Владимир Колотенко - Тебе и Огню
в подреберье горящий огонь.
Я наверное нищая вечно.
Я полцарства себе отхвачу.
Там, где всем отведенное место.
Где правителю и палачу
Одинаковы почести. Теста
Хватит ровно на сорок хлебов
И отслужит последнюю мессу
Поп-расстрига для отчих гробов...
Оттого ли скупыми стихами
по дырявым карманам звеня
их теряю налево-направо,
и все больше «их есть у меня».
Оттого ли времен не считая,
Не считаясь... изменам взамен,
с головою опять я бросаюсь
в леденящий поток перемен.
И меня - Эх! заносит в такие
позабытые богом края,
где какие-то странные силы
по старинным лекалам кроят
человечью материю...
Лена умолкает, вдруг таращит глаза и быстро-быстро мигает ресницами, затем указательными пальцами смахивает вдруг вызревшие на щеках бусинки слёз...
- Извини, - говорит она, - прости, пожалуйста, не могу...
Видимо, судорога сдавила ей горло.
Я в замешательстве. Я не знаю, что предпринять и инстинктивно делаю очередной глоток. И смотрю на Лену взглядом провинившегося ученика.
Взяв себя в руки, помолчав и прокашлявшись, она продолжает:
...Скальпель испокон над любым занесен.
И не нужно на серое капать,
и с бездушными петь в унисон.
О душе. А потом для прикола
Сделать шаг - чтоб обрушиться вниз.
...
Непокойною яркой заплатой
Клок рубахи украсил карниз...
...из-мо-ча-ле-на...
Без единой запинки... Ровно... Чтец от бога! Не прикасаясь к айфону, даже не глядя на него, устремив взор в угол комнаты. По памяти!.. Я всегда завидовал её способности запоминать текст страницами и воспроизводить его с безукоризненной точностью до каждой запятой, до точки. Мы как-то даже поспорили...
Затем следует пауза тишины. Эта пауза, я понимаю, нужна Лене, чтобы совладать с нахлынушей волной восторга. Она вот-вот вспыхнет огоньком разгорающейся спички, да какой там спички - ярким сполохом новой звезды... Мне бы следовало хоть каким-то словом, хоть каким-то движением проявить своё участие во вдруг возникшей ситуации, но я и сам охвачен внутренним трепетом этого восторга, сижу, молча рассматривая свои ладони, совершенно обездвижен и нем...
Медитирующий йог. Если не мумия Тутанхамона! Сидящего в позе лотоса...
- «С бездушными петь в унисон. О душе», - это круто! - тихо произносит Лена.
Такова сила слова!
Тинкиного!
Наконец, она берёт себя в руки, смотрит мне в глаза и, прокашлявшись, произносит:
- Не понимаю, как такое возможно...
И смотрит на меня, растеряно хлебающего немыслимо вскусный кофе с ложечкой коньячку, из своей горяченькой мирненькой ленивенькой чашечки... С голубой каёмочкой...
Я никогда прежде не видел, чтобы Лена так на меня смотрела!
- Хочешь? - неожиданно для себя спрашиваю я и протягиваю ей чашечку с напитком.
- Да-да... Спасибо-спасибо...
Она берет и делает несколько неспешных глотков.
- Ты можешь пояснить мне, - спрашивает она, - как так может быть?
Да, с радостью! Я мог бы всю эту словесную вязь, эту магическую глубину и мощь Тининых слов расшифровать и представить Лене наилучшим образом в самой простой и доступной форме. Да, конечно!.. Ведь всё дело в том, что...
Я мог бы...
Я этого не делаю: хм! если бы я мог это знать! Как только начинаешь излагать своими словами весь этот волшебный феномен, тот же час теряется вся его таинственность. Рассказать словами о значении слов - трудная задача и по силам лишь людям сведущим, рассказать же тайну Тининых слов - для меня непосильная! Надо быть... Да, не меньше! Ведь вся, так сказать, трансцендентность и весь экзистенциализм этой тайны в том и состоит... Даже мысленно я не могу себе сформулировать... А кто может?
Лена с лёгкостью принимает моё очевидное бессилие, и не дожидаясь моих пояснений, снова берёт айфон, листает...
- «Так я была измочалена лишь однажды...».
Думает, затем снова листает, листает... Говорит:
- «Завод кончился... Я просто ушла. Вслед за караваном... ».
Снова листает...
...а я стоном дрогну...
Затем читает, что-то бубня себе под нос...
«Чую беду...» - только и удаётся мне расслышать. Наконец говорит громко:
- «... а сейчас мы будем слушать скрипичный концерт Гайдна...».
Я не совсем понимаю Лену: какой концерт, какого Гайдна? Молча смотрю на неё вопросительно. Я решительно не могу взять в толк, о чём она говорит!
