Марианна Алферова - Золотая гора

Лео с сомнением покачал головой:

- Нам его вряд ли отдадут. Но идем со мной...

Он взял Генриха за руку и повел за собою. Они обогнули дом. Лео толкнул обитую железом дверь, ведущую в подвал.

- Здесь, - сказал он тихо.

Они спустились по каменным ступеням. Внутри был какой-то хлам. Мутное стекло крошечного оконца огромный паук заплел своей ловчей сетью. Повсюду обломки, пыль, лишь в центре помещения монументом громоздился старый деревянный стол с выгнутыми толстенными ногами. Лео вытащил из дальнего угла сундук, поднял крышку. Внутри деревянного чрева лежал длинный потемневший цилиндр, оплетенный проводами. На связке разноцветных проводков болтался странный венец. Генрих сразу понял, что это венец вовсе, а шлем. Шлем для перекачки.

- Это самый первый прибор, - сказал Лео. - Опытный экземпляр. Папашино изобретение. С его помощью Ядвига, Бетрей, Футурова и Трашбог получили свои доли.

- Мы должны спасти Иванушкина, - проговорил Генрих. - Чего бы нам это не стоило. Где Ядвига?

- В доме, наверное.

- Идем к ней и все расскажем.

Лео замотал головой:

- Она меня убьет.

- Все равно идем!

Глава 22. ШТУРМ БЕЛОЙ УСАДЬБЫ.

- Иванушкин? - переспросил Хреб.

- Да, Иванушкин с двести седьмого огорода, - кивнул Мишка-Копатель.

- Слышал про такого, - хозяин Белой усадьбы смотрел куда-то мимо копателя и вертел в руках пластиковый стакан с мены. - Им почему-то в последнее время многие интересуются.

Мишаня нахмурился:

- Слушай, Хреб, мы с тобой не первый год вместе копаем. Мена без усадьбы не прорастет, усадьба без мены завянет. Вспомни, сколько опивок мы через вас перекачали.

- Опивками ныне один сброд интересуется, - отвечал равнодушно Хреб. Бизеры покупают лишь первоклассный материал.

- Модули только для мены! - воскликнул Мишаня, выказывая себя даже здесь патриотом мены.

Выкрикнул и замолчал, потому что впервые за весь разговор Хреб удостоил его взгляда.

- Хорошо, сколько кожурок ты хочешь? - спросил Мишаня, сдаваясь.

- Сотню пустых цилиндров, - сладко раздвинув губы в улыбке, отвечал Хреб. - Ведь мена стоит дороже. Так?

- Сто кожурок? - переспросил Мишка-Копатель, морщась, будто куснул ревеня. - А если я откажусь?

- Заплатят другие.

- Кто?

- Не глупи, Мишаня, неужели ты думаешь, что я скажу?

- Можешь сказать, - неожиданно прозвучал низкий женский голос.

Боковая дверь в приемную распахнулась, пропуская стройную смуглую женщину. Темные, чуть косо прорезанные глаза смотрели насмешливо.

- Мадам Ядвига! - Мишаня невольно привстал. - А вам-то зачем Иванушкин?

- Разве я задавала этот вопрос тебе? - Она уселась в кресло напротив и закинула ногу на ногу.

Стройные у нее ноги - просто глаз не оторвать. Мишаня покорно снес оплеуху и даже осклабился в улыбке.

- А чем будете расплачиваться, мадам Ядвига? Молодильными яблоками? поинтересовался копатель.

- Может, и так. А чем расплатишься ты? Своей коллекцией пустых консервных банок?

Хреб нахмурился. Ему не нравилась эта перебранка. Что-то не так. Но вот что - он пока не мог понять. А ведь он всегда все понимал с первого слова.

