написано название пьесы, а выше - ее имя, красными. Доброе предзнаменование. Не забыть сказать Найэлу.
Очень придирчиво выбрав анемоны, она подошла к столику в углу магазина, чтобы написать карточку. Она совсем не знала, что написать. Что-нибудь не слишком фамильярное, что-нибудь не слишком игривое. Чем проще, тем лучше. Она остановилась на том, что вывела его имя и подписала: "От Марии с любовью". Вложила карточку в цветы и вышла из магазина. Посмотрела на часы. Двенадцать. Ждать оставалось еще больше восьми часов.
На ленч у них была тушеная баранина с луком и картофелем и яблочная шарлотка. Без Папы они кончили есть раньше обычного. Сразу после ленча Мария вымыла голову, сколола волосы шпильками и легла в столовой спиной к камину.
- Может быть, - небрежно и слегка зевая, сказала она Селии. - Может быть, ты послушаешь мой кусок из середины третьего акта. Проверим слова.
Селия ровным, монотонным голосом подавала реплики. Мария отвечала на них, прикрыв глаза руками. Все в порядке. По части текста Мария была безупречна.
- Что-нибудь еще? - спросила Селия.
- Нет, больше ничего.
Селия листала страницы измятой рукописи. Они все были испещрены карандашными пометками. Она посмотрела на Марию, которая все еще лежала, закрыв лицо руками. Что должна испытывать Мария, целуя этого мужчину, чувствуя, как его руки обнимают ее и говоря все то, что ей надо говорить? Мария никогда не рассказывала об этом. Она была до странности сдержанна в таких вопросах. Она говорила, что Такой-То и Такой-То был в плохом настроении, с похмелья или очень весел и забавен, но если ее спрашивали о более интимных подробностях, то отвечала уклончиво. Казалось, ей это неинтересно. Она просто пожимала плечами. Может быть, Найэл спросит ее. Может быть, Найэлу она расскажет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});