Генри Олди - Кукольник. Куколка. Кукольных дел мастер

Скрип, стон, хруст; прутья вздыхали, лопаясь. Автоматика безмолвствовала: она угодила в то положение, в котором недавно пребывал Эдам. Происходящее не предусматривалось базовой программой. Решетка, по оценке «следаков», самоуничтожалась без видимой причины. На стенном мониторе возникал контур тела, намечен еле-еле, чтобы сразу сгинуть – идентификация голема срывалась, не дойдя до логического завершения.

А Эдам ломал.

Часть прутьев врезалась в его плоть – трансформируясь, всасываясь, увеличивая массу и силу. От пиджака остались клочья, рубашка висела лохмотьями. Улетели обрывки брючного ремня. Голем остался без штанов – они сползли на пол. Это было бы смешно, когда бы не пугало. Безволосые ноги Эдама белели двумя свечками, оплывая, меняя форму, наращивая дополнительный объем мышц.

Лючано не знал, сколько это продолжалось. Заворожен величественным зрелищем, он очнулся лишь тогда, когда голем ворвался в пролом, достаточный для его новых габаритов, и, ускоряясь, погнался за беглецами. Понимая, что не в силах тягаться с Эдамом в скорости, кукольник все же поспешил следом.

За спиной загнанной лошадью храпела решетка, исковеркана до неузнаваемости. Система пыталась втянуть остатки заграждения в стены. Ничего не получалось: пазы отказывались принимать внутрь этот кошмар.

Прямо вперед.

Направо.

По кольцу, не обращая внимания на псевдо-иллюминаторы.

Он отдавал себе команды, как заключенный, ведомый упрямой автоматикой. Бежал, сбив дыхание, спотыкаясь на ровном месте. И всю дорогу думал о какой-то безумной ерунде.

Я и близнецы – в косвенном родстве. Дети – мои коллеги «по несчастью». Речь не о рабстве или заточении в недрах взбесившегося «Шеола». Давида с Джессикой зачинали родители, насквозь «пронизанные» флуктуацией – гениальная догадка профессора Штильнера. Близнецы родились с флуктуативным материалом в организмах. Это обеспечило передачу свойств матери-энергетки при межрасовом браке. Флуктуация низшего порядка, амеба «вжилась», растворилась в биологическом носителе без остатка, выполнив функцию переносчика. Во мне – пенетратор, флуктуация гораздо более высокого класса по шкале Шмеера-Полански. Зачни я сейчас ребенка с Юлией или Фиониной, дитя наверняка родится помпилианцем или вудуном.

Это что, особо изощренная издевка судьбы?

Быстрее, идиот, быстрее…

– Давид, Джессика! Вы здесь?

Мелодичный голос Эдама, доносясь из-за поворота, вновь звучал ровно. Ни одышки, ни малейших признаков волнения. Вежливый интерес, и только. Голем желал получить информацию. Человек на его месте крыл бы беглецов семиэтажным загибом, поминая всю семью до двенадцатого колена, грозил исполосовать задницу и оборвать уши…

– Давид, Джессика! Вы здесь?

Через двадцать секунд за изгибом кольцевого тоннеля обнаружилась ходячая (бегающая!) печень семьи Шармалей. Эдам стоял возле наглухо задраенного шлюза, рядом с переговорным устройством. Сенсор переговорника горел зеленым.

– Давид, Джессика! – голем терпеливо ждал ответа. – Вы здесь?

Пыхтя и отдуваясь, Лючано перешел на шаг. Колени предательски дрожали. Последний раз так ему довелось нестись на Тамире, под выстрелами, когда угоняли спасбот. Помнится, в корабль его втащили за шиворот – подняться по трапу сил не хватило.

– Мы здесь.

Нашлись! Ну, хвала небесам…

Он взглянул на изображение в ближайшем фальш-иллюминаторе – и чуть не упал в обморок. Снаружи виднелся мятый бок «Герсилии», весь в бляшках-оспинах установленных мин! Под нижний край окна-дисплея с проворством насекомых ныряли последние «осы», возвращаясь в гнездо.

Дети заперты на заминированной либурне! Корабль вот-вот отстрелят и уничтожат! Они что, рехнулись?!

«Нет, малыш, – вздохнул маэстро Карл, – гематры в своем уме. Инсценировали драку, дождались, пока автоматика отсечет их от вас с Эдамом – и рванули сюда. Выиграли время, чтобы успеть добраться именно до «Герсилии». И оказались на корабле перед закрытием шлюза, который отрезал их от голема. Помнишь, они рылись в планшете летописца? Явно что-то нарыли! Сопоставили, просчитали…»

«Но зачем?! Они же не самоубийцы?!»

Как выяснилось, вопрос «Зачем?» интересовал исключительно Тарталью. Эдама волновало другое – если слово «волнение» вообще применимо к голему.

– С вами все в порядке?

– С нами все в порядке.

– Какое «в порядке»?! – взорвался Лючано, словно «осы» заминировали не «Герсилию», а его, и ЦЭМ отдал приказ об уничтожении. – Живо кыш с корабля, засранцы! Взяли моду… Вас сейчас на молекулы разнесет!

– Мы знаем.

– И я знаю, – Эдам даже головы не повернул, отвечая. Если бы надобность говорить с Лючано хоть на миг помешала оценке ситуации, голем бы промолчал.

– Так сделай что-нибудь! Вытащи их оттуда!

– Не нужно напоминать мне о моих обязанностях.

Хладнокровный идол у переговорника гораздо меньше, чем прежде, напоминал человека. Лохмотья пиджака и сорочки, чудом державшиеся на плечах Эдама, неприятно шевелились. Торс голема претерпевал очередные изменения. Голые ноги покрылись уродливыми буграми и шишками. Часть их медленно втягивалась в псевдо-плоть. Кожа меняла цвет и фактуру; на бедре серебряным блеском сверкнула чешуя. Голени обросли шершавым керамопластом, коленные суставы вздулись, утолщаясь и твердея на манер мощных шарниров; описать, во что превратились локти, не представлялось возможным…

– Дэвид, Джессика! Шлюз со стороны корабля открыт?

– Да.

– Отступите на десять шагов. Я иду к вам.

– Хорошо, Эдам. До отстыковки осталось одиннадцать минут тридцать семь секунд.

– Я понял. Спасибо. Ждите.

Голем пришел в движение. Он повернулся лицом к задраенным створкам шлюза, и Лючано увидел: перед ним – бесполое существо. До сих пор он воспринимал Эдама, как мужчину. Искусственного, синтетического, да хоть из пальца высосанного – но мужчину. Теперь сомнений не осталось. Бедра голема плавно сходились к гладкому низу живота, где наблюдалось лишь скругление, как у манекена.

«Тетушка Фелиция утверждала, что ангелы бесполы, – мелькнуло нелепое воспоминание. – Выходит, ангелы-хранители тоже…»

Ошарашен диким зрелищем, Тарталья не сразу заметил: руки Эдама претерпели куда более разительные метаморфозы, нежели остальное тело. Рукава пиджака разошлись по швам, свисая длинными полосами; наружу торчали два угловатых, частично металлизированных костыля. Блестело защитное покрытие; сквозь него местами проступала бледная плоть. Из-за этого казалось, что верхние конечности Эдама усеяны лишаями. Оканчивались костыли матовыми клювами-пробойниками. Роговые наросты? Вороненая сталь? Алмазный углепласт?