Алексей Ефимов - На землях рассвета

Какое-то время они смущенно посматривали друг на друга. Охэйо был гибкий и мускулистый, его стройное тело покрывали синяки, густые черные волосы были спутаны.

— Как ты попал сюда? — наконец спросил Лэйми. — И что это за место?

Он сел поудобней, опершись спиной о стену.

— Об этом я знаю не больше тебя, — Аннит пожал плечами. — Вообще-то во дворце. Я работаю здесь, и довольно случайно узнал, что ты тут оказался. Только у меня не было пропуска в этот подвал, разумеется. Я, скажем так, потерялся и приступил к поискам, когда была уже глухая ночь. Добрался до нижней чертовой двери. Даже открыл ее. Только за ней было несколько парней. Я не успел ничего сделать. Они уже ждали меня и бросились все сразу… — Аннит зябко поежился, словно демонстрируя синяки — свидетельство того, что он не сразу и не без боя уступил превосходящему врагу. — Я пнул одного под ширинку… его визг было слышно по всему зданию. Остальные схватили меня. Их было трое или четверо. Прижали мне к лицу тряпку с какой-то вонючей дрянью. Я думал, что задохнусь… и потерял сознание. Очнулся я уже здесь. В таком… виде. Меня допрашивали. Били. Сначала дубинкой, потом плетью… — он вновь судорожно повел ободранными до крови плечами. — А потом бросили к тебе. В общем, я попался, как дурак.

— А я… — начал Лэйми, но Охэйо прервал его.

— Знаешь, почему мы тут вместе? Им не удалось ничего из меня вытянуть — без членовредительства — и из тебя, насколько я смог понять из их вопросов, тоже. Здесь где-то есть микрофон. Они думают, что мы бросимся болтать и выдадим все, что знаем. Тут можно говорить только то, что им уже известно. Ты понял? Давно ты здесь?

— Дня два. Не помню. Я почти все это время был без сознания.

— А я попался вчера… кажется. Что ты помнишь о своей жизни?

— Ну… Мои родители умерли, когда я был еще малышом. Когда все деньги, оставшиеся от них, кончились, родня сразу вся как-то разбрелась… У меня остался только дом, но и его скоро отнимут за долги…

Охэйо вдруг почему-то улыбнулся.

— Забавная история. Нет, в самом деле.

— Да? А что в ней смешного? — Лэйми пристально смотрел на своего невольного товарища. — Я последний в роду, которому полторы тысячи лет. Живу один, в старой четырехэтажной развалине, как привидение. Завидовать нечему.

— Да, — Охэйо опустил взгляд. — Знаешь… я искал тебя не потому, что… мне понравилось то, что ты сделал. Я бы так не смог… впрочем, неважно. Вообще-то я работаю здесь техником на узле связи. То есть, работал. Они нас, наверно, убьют… — он помолчал. — Здесь, в Директории Хониара, уже давно исчезают люди. Молодые, обоего пола, несколько сотен за год. В основном одинокие — те, кого никто не будет искать. Но для страны с населением в четыре миллиона человек, такие потери почти незаметны. О том, кто и зачем это делает, тут ходит множество слухов — и, как я убедился, правдивы самые страшные из них… — Охэйо обращался скорее сам к себе. — Но если мы проживем еще хотя бы несколько часов, они будут последним, о чем нам придется беспокоиться. Уже, по сути, началось. Когда появились эти жуткие облака… знаешь, они давили на глаза, словно свинцовая крыша, и под ними было… страшно. Потом была жуткая гроза, а потом вдруг дико похолодало… и выпал снег.

— Снег? — Лэйми удивленно вскинул голову. — Сейчас же середина лета!

— Вот именно. Здорово похоже на конец света, правда?

— Да.

Если честно, слова Охэйо не произвели на Лэйми особого впечатления — он слишком боялся за себя, чтобы думать еще и о мире. Особенно страшно ему не было — он искренне верил, что сможет сбежать. Но вот сможет ли он вновь подняться в воздух? Он не был уверен. Слишком много вновь обретенной силы ушло на то, чтобы просто позволить ему дышать…

Дверь, неотличимая от стены, открылась так беззвучно и неожиданно, что Лэйми удивленно вскрикнул. В проеме он увидел часть полутемного беленого коридора — и трех громадных парней, при одном взгляде на которых пропадала даже мысль о побеге. Но они явились вовсе не затем, чтобы убить их или подвергнуть их истязаниям — они принесли им еду.

К удивлению Лэйми, предложенная им похлебка мало походила на тюремную баланду — в ней было даже мясо, а порции оказались такими, что впору было треснуть. Во всяком случае, если их и ждала смерть, то явно не от голода. Юноша с энтузиазмом набросился на еду. Он слышал, правда, что гордым пленникам надо отказываться от данной врагом пищи, но слишком проголодался, чтобы воспринимать это всерьез. Как же он сможет убежать, если начнет морить себя голодом? Правда, он тут же подумал, что его откармливают для того, чтобы потом съесть, но это был уже явный бред…

Сытная еда буквально воскресила его — даже боль в отбитых ногах заметно ослабела. Но тут же его голова стала тяжелой. Лэйми нестерпимо захотелось спать. Он успел подумать, что его снова обкормили какой-то дрянью — и провалился в глухое забытье.

Его схватили и поволокли, не дав толком проснуться. Несколько мгновений Лэйми пытался понять, сон это, или явь, потом бешено рванулся, но его руки скрутили столь умело и старательно, что он вскрикнул от боли — и лишь тогда очнулся окончательно.

Его тащили по какому-то коридору. Двое здоровенных парней перед ним волокли яростно упиравшегося Охэйо. Впереди, из распахнутой двустворчатой двери, потоком изливался свет.

Когда его затащили в нее, Лэйми на несколько секунд зажмурился. Помещение оказалось очень просторным — метров пятнадцать в длину, десять в ширину и выше его роста раза в два. По беленому своду тянулись плотные ряды люминесцентных ламп — их свет был так ярок, что походил на солнечный. Пол и нижняя часть стен были облицованы кафелем. Вдоль них сплошь стояли застекленные шкафы с медицинскими инструментами и химической посудой, в центре зала, рядами, — столы, некоторые лабораторные, с какими-то аппаратами из стеклянных трубок, другие — операционные, в свежих пятнах крови. Кровь здесь была везде — на полу, на небрежно брошенных стальных инструментах, на комках мокрой ваты…

За ребристыми панелями на торцевой стене тихо урчали вентиляторы, но все равно, в комнате стоял тяжелый запах медикаментов, крови и страданий. Лэйми вновь бешено рванулся. Ему почти удалось освободиться, но на его голову тут же обрушился удар — судя по ощущениям, резиновой дубинкой, — и в глазах юноши потемнело на несколько секунд. Его оттащили к стене, к наспех сколоченной деревянной раме, похожей на поставленную стоймя кровать. Лэйми изо всех сил старался вырваться, но он был один, а палачей — трое. С помощью грубых брезентовых петель они притянули к раме его руки и ноги. Охэйо же опрокинули на операционный стол и привязали гораздо более тщательно — он не мог даже повернуть головы. Стол подкатили так близко, что Лэйми мог бы коснуться его.