Юрий Максимов - Зиккурат

– Похоже на то, – согласился Главный Контактер. – Может, еще удастся договориться с землянином до Гарзы… Ты знаешь, от меня лично ничего не зависит. Но кое-что я постараюсь сделать, сын моего друга. Несколько минут я вырву для тебя. Пущу кое-кого раньше.

Энмеркар удивился и устрашился этим словам. Но потом усилием воли выгнал всякие мысли о Гарзе и начал думать о приятном: о море. Он слышал, что оно бескрайнее. Наверное, как небо. Взгляд устремился в перламутровую пелену с раздвоенным огненным оком Уту. А еще отец говорил, что оно соленое… Как это пахнет, интересно? А еще, говорят, там живут особые белые птицы…

Летатель резко пошел вниз, метя в куб-верхушку Дома Поднятия Головы.

– Что такое? – крикнул мальчик Главному Контактеру, но тот не ответил.

Стремглав они обрушились на угол седьмого яруса, пронзая его собою насквозь. Летатель резко ударился о пол, и Энмеркар, не удержавшись, свалился на холодные, покрытые темными пятнами плиты, прямо под ноги двум мускулистым, затянутым в алое помощникам Главного Контактера.

– Приготовьте его к Гарзе, – приказал завораживающий голос.

– Ты обещал отвезти меня посмотреть на море! – закричал Энмеркар, вскакивая на ноги, мгновенно позабыв о ссадинах, прочертивших плечо при падении.

– Ничего я не обещал, – холодно ответил высокий человек в зеленом плаще, избегая смотреть ему в глаза. – Я тебе сказал, что мы могли бы успеть слетать на побережье, но ни словом не обмолвился о том, что мы туда полетим.

– Все равно! – Энмеркар топнул ногой. – Я – Избранный! Я имею право! Я хочу увидеть море!

– Хватит, парень, игры кончились. – Главный Контактер отвернулся и взмыл на летателе вверх.

Энмеркар еще раз топнул, глядя, как уменьшается в небе темно-синий прямоугольник, и тут слезы сами хлынули у него из глаз. Рыдания сдавили горло и вырвались из него. Он не хотел, но ничего не мог с собой поделать. Широкая ладонь легла ему на плечо.

– Не плачь, мальчик, – посоветовал голос сзади.

– Ты избран для великой чести, – добавил голос справа.

Когда стихли шаги уведенных Тези Ябубу, Зеберга и Суня, стало тяжелее. Мы сидели с Бонго в разных углах и молчали, не глядя друг на друга. Отчаяние рвало мне сердце. Никогда я еще не переживал такого. Давным-давно, на Меркурии-4, скрываясь под раскаленными обломками станции, я тоже ощутил дыхание смерти. Но там я мог надеяться, что помощь за мной придет, как оно в итоге и случилось. А здесь ждать помощи неоткуда. Душа томилась и трепетала, как полотно на ветру. Хотелось немедленно что-то сделать. Но что можно делать, когда сделать ничего нельзя? Когда ты связан по рукам и ногам?

Где-то там, далеко-далеко, мать сейчас лежит на диване и смотрит очередной сентиментальный сериал. Его начали показывать еще до нашего отлета, будут показывать и когда мы… должны были бы вернуться. Где-то там в эту минуту брат спешит к заутрене, приподнимая полы рясы над мокрой от росы травой. Я помню это место по визографиям – огромное озеро, смыкающееся на горизонте с небом, песчаные берега, поросший леском и обрывающийся скалами полуостров, белые, приземистые храмы… Где-то там Анна сейчас сидит перед бледным экраном среди рабочей суеты, принимая беспилотные грузовики с Марса… Остренькое, сосредоточенное личико, белые кудри деловито убраны в хвост, губки поджаты, брови напряженно сведены… Где-то там жена Мусы готовит детям обед. Я видел ее лишь раз, мельком. Полную сорокалетнюю брюнетку сложно назвать красивой, но, наблюдая, каким огнем нежности всыхивают ее темные глаза при взгляде на мужа, Мусе можно было позавидовать. Теперь-то уж никто ему завидовать не станет… Где-то там скачут на мустангах по прериям Айовы подопечные Тези Ябубу – загадочные бледнолицые вашичу, покачиваясь в седлах от чрезмерного употребления виски… Человеческая жизнь течет во всем своем многообразии… За миллиарды километров отсюда. Как же все-таки мучительно оказаться вне «родного муравейника», в тоскливом кошмаре по-настоящему чужого мира… Как бы хотелось, чтобы все это и впрямь оказалось лишь дурным сном, который вот-вот обернется спасительным пробуждением…

Не выдержав, я вскочил и начал ходить взад-вперед по темной камере, как Зеберг полчаса назад. В затхлом воздухе все еще витал слабый запах его одеколона. Что же стало с нашим насмешником, когда то невидимое, что он так яро отрицал, само явилось ему, насильно распахнув глаза и сдавив сердце…

– Надо что-то делать, – пробормотал я на ходу.

– Да, надо, – отозвался врач. – Нельзя же сидеть сложа руки и дожидаться, пока нас прихлопнут!

– Может быть, обмануть сангнхитов, пообещать, что скажу им секрет…

– Верно! – горячо поддержал Бонго. – Обмани их, Вассиан, обмани! Ведь они не знают, что именно ты скрываешь. Расскажи им какую-нибудь белиберду и пообещай, что помогает она по прошествии многого времени – и поверят они, никуда не денутся.

Снедаемый страхом, я остановился и нахмурился, глядя на валяющуюся голову С-403:

– А может, все же не обманывать?

– Да, так, пожалуй, лучше, – подумав, согласился негр. – Обман-то скоро обнаружится, и тогда нам придется еще хуже, чем теперь. Не дураки же сангнхиты, чтобы поверить одним обещаниям, без доказательства делом!

Я развернулся и пошел в обратную сторону, размышляя по ходу:

– Может, попытаться бежать, когда придут за нами?

– Точно! Нас двое, мы оба в хорошей физической форме. Конвоиры вроде безоружны. Если они вдвоем забирали отсюда троих, то за нами явятся, наверное, не больше. Мы знаем, что они – люди, значит, физиология та же, что и у нас. Оглушим одного головою «искателя», а уж с другим как-нибудь справимся вдвоем. Как говорится, побей одну собаку и остальные разбегутся.

Выглядело и впрямь соблазнительно, но… Дойдя до противоположной стены, я прислонился к шершавым камням рукой и вздохнул:

– Нет. Отсюда не вырваться.

– Твоя правда! – нехотя кивнул врач. – К тому же, даже если нам удастся сбежать, мы ведь ничего здесь не знаем. Как выйти на поверхность? А если выйдем, куда идти дальше? Как добраться до корабля? Нас схватят в любом случае. Никаких шансов.

– Что же тогда? Сидеть сложа руки и ждать?

– Да, Вассиан, ты прав: лучше подождать. Если сейчас нет никаких возможностей, то, быть может, они появятся позже?

Я перестал ходить и сел, оперевшись спиною о холодную стену.

– Может, нам вообще лучше умереть? – пробормотал я в пустоту.

– И впрямь так! – отозвалась пустота голосом Бонго. – Мертвый не боится, не чувствует боли, не страдает от неизбежного и не стремится к недостижимому. Лучше бы мы были мертвы.

Изумленный, я вскинул голову и долго смотрел в немигающие глаза Бонго, пока не стало жутко.