Илья Варшавский - Лавка сновидений (повести и рассказы)

- Вот в этом-то все дело, - говорю я. - Возможности непрерывно сокращаются. Вероятно, они боятся что скоро даже те крохи, которые вы им оставили, будут отвоеваны вашими обезьянами.

- Обезьянами? - переспрашивает Лой. - Ну нет, обезьяны предназначены не для этого

- А для чего?

Лой не спешит с ответом Последние ряды демонстрантов уже прошли, и мы снова пускаемся в путь.

- Профаны, - говорит Лой. - Профаны всегда падки на всякую сенсацию, способны раздуть ее до невероятных размеров. Ваши представления о мыслящих обезьянах - чистейшая фантастика. Сверхмозг - просто рабочая машина, такая же, как любое счетно-решающее устройство. Нет смысла изобретать то, что уже создано природой, но усовершенствовать природу

всегда можно. Пока тот же Макс нам очень полезен при решении ограниченного круга задач. Изменятся эти задачи - придется искать что-нибудь новое.

- Не знаю, - говорю я. - Все это темный лес. - Просто меня, как писателя, пугают эти обезьяны. Впрочем, я их и близко-то не видел.

- Хотите посмотреть? Я могу это вам устроить, хотя Центр очень неохотно выдает разрешения на посещение питомника.

- Еще бы! Вероятно, зрелище не для слабонервных.

- Нет, - отвечает он, - просто это отвлекает обезьян.

x x x

Разрешение приходит через пять дней. Почему-то оно на двух человек.

Я решаю, что Лой хочет блеснуть перед Лилли, и звоню ей по телефону.

- Я сегодня занята, - говорит она. - Если не возражаешь, с тобой поедет Тони.

...Мы останавливаем автомобиль перед воротами Центра. Висящее на них объявление доводит до всеобщего сведения, что въезд общественного транспорта на территорию категорически воспрещен.

Отщелкиваем свой пропуск в маленьком черном аппарате и сразу попадаем в иной мир.

Густые, нависшие кроны деревьев, посыпанные розовым песком дорожки, спрятанные в густой зелени белые коттеджи, полная тишина.

Если бы не вспыхивающие при нашем приближении указатели, можно было подумать, что мы перенеслись на несколько столетий назад.

Указатели приводят нас к большому одноэтажному зданию, обнесенному высоким забором.

Небольшая калитка в заборе заперта. Я нажимаю кнопку звонка, и через несколько минут появляется худой, высокий человек, облаченный в синий халат. Он долго и с явным неудовольствием разглядывает наш пропуск.

- Ну что ж, заходите!

Мы идем за ним. В нос нам ударяет запах зверинца. Весь двор уставлен клетками, в которых резвятся мартышки.

- В кабинеты заходить нельзя, - говорит наш проводник.

- Мы имеем разрешение.

- Они сейчас работают. Никому не разрешается заходить, когда они работают.

- Но тут же ясно написано в пропуске, - настаиваю я.

- Скоро перерыв, они пойдут обедать, тогда и посмотрите.

Нужно ждать, ничего другого не остается. От нечего делать мы разглядываем мартышек.

- А они тут зачем? - спрашивает Тони, указывая на клетки.

- Не знаю. Я сторож, мое дело их кормить, а что с ними там делают потом, меня не касается.

- Ну их к черту! - говорит Тони. - Поедем домой, Свен.

- Когда у них обед? - спрашиваю я.

- А вот сейчас буду звонить,

Раздается звук колокола. Мартышки прекращают свою возню и припадают к решеткам.

Я почему-то испытываю невольное волнение.

Открываются массивные двери, и из дома выходят пять горилл.

Мартышки в клетках начинают бесноваться. Они вопят, размахивают руками, плюют сквозь прутья.

Гориллы идут медленным шагом, высокомерные, в ярких халатах, слегка раскачиваясь на ходу. Они чем-то удивительно походят на Лоя.

Рядом с нами истошным голосом вопит маленькая обезьянка с детенышем на руках. Она судорожно закрывает ему ладошкой глаза, но сама не может оторвать взгляда от приближающейся процессии.

Шум становится невыносимым.

Тони зажимает уши и отворачивается. Его начинает рвать.

Гориллы проходят мимо, не удостаивая нас даже поворотом головы, и скрываются в маленьком домике расположенном в конце двора.

- Все! - говорит сторож. - Через час они пойдут обратно; если хотите, можете подождать.

Я подхожу к одной из клеток.

В глазах маленькой мартышки - тоска и немой вопрос, на который я не могу ответить сам.

- Бедная девочка! - говорю я. - Тебе тоже не хочется быть хуже своих сородичей.

Она доверчиво протягивает мне лапку. Я наклоняюсь и целую тонкие изящные пальчики.

Тони трогает меня за рукав.

- Пойдемте, Свен. Есть предел всему, даже... здравому смыслу.

Назад мы идем уставшие и злые. Тони что-то насвистывает сквозь зубы. Это меня раздражает.

У поворота на главную аллею стоит обнявшаяся парочка. Я их сразу узнаю,

- Снимите шляпу, Свен, - высокопарно произносит Тони. - Сегодня мы присутствуем при величайшем эксперименте, кладущем начало расширенному воспроизводству лопоухих.

Я поворачиваюсь и что есть силы бью кулаком в его ухмыляющийся рот.

- Вы идеалист, Свен, - говорит Тони, вытирая ладонью кровь с губы. Неисправимый идеалист. И ударить-то по-настоящему не умеете. Бить нужно насмерть. Писатель!

Я приближаюсь к ним, сжав кулаки и проклиная себя за то, что у меня никогда не хватит духа поднять руку на женщину. Тони идет сзади, я слышу его дыхание у себя за спиной.

Первой нас замечает Лилли. У нее пьяные, счастливые глаза.

- Поздравьте нас, мальчики, - говорит она. - Все получается просто великолепно! И гороскоп изумительный!

Мы молчим.

Лой берет ее под руку, Лилли оборачивается к Тони:

- Я вернусь через десять дней. Пожалуйста, не напивайся до бесчувствия.

Мы оба глядим им вслед. Когда они доходят до поворота, Тони говорит:

- Поедем ко мне. У меня есть спирт, полная бутылка спирта.

x x x

Проходит всего три дня, но мне кажется, что мы постарели за это время на десяток лет.

Я улетаю. Тони меня провожает.

- Вот письмо к Торну, - говорит он, протягивая мне конверт. - Думаю, что Торн не откажется вас взять. Ему вечно не хватает людей. Ведь археология не входит в список официально признанных наук. Приходится рыть лопатами.

- Спасибо, Тони! - говорю я. - По правде сказать, мне совершенно наплевать, чем они там роют. Меня интересует совсем другое.

- Чепуха все это, - говорит Тони. - Двадцатый век. Не понимаю, что может вас интересовать там.

- Не знаю. Мне хочется вернуться в прошлое. Понять, где и когда была допущена роковая ошибка. Может быть, я напишу исторический роман.

- Не напишете, - усмехается он, - ведь сами знаете, что не напишете.

Я смотрю на часы. Пора!

- Прощайте, Тони!

- Подождите, Свен! - Он обнимает меня и неловко чмокает в щеку.

Я поднимаюсь по трапу. Тони смотрит на меня снизу вверх.

- Скорее возвращайтесь, Свен!