Майкл Муркок - Ритуалы Бесконечности

Кое-что начало проясняться в его смущенном мозгу… Понятно, почему он отказался сотрудничать со Штайфломайсом, несмотря на все то, что увидел, начиная с их первой встречи.

Они были свидетелями двух различных типов волшебных церемоний. Фаустаф мало знал о суевериях, хотя слышал о белой и черной магии, но он не понимал различия между людьми, занимающимися ими. Возможно, то, что приводило его в ужас, было вариантом черной магии. Но были ли другие сцены проявлением белой магии? Сама идея магии или суеверия ужасала его. Он был ученым, и для него магия означала невежество и поощрение невежества. И она отождествляла бессмысленное убийство, фатализм, самоубийство, истерию. Внезапно ему в голову пришла мысль, что это означает и водородную бомбу, и мировую войну. Короче говоря, это означает отклонение человеческой сущности в ее природе — полное перерождение в зверя. Но что означает белая магия? Возможно, что также невежество. Черная поощряла грубые черты человеческой натуры. Так, может быть, белая поощряла (что?) — «благочестивую сторону»? Желание зла и желание добра? Как гипотеза эта версия вполне удовлетворительна. Но человек не был зверем, и он не был богом, он был Человеком. Разум — вот что выделяет его среди животных. Магия, насколько это было известно Фаустафу, отвергает разум. Религия принимает его, но почти не поддерживает… Только наука принимает и поощряет его. Фаустаф вдруг увидел социальную и психологическую эволюцию человечества ясно и четко. Одна наука принимала человека таким, какой он есть, и отыскивала возможность применения его полного потенциала.

Все же планета, на которой он находился, была созданием великолепного ума, и вместе с тем здесь происходили такие страшные и магические ритуалы.

Впервые Фаустаф подумал, что создатели симуляций в чем-то поступают не правильно, ошибочно — по их же собственным понятиям.

С болью в сердце он признал возможность того, что они даже не понимают, что делают.

Он повернулся, чтобы высказать эту мысль Штайфломайсу, который, как он предполагал, следовал за ним, но Штайфломайс уже ушел.

XVI. ЧЕРНЫЙ РИТУАЛ

Фаустаф заметил Штайфломайса, когда тот сворачивал за угол. Он побежал за ним, пробираясь среди празднующих, которые даже не замечали его.

Когда профессор снова увидел Штайфломайса, тот уже садился в машину. Фаустаф закричал, но тот ничего не ответил. Он завел двигатель и быстро уехал.

Неподалеку стоял еще один автомобиль. Фаустаф забрался в него и пустился в погоню. Не раз ему пришлось объезжать группы людей, которые, как и везде, не замечали его, но ему удалось, без особых трудностей, не потерять след Штайфломайса. Тот ехал по дороге на Лонг-Бич. Вскоре впереди показалось море. Штайфломайс выехал на берег, и Фаустаф заметил, что даже на пляже люди занимаются ритуалами. Впереди виднелся большой серый дом, нечто вроде гасиенды, и Штайфломайс повернул машину к нему. Фаустаф не был уверен, что Штайфломайс знает о преследовании. Безо всяких предосторожностей тот остановил свой автомобиль возле дома, вышел из машины и вошел вовнутрь.

Когда Фаустаф осторожно въехал на стоянку, он нашел машину Штайфломайса пустой. Тот уже был в доме.

Парадная дверь была закрыта. Фаустаф обошел дом, подошел к окну и заглянул. Окно выходило в большую комнату, которая, казалось, занимала весь первый этаж. Штайфломайс находился там со множеством людей. Среди них профессор увидел и Мэгги Уайт. Она сердито смотрела на Штайфломайса, который встречал ее взгляд своей обычной усмешкой. На Мэгги Уайт было свободное черное одеяние. Капюшон его был откинут на плечи. Кроме нее, только Штайфломайс был одет в некоторое подобие костюма.

На всех остальных были черные накидки с капюшонами и больше ничего. Женщины стояли на коленях в центре, их склоненные головы были обращены к Мэгги Уайт. Некоторые из них держали большие черные свечи, а одна — сжимала в руках большой средневековый меч.

Мэгги Уайт сидела в кресле, похожем на трон. Она разговаривала со Штайфломайсом, тот что-то ответил ей жестом и ненадолго вышел из комнаты, чтобы появиться вновь одетым в такой же балахон, какой был и на ней. Мэгги Уайт отнеслась к этому неодобрительно; но было очевидно, что она не в состоянии остановить Штайфломайса.

Фаустаф удивился, почему она принимает участие в ритуале. Даже ему было совершенно ясно, что это был ритуал черной магии, а Мэгги изображает Королеву Тьмы — или что-то в этом роде.

Штайфломайс теперь сидел в другом конце комнаты и приводил в порядок свое одеяние, улыбаясь Мэгги и говоря ей что-то такое, что заставило ее еще сильнее нахмуриться. По тому, что Фаустафу было известно, он понял, что Штайфломайс изображает Принца Тьмы.

Двое из мужчин вышли и вернулись с очень красивой молодой девушкой. Ей, наверное, не было и двадцати лет. Она выглядела полностью ошеломленной, но не находилась в состоянии транса, как все остальные. У Фаустафа сложилось впечатление, что ее не коснулась перемена психологии, которая охватила всех остальных. Ее светлые волосы были взлохмачены, а тело казалось умащенным маслом. Стоящие на коленях женщины поднялись с ее появлением и отступили к стене, встав вдоль нее, как и мужчины. С явным нежеланием Мэгги Уайт обратилась к Штайфломайсу, который поднялся и весело подошел к девушке, подражая ритуальным движениям людей. Двое мужчин пригнули девушку к полу, так что она лежала на спине перед Штайфломайсом, который пристально смотрел на нее, улыбаясь. Он повернулся к Мэгги и заговорил с ней. Женщина сжала губы, ее глаза стали злыми.

Фаустафу показалось, что Мэгги Уайт, должно быть, идет на то, что ей совсем не нравится, но делает это добровольно. Штайфломайс, напротив, был доволен своей властью над другими.

Он встал на колени перед девушкой и начал ласкать ее тело. Фаустаф увидел, что голова девушки внезапно дернулась, и глаза приняли бессознательное выражение. Она начала вырываться. Двое мужчин вышли вперед и стали придерживать ее за руки и ноги.

Фаустаф посмотрел вниз и увидел плоский камень, используемый как часть декорации сада. Он поднял его и бросил в окно. Он рассчитывал, что люди испугаются, но когда снова заглянул внутрь, то увидел, что только Мэгги Уайт и Штайфломайс заметили его.

— Оставьте ее в покое, — сказал профессор Штайфломайсу.

— Но кто-то должен сделать это, профессор, — ответил Штайфломайс. — Кроме того, мы подходим для этого лучше других. Я и мисс Мэгги Уайт. Мы не подчинены никаким инстинктам, у нас нет вожделения, не так ли, мисс Уайт?

Мэгги просто покачала головой, ее губы были плотно сжаты.