Ант Скаландис - Катализ

А меж тем грудь одного из бойцов уже была перечеркнута длинным алым порезом, а у другого кровоточило колено, и он припадал на левую ногу. Публика заводилась все больше, и было жутко смотреть на распаляющиеся в кровожадном, сладострастном угаре лица чопорных юных дам и столь же молодых элегантных мужчин.

Закончился поединок ко всеобщему восторгу очень эффективно. Один гладиатор буквально проткнул другого мечом, но тот, уже будучи нанизанным на широкое лезвие, сумел – мыслимо ли такое? – вонзить нож в грудь противника по самую рукоятку. И оба рухнули на залитый кровью песок.

– Каково! А? – хохотнул Кротов. – Небось, у вас такого не было?

Никто ему не ответил. Станский сидел какой – то задумчивый и ненормально спокойный, словно ничего особенного не происходило. Черный плотно сжал не только губы, но и кулаки и сдерживался, похоже, уже из последних сил. Цанев, подавшись вперед и повернув голову к Кротову, неопределенно улыбнулся, пожал плечами и кивнул, руки у него дрожали. А Женька перестал чувствовать под собой опору. Он падал, падал куда – то, и были звуки, и блики, и пятна, но все это где – то там, далеко, по ту сторону загадочной пленки, а его это не касается, совсем не касается, и чего они пристают, чего они хотят от него?..

Трупы убрали, кровь замели чистым песком, послышалась вновь уже знакомая музыка, и на арену выбежали две очаровательных девушки в очень условных костюмах – набедренных повязках из ярко – зеленых листьев. Обе держали в руках длинные, кривые и, как видно, не очень тяжелые сабли.

– А вот и соски, обжаренные в масле, – произнес Женька теперь уже вслух, но фраза потонула в восторженном реве зала.

Обе красавицы передвигались по арене ловко и грациозно, но очень скоро преимущество одной из них стало слишком явным. И часть зрителей свистом и криками выказывала свое возмущение. Другая часть – одобряюще гудела.

Та девушка, что была сильнее и выше, плечистая с огненно рыжей шевелюрой, атаковала теперь непрерывно, делая широкие резкие шаги и нанося размашистые удары. Вторая, изящная блондинка, отбивалась, но с каждым разом как – то все более неловко, и наконец, сабля фаворитки, лишь слегка звякнув о косо подставленный клинок, со свистом опустилась на плечо противницы, рассекла ей ключицу и глубоко вошла в тело. Блондинка громко охнула и упала на бок. Сабля осталась торчать у нее в груди. Тогда рыжая подошла и, поставив ногу на бедро поверженной, выдержала окровавленный клинок. Блондинка дернулась, изогнулась всем телом и захрипела. После чего с рыжей случился, как видно, обморок. Но размышлять об этом было уже некогда, потому что Цанев, не выдержав вдруг, крикнул «Дура!» и рванулся вниз, к арене. Служители, которые, наверно, должны были оттаскивать закончивших выступление девиц, вместо этого кинулись наперерез Любомиру, и одного из них Любомир отпихнул так, что тот упал, а второй, оказавшийся крепче, сумел остановить разъяренного Цанева.

Пленка перед глазами Женьки лопнула. Он понял, что пора идти на помощь.

– Аптечку! – орал Цанев, которого служитель в черно – зеленой форме держал за плечи.

– Она умрет! – орал поднявшийся с пола второй служитель. – Какую аптечку?! Она же умрет, – он посмотрел на часы, – через две с половиной минуты!

И тут налетел Женька, которого никто не ждал. И служители попадали на пол, а Цанев снова рванулся на арену.

– Стой! Туда нельзя! – истошно заорал кто – то.

Но Цанев не слышал или не хотел слышать. Он уже перемахнул через парапет и подбежал к изувеченной блондинке. Кровь у нее пошла горлом и пузырилась у приоткрытого рта, а рыжая все лежала рядом без движения. И Цанев склонился над ними и что – то говорил быстро и яростно. Женька не слышал, не мог слышать слов, но он догадывался, он знал, что говорит Цанев.

– Черта – с – два, – говорил Цанев, – черта – с – два умрет она через две минуты! Да, я плохой врач, но эту – я спасу. Я спасу ее! И черта вам лысого умрет она через две минуты!..

А дальше случилось что – то невообразимое. Сверху упала клетка. Огромная клетка на всю арену с решетчатым коридором к одному из выходов. И освещение сделалось красным. И уже Кротов подпрыгнул с кресла и завопил:

– Уберите клетку, идиоты!!!

Но было поздно. Что – то там у них работало автоматически и, похоже, лишь в одну сторону. Через ближний вход, открыв в клетке дверцу, на арену выбежал огромного роста человек в шкуре и с арбалетом, а через дальний, по сетчатому коридору – крупный свирепого вида тигр. Выскочил, и остановился у стенки, и, открыв пасть, зарычал. Любомир обернулся на этот рык и, приподнявшись с корточек, стал медленно поворачиваться к зверю лицом. Гладиатор в шкуре поднял свое оружие. Тигр прыгнул. Цанев отшатнулся в сторону. Гладиатор выстрелил.

– А – а – а – а! – протяжно закричал Женька и в отчаянии бросился на железные прутья клетки.

Он видел, видел до ужаса отчетливо, как тяжелая короткая стрела ударила Цанева в висок.

А уже в следующую секунду тигр был убит метким выстрелом одного из черно – зеленых, клетка, выскользнув из Женькиных рук, умчалась вверх, а в зале вспыхнул яркий, ослепительно яркий белый свет.

Цанев лежал ничком, и темная струйка стекала по его щеке в песок.

– Любомир, – прошептал Женька, нерешительно приближаясь.

И вдруг поныл. Развернулся. Перед ним стоял черно – зеленый…

– Любомира убили, гады!!!

… резким движением Женька вырвал у зеленого оружие – ту самую миниатюрную коробочку со зловещим жерлом, и, размахивая ею, кинулся в зал.

– Где Кротов?! – кричал Женька. – Кротов где?! Всех перестреляю, гады! За Любомира всех перестреляю!

Он увидел где – то совсем рядом округлившиеся в ужасе глаза Крошки Ли и Черного, рвущегося к нему сквозь толпу, и разбегающихся с визгом женщин, и Станского, который кричал, широко раскрывая рот, но Кротов он не видел, искал и не мог найти.

А потом один из служителей попытался его обезоружить, и Женька начал стрелять. Кто – то падал, кто – то бежал, кто – то пробовал схватить его руку, запахло горелым пластиком и паленым мясом, а откуда – то, то ли из – под кресел, то ли из – под трибун (черт его знает, где он прятался) доносился истошный голос председателя зеленых:

– Не стрелять в него! Только не стрелять!

Последнее, что запомнил Женька, это был сильный, оглушающий удар по затылку.

Очнулся он на кушетке в небольшой комнате. Это был не его номер. За журнальным столиком, в креслах сидели Эдик и Черный.

– Похоронить – то мы его сможем? – спрашивал Черный.

– У них здесь не хоронят, – объяснял Эдик, – я попросил сохранить тело. Они его заморозят, а хоронить будем в Москве. Гляди, Женька проснулся.