- И фото моё убери, - произносит Лена, - мне его тиражирование не нужно.
Ну, мать, думаю я, это уже чересчур, это уж слишком. И вот что ещё поразительно: она ни словом не упоминает о Жоре! Будто этой истории с его распятием никогда и не было, будто он до сих пор не висит на кресте, роскошествуя своей непокорностью пламени вовсю разгорающегося костра! Жорино пламя для Лены - пшик, мелкая рыбёшка...
Я жду. Чего, собственно? Я знаю, что это ожидание может оказаться тщетным: у Лены даже мысли о костре не возникнет! Её мысли порабощены Тиной.
- Держи, - произносит она, глядя куда-то в сторону и отдавая мне чашку с остатками кофе, - спасибо...
Пожалуйста!
Лена смотрит на меня как на кактус, задумавшись, молчит. Проходит минута. Затем:
- Это всё? Или...
- Да, - говорю я, - всё... обе...
- Что обе-то?
- Половинки...
Я беру обе половинки... и сопоставляю их по месту разлома. И хотя это только копии этих самых Жориной и Тининой финтифлюшек, сделанные из какого-то пластика, удержать их на весу не так-то легко. А что говорить об оригинале! Помню...
- Тут, - говорит Лена, указав бровью на слепленную из половинок табличку, - всего несколько жалких карлючек... птички, зайчики, человечки... Детский сад...
- Ни одного зайчика, - поправляю я, - птички, стрелочки, человечки...
- Пусть, - говорит Лена, - пусть нет зайчиков и синичек... Но ты мне уже целый месяц читаешь какой-то взбалмошный текст о каких-то там золотых рыбках и скрипичном концерте Гайдна, о талерах и йенах... Бред какой-то! Ты вот уже... ноябрь на дворе! с конца лета... Ой, какого лета?! Сколько я тебя знаю, ты только и лепишь мне об этих ваших финтифлюшках... Жора на блошином рынке в Стокгольме сто лет тому назад... Не понимаю, почему на рынке?..
- Да не было никакого рынка! Это был Жорин бзик...
- Жорин что?..
- Ну... Жорина закрутка...
- Рест, скажи по-русски!
- Ну, выдумка, придумка... Бзик! Неужели не ясно?
- Зачем?
- Чтоб не приставали с расспросами.
- И?..
- И вот, когда удалось расшифровать этих зайчиков из детского сада...
- Слушай, - говорит Лена, - как могут эти несколько зайчиков с синичками и червячками вмещать в себе столько неприкрытой белиберды. Ты сам-то, когда читал мне, хорошо уразумел, что там написано?
- Детский сад, - отвечаю я, чем ещё больше возмущаю Лену.
Она молчит, смотрит на меня, не мигая, затем встаёт, всем своим видом показывая, что больше не намерена меня слушать. А я ведь искренне хочу донести до неё: то, что нам удалось расшифровать... Тинино письмо, текст...
Детский сад!
В этом-то всё и дело! Лена, сама того не подозревая, подтвердила известную мудрость: «Устами ребёнка глаголет истина». Всё дело в том, что...
Да, в этом-то всё и дело: Элис!
Но об этом - потом...
- Оказалось, - теперь уверяю я, - что весь этот набор Тининых словотворений, что называется, тютелька в тютельку совпадает с последовательностью нуклеотидов в ДНК Элис. Что это и есть тот ключ, за которым тысячи лет охотились... Тот философский камень... алхимики многих поколений... Тот самый-пресамый...
Я не подбираю слова, нахожу самые точные, самые сильные, даже не пытаясь связать их в простые и ясные предложения.
- ...эликсир бессмертия, - заключаю я.
- Пожалуйста, - просит Лена, - помолчи, пожалуйста...
Она теперь стоит у окна, рассматривая с высоты птичьего полёта свой любимый Питер. Я подхожу - город как на ладони: вон Исаакий, левее... а там дальше - синий извив залива и бесконечная, слившаяся с небом, притуманенная молочной дымкой ноябрьская даль...
Чтобы знать её настроение, я беру её за плечи. Ни единым движением она не противится моим объятиям, только произносит тихо:
- Побрейся...
И затем:
- Смотри...
Я эту картинку видел уже сто тысяч раз.
- Смотри, - повторяет она, - берём ДНК...
Ничего неожиданного в её словах нет - мы ведь уже вспоминали о ДНК Эллис. Эллис или Элис? Тина не принимает никаких искажений: Эллис и Элис - два разных человека! Это я и сам понимаю.
- Итак, - говорит Лена, - берём ДНК... А кто эта Элли? - спрашивает Лена.
Я же рассказывал уже много раз! Я и сам до сих пор... Малышка!.. Та, что время от временя появляется в моей жизни совсем неожиданно, как снег на голову, совершенно случайно... Совершенно!.. То там, то тут...