Копатель на слова Ядвиги обиделся:

- Узнаю этот тон! Сколько презрения! Много лет назад точно таким же тоном вы предрекали, что мена вскоре сгинет, потому что кончатся мозги у наших огородников. А что вышло? Мена по-прежнему процветает, огородники к нам идут и идут. В другой стране хреновой все бы давно иссякло, остались бы одни жмыхи. А у нас это будет длиться бесконечно.

Возразить в ответ на столь пламенную речь мадам Ядвига не успела - в приемную ворвался чернушник с перекошенным белым лицом.

- Они идут! - вопил чернушник. - Идут! Спасите! - и повалился в ноги Хребу, как жмых в Траншею.

Вот она, подлянка - сообразил Хреб и вскочил.

- Жмыхи, - бормотал чернушник. - Они повсюду. На стены лезут, а их сбивают. Их сбивают, а они лезут.

Теперь они услышали, что снаружи доносится негромкое потрескивание: это чернушники палили из автоматов.

- Я же говорил - годовщина! - заорал Мишаня.

Но Хреб не стал его слушать и кинулся вон из комнаты.

Во дворе Белой усадьбы царил хаос. На стенах парни в красных штанах и черных куртках палили из автоматов, равномерно поливая огнем площадь за стенами. Но все равно часть жмыхов успела взять препятствие. Теперь охранники орудовали автоматами, как дубинами, пытаясь отбиться от атакующих, а они упорно лезли на чернушников, вырывали оружие из рук, хватали за одежду, душили. Пахло паленым мясом: жмыхи, не обращая внимания на боль, хватались за раскаленные стволы автоматов. А жмыхи все прибывали, нелепыми прыжками спускались по лестницам по двор, висли на охранниках штук по пять, по шесть, - будто огромные белые слизни.

При виде этой картины Хреб оторопел.

- Вот он! - вдруг заорал Мишаня и сильно толкнул Хреба в бок.

Хреб обернулся. Два человека бежали по двору, оба явно не из компании чернушников - один подросток в ватнике и ушастой шапке, другой - в клетчатой рубахе и брезентовых брюках.

- Амбар разорили! Кочаны удирают! - завопил не своим голосом Хреб, и хотел кинуться наперерез бегущим, но трое жмыхов повисли на нем и повалили на землю.

Мишаня оказался ловчее. Увернувшись от неповоротливых белых доходяг, вялых, как овощи весной, он в три прыжка очутился возле беглецов. Человек в клетчатой рубашке обернулся, и копатель узнал Иванушкина. Только тот почему-то переменился: уж больно быстр он был в движениях, да и взгляд...

- Ты! - выдохнул копатель.

- Я, - отвечал беглец и прямохонько засадил Мишане в поврежденный жмыхом глаз.

Копатель рухнул, но, падая, успел ухватить мальчишку за ворот ватника, и подмял Ядвигиного пажа под себя. А сверху грудой навалились жмыхи, так, что копатель пошевелиться не мог, не то, что встать.

- Лео! - заорал в ужасе Иванушкин.

- Беги! - донеслось в ответ.

Но голос шел не из-под груды копошащихся тел, а откуда-то извне. Ив хотел противиться приказу, хотел остаться, раскидать мерзкую кучу и вытащить на свет Леонардо, и спасти, но кто-то другой заставил его против воли повернуться , потом сделать шаг, второй, третий... Иванушкин пошел, потом побежал, все быстрее, быстрее. Какой-то чернушник попытался схватить его - он увернулся. Расталкивая ползущих жмыхов, наступая на их скользкие вялые тела, взбежал на стену. И не задерживаясь, сиганул вниз. Ему казалось, что он сейчас умрет.

Но он не умер.

- Генрих, очнись! Очнись! - Ядвига трясла бизера за плечо, и наконец видение - двор, чернушники и жмыхи - пропало.

Одд сидел в кабине своего синего аэрокара, положив руки на пульт управления. Пальцы онемели также, как и все тело. Пот крупными каплями стекал по лицу, а в груди было холодно, будто Генрих проглотил кусок льда.