Ольга Грибова - Водоворот

На лестнице раздались шаги. Ксюша стремительно спустилась в гостиную. На её лице сиял румянец, и вся она словно светилась изнутри.

— Надо бы здесь прибраться, — не дожидаясь моего ответа, девушка унеслась на кухню.

Я проводил её задумчивым взглядом. Не припомню, чтобы она когда-нибудь была так счастлива. Больше всего Ксюша сейчас походила на весенний ветерок — легкий и беспечный.

Дима остановился рядом. На его губах блуждала растерянная улыбка.

— Я смотрю у вас все хорошо, — я пихнул брата в бок.

Он был настолько погружен в собственные переживания, что не обратил внимания на мою подначку.

— Думаю, я наконец-то нашел то, что искал, — голос Димы звучал серьезно.

— Не пугай меня, а то я чего доброго решу, что ты повзрослел.

Брат перевел на меня взгляд. Несколько секунд его лицо выражало крайнюю степень вдумчивости, но потом он не выдержал и отмахнулся от меня, мышцы расслабились, он улыбнулся от всей души, а глаза снова озорно заблестели.

— Да ладно, для этого еще рановато.

Мы вынесли остов люстры во двор и оставили его под дубом. Благодаря усилиям Ксении гостиная снова заблестела чистотой. Уборка закончилась только в шестом часу вечера. К тому времени солнце уже давно перевалило через зенит, косые тени вытянулись, и гостиная превратилась в настоящую комнату ужасов. В эту минуту мы все искренне скорбели по безвременно почившей люстре.

Амаранта и Андрей решились покинуть своё убежище на втором этаже, но все еще предпочитали держаться подальше от окон. Снова на журнальном столике в шеренгу, как приговоренные к расстрелу, лежали куклы. И мы понятия не имели, что с ними делать.

Ксюша облокотилась на стол, нависнув над игрушками, она внимательно всматривалась в гипертрофированные черты.

— Кто же вы такие? — процедила девушка и замолчала, точно и правда рассчитывала на ответ.

Но игрушки продолжали безмолвствовать. Более того — сейчас, когда они лежали обездвиженные со стеклянными глазами — казалось, что они просто не в состоянии причинить хоть сколько-нибудь ощутимый вред. Ночные коллизии представлялись дурным сном, а то и вовсе последствиями массового психоза.

— Странные они, — после нескольких минут медитации над игрушками заключила Ксюша. — Но кого-то они мне напоминают.

— Почему их четыре?

Вопрос Димы прозвучал вполне невинно. Думаю, он сам вряд ли осознавал всю его глубину и значение. Просто спросил, чтобы заполнить паузу. Обычно именно так он всегда поступал. Но за это мы с отцом его и ценили. Димины вопросы из разряда «лишь бы что-то ляпнуть» довольно часто направляли наши мысли в нужное русло. Так случилось и в этот раз. Брат еще не успел договорить, как в моей голове щелкнул рубильник, и озарение осветило мысли подобно солнцу, что выглянуло из-за туч. Судя по выражениям лиц остальных, они почувствовали примерно тоже. Один лишь Дмитрий оставался в неведении.

— Дети, — выдохнула Эмми.

Не успела Амаранта произнести это короткое слово, как Ксюша уже метнулась к фотографиям. От возбуждения её руки слегка дрожали, когда она снимала семейной фото с полки. Установив снимок вблизи с куклами, девушка присела на пол. Я тоже сполз с дивана, до рези в глазах вглядываясь в изображение мертвых детей в поисках сходства. Дима пристроился рядом, а за нашими спинами, прячась в тени, встали Эмми и Андрей.

— Цвет волос и глаз не определить, — посетовал брат.

К сожалению, черно-белые снимки давали массу простора для фантазии, но почти никаких фактов. Лица кукол были слишком искажены причудливым воображением художника. Определенное сходство можно было найти, но оно казалось эфемерным. С таким же успехом под эти черты можно было подогнать еще не одну сотню детей. Но наличие в доме, где погибло четыре ребенка, такого же количества кукол-убийц выглядело неслучайным.

— Кажется, их мать что-то такое упоминала об игрушках, — Амаранта взяла с полки стопку старых писем, выбранных ею из сотни собратий, как наиболее интересные. Зашуршала бумага, и через минуту на стол к уже имеющимся там экспонатам добавилось несколько пожелтевших листков.

Соприкасаясь головами, мы дружно принялись читать переписку между Глафирой Гладковой и её сестрой. Напрямую женщина ничего не писала о куклах, но нам удалось найти упоминание о музыкальной шкатулке. «А шкатулка, подаренная моим дорогим Евгешей, охраняет мой сон. Не знаю, как бы я могла спать без неё» — говорилось в одном из писем. Но по-настоящему важными были другие строчки: «Сегодня Евгений принес домой куклы. И имена им дал: Ванечка, Машенька, Никитка да Софья. Меня пугают его глаза». А потом снова про жизнь в имении, больше не слова ни про глаза, ни про кукол.

— Так звали их детей, — просветила нас Эмми, которая единолично прочла всю переписку и теперь была в курсе всех жизненных перипетий семьи Гладковых.

— А ведь все считали сумасшедшей именно Глафиру, — хмыкнул Димка. — Её муж — вот кто явно был не в себе.

— И что теперь? — Ксюша закусила нижнюю губу.

Андрей протянул руку и взял одну из кукол со стола. Некоторое время он пристально вглядывался в голубые глаза, а затем провел пальцами по волосам игрушки.

— Волосы настоящие, — заметил вампир.

— Вот ведь, — Димка вскочил на ноги. — Я же говорю — псих. Использовать при изготовлении кукол волосы собственных детей — это полный маразм. Теперь души умерших обитают в игрушках.

— Он мог этого не знать, — вступился я за Гладкова.

— А мне почему-то так не кажется, — Ксюша задумчиво посмотрела на изображение мецената. — Уверена, Гладков отдавал себе отчет в том, что делает. Недаром он подарил жене шкатулку. Наверное, хотел оградить её от опасности.

— Думаешь, он сам все это провернул? — спросила Амаранта. — И воскресил мертвых детей, и души их в куклы поместил, и шкатулку смастерил?

— Может ему кто-то помог, — ответила Ксюша. — Только нам от этого не легче.

— Игрушки надо сжечь, — категорично заявил Андрей, бросив куклу обратно на стол. — Какая разница знал Гладков или нет? Последствия — вот что имеет значение.

Мы замолчали, обдумывая эти самые последствия. Столько невинных людей погибло. Неужели любовь к детям была настолько сильна, что Гладков ради них отринул все моральные устои?

— Господи, — удрученно покачал головой Дима. — Столько мороки и все так банально закончится. Только подумать, достаточно было сжечь куклы в первый же день нашего приезда… — он продолжал что-то ворчать себе под нос, но я уже не прислушивался и без того примерно представляя куда он клонит.

— Просто спалить игрушки недостаточно, — прервала поток Димкиных стенаний Ксения. — Тут проводился какой-то обряд. Не могли малыши сами по себе вселиться в куклы.