Франсис Карсак - На бесплодной планете. Наша родина — космос. Романы. Рассказы.

Рэй попытался завести разговор на диалекте черных, но она поняла не больше, чем накануне. Она отвечала на языке плавном и звонком, богатом на гласные.

— Нужно узнать хотя бы ее имя, — заметил Поль. Указав на себя, он произнес: Поль. Остальные последовали его примеру.

Марсианка на мгновение задумалась, затем, повторив этот жест, сказала:

— Анаэна.

После завтрака, пока остальные занимались последними приготовлениями к отбытию, Бернар провел марсианку по всему «Рони». Его ждал довольно-таки досадный сюрприз. Когда он показал ей свой микроскоп, шедевр компании Карла Цейса, она громко рассмеялась, похоже, найдя в инструменте нечто восхитительное и забавное. Бернар тотчас же сократил экскурсию. Позднее, уже на более холодную голову, он подумал, что разумный народ, имеющий за собой более 30 миллионов лет истории, вероятно, достиг огромного технического прогресса, и даже учитывая тот факт, что сейчас он пребывает в упадке, все еще должен обладать остатками былого величия. Более практичным, подумал он, будет начать с самого начала, то есть выучить язык желтых марсиан и обучить Анаэну французскому. В соответствии с методом, примененным Рэем, он принялся называть ей окружающие предметы. Она сделала так же, и Бернар записал марсианские слова в фонетической орфографии. Марсианская письменность оказалась довольно-таки занятной. Она записывалась справа налево, затем слева направо, в бустрофедоне. Урок проходил в присутствии всех, кроме Луи и Поля, которые проверяли машины для назначенного на десять утра отъезда. В самом его начале все шло хорошо, но затем они столкнулись с серьезными трудностями произношения. С одной стороны, плавность марсианского языка с его множеством акцентуаций, вынуждала их совершать одну оплошность за другой, причем, судя по всему, весьма забавные, так как Анаэна хохотала до упаду. С другой стороны, ей и самой с трудом удавалось выговаривать звуки «р» и «у». Первые трансформировались в «л», вторые — в «ю», вследствие чего ее произношение начинало походить на произношение китайца или же, в зависимости от случая, англичанина. По прошествии полутора часов они уже располагали примерно пятьюдесятью существительными и прилагательными и несколькими простейшими глаголами: есть, спать и т.д. Кроме того, Анаэна поняла, что они прилетели с Земли. Урок мог бы и затянуться, если бы Элен не заметила, что марсианка очень юна (ей, вероятно, лет шестнадцать, не больше), и после испытанных эмоций ей следует больше отдыхать. Тем не менее Бернар сумел добиться от Анаэны сведений относительно того, в каком направлении нужно было искать ее народ, тлиу. Им предстояло взять курс на юго-запад.

Глава 9. На бесплодной планете

Открывавшийся из иллюминатора вид на долину постепенно сменялся другим. Бернар припал лбом к стеклу, чтобы еще раз взглянуть на тот уголок Марса, где они оставили товарища, даже не имея возможности честно сказать себе, вернутся ли они когда-либо на его могилу. «Рони» мало-помалу набирал скорость, и вскоре лагерь Семиугольника стал для Бернара не более чем воспоминанием.

Нагнувшись, он прошел на пост № 2. Управлял «Рони» Поль, рядом с ним сидели Сиг и Анаэна. Последняя внимательно следила за малейшим маневром. На посту № 19, который прежде занимал Артур, находился Рэй. Ингрид расположилась в башне. Элен ухаживала за Луи, слегшим с ужасной желтухой, которая возникла у него с некоторым запозданием в результате нервного потрясения.

Бернар с пару минут постоял там, опираясь на спинку кресла Поля. Время от времени он слышал в микрофоне голос Рэя. На борту все идет хорошо. Американец упорно насвистывал себе под нос «Янки Дудл».

Перед звездолетом, насколько хватало глаз, лежал песок. То были пологие дюны, с округлыми куполовидными либо с серповидными вершинами, порой — со скалистыми отростками, жалкое плечо планеты. Навязчивое, как рефреном повторяющаяся в его голове фраза: «Мы в бесплодном мире… в бесплодном мире… в бесплодном мире…» Несмотря на устрашающие глубины подземелий, несмотря на красоту желтой расы, он чувствовал, что находится на износившейся планете, жизнь которой уже близится к закату. Он подумал, что и Земля когда-нибудь станет такой — огромной рыжей опустошенностью под небом цвета индиго. Он содрогнулся, словно внезапно увидел сквозь свою плоть собственный же скелет.

Все те же дюны, все тот же песок, все то же тусклое и далекое солнце. Горизонт выглядел затуманенным пылью, поднимаемой этим легким и постоянным ветерком, не прекращавшимся ни на минуту со дня их прибытия.

— Все в порядке, Поль?

— В полнейшем. А как ты?

— Да что-то как-то на душе тоскливо.

— А в чем дело? — поинтересовался Сиг. — Поругался с Ингрид?

— Нет. Но мне почему-то кажется, что эта планета нас ненавидит. Ты только посмотри на эту желтую землю. Никогда во время своих экспедиций в Сахару я не ощущал такой враждебности почвы. В свободные минуты на ней всегда можно было обнаружить какую-нибудь травинку, насекомое, рептилию или же людей. Здесь же все обстоит совершенно иначе. А что нас ждет за горизонтом? Кто они, эти желтые? — Он кивком указал на Анаэну. — Что мы знаем о ней, о ее мыслях? Она была прекрасна, я ее спас, как поется в одной песенке. Что в этой прелестной головке? Быть может, они такие же злюки, как и черные. В любом случае, у них за спиной 30 миллионов лет истории! Тридцать миллионов лет! На Земле это переносит нас в мезозой! Я чувствую себя живым ископаемым! Возможно, мы для них такие же диковины, как для нас — диплодоки. И потом, мы уже потеряли одного из наших…

— Я уверен, — возразил Поль, — что в них больше гуманности, чем тебе кажется. И я вообще не понимаю, какая муха тебя укусила. Естественно, мне тоже не весело, когда я думаю об Артуре. Но все это риски…

— Ну да, ты же не видел, как он там отбивался и укусил жреца!

— Довольно уже, успокойся, Бернар, — промолвил Сиг. — Это пройдет. Это просто криз. Такое у всех нас будет. Просто ты первый. Послушай. Два года тому назад я зимовал на Шпицбергене вместе с двумя химиками и командой траппёров. Искал «редкие земли». Так вот, там у всех случился криз — сначала у одного, потом у другого. Дошло до того, что один из химиков, пока мы спали, заложил свои сани и ушел… прямо в Швецию. Мы настигли его только через двое суток, уже едва не замерзшего. Прошло еще двое суток — и он же первый над этим смеялся!

— Ох, да знаю я, что это пройдет! Но как факт того, что я это знаю, может уменьшить мою нынешнюю печаль?

Он пожал плечами и направился в башню. Ингрид, развалившись в кресле, разглядывала пустыню.