Аврам Дэвидсон - Рорк!

Тем же ровным голосом, что и вчера, Харб сказал:

— Я отдал приказ приготовить для вас металл и серу…

Как один человек, все собрание вождей кланов и делегатов выдохнуло слово:

— Ружья!

Это не крик; но по своей мягкости и страстности оно прозвучал страшнее, чем крик. Глаза токов сверкали.

Казалось, Харб не собирается пережидать. Если он замолчал, то весь его облик говорил, что ему просто захотелось помолчать. А потом он захотел говорить. И, как дети, дикие люди избегали встретить с ним глазами.

— Но мне нужно кое-что за это. Больше, чем просто позаботиться о мистере Флиндерсе. О, конечно, о нем нужно позаботиться. Прежде всего нужно. Но потом нужно будет сделать еще кое-что. Вы знаете этого человека, — Ран выступил вперед, — он среди вас жил недавно. Слушайте его.

Очевидно, они не хотели слушать его, они хотели побыстрее получить свои ружья и убраться. Но они слушали. Они слушали. не прерывая. Гильдсмены засмеялись бы, но эти дикие люди не смеялись. Ран даже хотел, чтобы они… засмеялись, или запротестовали, или сделали бы что-нибудь, только бы не стояли так, глядя на него глазами, подобными ночным бассейнам.

Он говорил им о лихорадке. Он даже не осознавал, что так много знает о ней. Как она приходит внезапно, как бы ниоткуда. Он говорил. Человек может сидеть у своего очага и чувствовать себя, как обычно, потом попытаться встать на ноги, и не сможет сделать этого без посторонней помощи. Жар, сменяющийся ознобом, дрожание всех членов и долгие недели вынужденной неподвижности и иногда, часто… смерть… Посадки, что погибают от отсутствия ухода, рыболовные лодки, стоящие у причалов из-за отсутствия рыбаков, голод, опускающийся на землю.

— Вы осуждаете нас за то, что мы не даем вам медикаментов. И нельзя сказать, что это несправедливое обвинение. Но так или иначе мы не даем вам медикаментов. Их делают слишком далеко отсюда, их всегда не хватает, и никогда не будет хватать. Но я могу сказать вам, как вообще уничтожить лихорадку. А если не будет лихорадки, то не нужны будут и медикаменты.

Они стояли молча, но не проявляли нетерпения. Кто-то из них сказал:

— Говори.

Ран глубоко вздохнул.

— Вы знаете, что люди Флиндерса убили Олд Гана и захватили в плен его дочь и меня. Вы знаете, что мы бежали. Но вы, очевидно, не знаете того, как мы вернулись сюда, на север, к Гильд-станции. Рассказать вам? Мы пришли через Роркленд.

Он захватил их, захватил все их внимание. Он рассказал им, как он разговаривал с рорками, и они верили ему. Он рассказал, что среди рорков живут люди, воспитанные ими, и они верили ему. Что и эти люди и сами рорки страдают от токской лихорадки. И они верили. Если бы он сказал им, что рорки умеют летать или, что они собрали огромные сокровища из золота и драгоценностей, они и тогда бы поверили ему, ибо он затронул самое сердце легенд, столь же достоверных для них, как мрачные факты их угрюмой, тяжелой жизни.

Далее он говорил о своих подозрениях относительно источника лихорадки, о том, что ее вспышки точно следуют за периодами размножения рипов.

— Убейте рипов, — сказал он, — и вы убьете лихорадку.

Медленно, медленно они закивали; но их глаза неотступно следовали за ним, и в их глазах и на их лицах был написан невысказанный вопрос.

— Вы хотите знать, как? Я скажу вам: мы не можем сделать это одни. Рорки всегда были нашими врагами, но иногда можно на время заключить союз и с врагом против еще большего врага. Разве вы не объединяетесь с нами против Флиндерса? А разве же лихорадка не больший наш враг, чем рорки? Вы видите рорка, вы можете застрелить его или убить копьем. Можете ли вы увидеть лихорадку? Услышать ее? И точно так же лихорадка для рорков больший враг, чем вы.

Я не знаю определенно, сможем ли мы и рорки работать вместе, чтобы уничтожить рипов и лихорадку, которую они распространяют. Но мы можем попытаться. Мы обязаны попытаться. Делайте свои ружья. Разделайтесь с Флиндерсом. А потом позвольте мне организовать совет с рорками. Если они захотят, вы тоже захотите.

Такова наша цена.

Взволнованное молчание прервал Жан:

— А сели мы скажем «нет»?

Презрительная усмешка скривила рот Ломара.

— Вы знаете, из-за чего я здесь? — спросил он. — Я здесь из-за краснокрылки. Знаете ли вы, зачем существует Станция? Ради краснокрылки. Вы говорите, что не любите Гильдию. Хорошо. А теперь спросите меня: любит ли вас Гильдия? Да, вы скалите зубы и вы смеетесь, настолько это глупо.

А теперь подведем итог. Гильдия нуждается в вас только для получения краснокрылки. Но вы нуждаетесь в Гильдии, чтобы оставаться в живых. Если мы не прекратим распространение лихорадки, сбор краснокрылки упадет до нуля. А когда это случится, без всякого сомнения, прекратится и деятельность Станции.

И вы останетесь одни. А ведь вы помните, что случилось в прошлый раз, когда планета была покинута?

Если бы они осмелились, они набросились бы на него и разорвали бы на куски. Он видел это в их расширенных глазах, обнаженных зубах, раздувавшихся ноздрях, в конвульсивных движениях их рук и тел. О, да. Они помнили. Но они не посмели. И наконец заговорил старый Доминик:

— Это сумасшедший план, — сказал он. — Но если вы рискнете, мы тоже рискнем.

7

В этом суть дела. Дикие токи не убеждены, что люди могут работать совместно с рорками. Угроза одиночества страшна… очень страшна… и одно упоминание об ней поднимало в их душах волну ненависти. Но, не осознавая этого, Ран затронул основное в них. Если вы рискнете, мы тоже…

Дикие токи считали всех гильдсменов трусами. Если Ран Ломар, который прошел через весь Роркленд, а этого не делал ни один дикий человек, если этот Ломар рискнет отправиться туда вновь, они не могут отказаться от риска.

На поверку вопросы выживания оказались для них менее важными, чем гордость.

Так обстояло дело с дикими токами. Но в соответствии с планом Рана потребовалась бы и помощь прирученных токов. Потребуется участие всех людей вообще. Никогда Гильд-станция не имела с прирученными токами дела, как с равными; среди них не было даже чего-нибудь вроде «совещательного совета» или еще чего-нибудь аналогичного. Их время от времени созывали всех и говорили им, чего от них желает Гильд-станция. Многие такие инструкции были заранее обречены на неудачу: не допускайте, чтобы ваши женщины занимались проституцией, не пейте слишком много; вы должны приносить больше краснокрылки; содержите свои дома в чистоте. Иногда, очень редко, эти увещевания приводили к успеху: вы должны хоронить своих мертвецов в глубоких могилах, чтобы до них не могли добраться рипы; вы не должны пачкать краснокрылку грязью, чтобы увеличить ее вес при продаже нам.